— Думаю, — сказала она наконец, — что Эмма бы одобрила.


На борту частного «Боинга-727» огромными буквами было написано «Перфюм». Самолет опустился на единственную взлетно-посадочную полосу, которая, словно нож, глубоко вонзилась в тело залива Коулун. Из реактивного лайнера вышли Билли Чинг и Перфюм. Они прибыли в аэропорт Гонконга Кай Так. После того как таможенные сотрудники произвели осмотр багажа, пассажиры «Боинга» направились к поджидавшему их вертолету, который полетел в направлении порта Виктория, а затем дальше, к самому острову Гонконг. Через двадцать минут вертолет приземлился на специально оборудованной площадке, расположенной позади особняка Билли, который фасадом был обращен на залив Репалс. Особняк, выстроенный в начале тридцатых китайским магнатом, занимавшимся торговыми операциями, выглядел совсем как особняк в британской колонии. Имелось немало крылец и веранд. Когда мальчики-слуги принялись разгружать чемоданы Перфюм, произведенные фирмой «Боттега Венета», Билли направился прямиком в дом, пришел в свой рабочий, прохладный от работы кондиционера кабинет. Усевшись за стол, он взял телефонную трубку и набрал номер.

— Говорит Билли, — через несколько секунд сказал он. — Начинайте вторую фазу.


— Это один из моих самых любимых ресторанов, — говорил Клаудии два дня спустя Артур. Это был многим известный в Санта-Монике китайский ресторан Вольфганга Пака.

— Вы часто бываете в ресторанах?

— Да, с тех пор как сбежала Кати. Я не слишком-то умею готовить, да и…. В общем, я не люблю быть дома. Чувствую себя несколько одиноко.

Им показали столик неподалеку от кухни и медного жара.

— Вы позволите вам заказать? — спросил Артур. — Полагаю, вам может прийтись по вкусу то, что я выберу.

— Конечно.

— Мы возьмем сейчас копченую семгу с соусом силантро и еще черно-золотые макароны, — сказал он официанту. — И еще принесите даме ризотто из омара с хорошо поджаренным шпинатом. И бутылочку белого «Мондави Фюме».

— А не слишком ли калорийно? — поинтересовалась Клаудиа, когда официант удалился.

— Поверьте, нет.

— Расскажите мне о Кати.

Он некоторое время поиграл ложкой.

— Она очень красивая женщина. Мы познакомились с ней в Лос-Анджелесском университете. Минут десять с ней пообщался — и тотчас влюбился. Когда я закончил Школу Права, мы поженились. Ей хотелось стать актрисой, то есть она очень серьезно обдумывала это.

— Она была хорошей?

— Пожалуй. Но, знаете, весь этот мир кино — такой непредсказуемый. Я имею в виду, что одни люди становятся кинозвездами, тогда как другие, почти такие же, никогда не могут выбиться в люди.

Клаудиа улыбнулась.

— Моя бабка Лаура Лорд стала звездой лишь благодаря огромной помощи моего деда.

— О, конечно, связи очень помогают.

— Единственной связью меж ними был секс.

Артур улыбнулся.

— Что ж, может быть. Кати тоже была очень сексапильной. Как бы то ни было, но ей удалось сняться в парочке фильмов и в нескольких эпизодах «Лунного света». Однако большего ожидать не приходилось. Ее это очень угнетало. А в один прекрасный день она сбежала с тренером. Они живут нынче в Венеции, и она серьезно занимается йогой.

— Дети?

— Сын. Ему десять лет. Отличный мальчишка, обожающий скейтборд.

— Вот бы на него взглянуть.

— А не хотели бы вы после обеда взглянуть на мой дом? Я живу неподалеку от вашего отеля. Джил как раз будет к тому времени дома.

— С удовольствием.

Официант принес бутылку вина. Пока Артур наливал и нюхал винный букет, она испытывала какое-то странное чувство. Внезапно она поняла, какое именно.

Именно так она чувствовала себя во время первого чудесного ланча с Ги в замке Субиз два года назад.


— Вам нравится музыка Рахманинова? — спросил он ее час спустя, когда они ехали в его «мерседесе».

— Я его обожаю.

— Стало быть, вы романтик, как и я.

— Вы сумели влюбиться в Кати за десять минут, а я влюбилась в Ги минут через пять.

Он улыбнулся.

— И посмотрите теперь, чем мы оба закончили. Вот так.

Дом был симпатичной калифорнийской версией построек в новоанглийском стиле, хотя и был он построен из светлого камня, а не из досок.

— Мне нравится ваш дом, — сказала Клаудиа, когда они остановились возле парадной двери.

— Спасибо. Я купил его в прошлом году и назвал «Заложенным Поместьем». Сейчас строю теннисный корт. — Артур открыл входную дверь и вошел первым, чтобы включить в холле свет. И тотчас раздались звуки Третьего концерта Рахманинова.

— Горовиц, — пояснил он, когда Клаудиа переступала порог. — Чувствуйте себя как дома, а я пойду приведу Джила.

Клаудиа вошла в просторную гостиную. На стенах мерцали разным светом три электронные скульптуры, озаряя две огромных размеров картины современных художников. Интерьер выглядел очень современным. Ее отец, например, ненавидел подобный стиль, однако здесь чувствовался хороший вкус.

— Привет.

Обернувшись, она увидела стоявшего в дверях мальчика. Будучи похожим на отца, он был очень красив.

— Джилберт, — представился он. — Отец просил вам передать, что он пошел достать немного вина. И он был прав.

— В чем же он был прав?

— Он сказал, что вы выглядите прямо как принцесса Дайана.

— Благодарю за комплимент.

— Но только вы умнее ее.

Клаудиа рассмеялась.

— Джилберт, ты слишком много разговариваешь, — сказал появившийся позади него Артур, в руках которого были два светло-зеленых бокала. — Мы наскоро сообразим сейчас, затем я отвезу вас в отель. Вы что думаете насчет Джилберта?

— Думаю, что он очень красив и очень добр.

— На самом деле это не так, — возразил Джилберт. — Я самый настоящий грубиян.

— Его слова, не мои, — сказал Артур, протянув Клаудии бокал. — За Калифорнийский парк «Калафия», — и он прикоснулся краем своего бокала к бокалу Клаудии.

— О нет, он будет именоваться «Коллингвудовский Калифорнийский заповедник».

— По-моему, звучит отлично. Ваше здоровье!

Они посмотрели друг другу в глаза и пригубили вино. «Интересно, — подумала она, — прилично ли спать с собственным юристом? Конечно, если он об этом попросит».


На следующее утро в 6.30 Клаудиа одела костюм для пробежек, завязала шнурки «рибоков» и вышла из отеля, чтобы пробежать свои две мили. Направилась она на юг и побежала через земли Сельского клуба «Бель Эйр». Дорога была абсолютно пуста.

Она уже одолела первые полмили, как внезапно серая «тойота» притормозила и двинулась вровень с Клаудией, держась за спиной бегуньи. Но вот автомобиль резко рванул, и из него раздались выстрелы. За какие-нибудь две секунды до ранения Клаудиа почуяла опасность и попыталась убежать с дороги. Но тут рванувшая машина сильно ударила ее, и Клаудиа пролетела по воздуху футов двадцать, приземлившись в кустах.

«Тойота», за рулем которой сидел азиат, умчалась.


Джеффри Бретт изнывал от страха. Известие об «инциденте» с Клаудией, который едва не окончился ее смертью, поверг Джеффри в состояние паники, потому что он знал, что это был отнюдь не инцидент. Артур позвонил ему и сообщил, что был совершен на Клаудию автомобильный наезд, однако же она осталась в живых и с переломанным бедром доставлена в больницу «Седарс-Синай». Сломаны были также правая нога, два ребра, не считая многочисленных контузий. Но самое ужасное — она была в состоянии комы. Доктора высказывали надежду, что она выживет, однако как только речь заходила о коме, они становились более осторожны в своих высказываниях. Мощнейший удар пришелся в затылочную часть черепа, и существовала опасность того, что Клаудиа не сможет никогда прийти в себя.

В своем просторном рабочем кабинете на 58-м этаже Джеффри расхаживал от окна к окну. Под ним расстилался весь Сан-Франциско. Джеффри мог хорошо разглядеть сейчас Ринкон-Хилл, где сто сорок лет назад Скотт Кинсолвинг выстроил деревянный особняк, куда и привез свою молодую жену. Нынче Ринкон-Хилл был западной оконечностью города. Мог Джеффри видеть и Ноб-Хилл, где Эмма и Арчер выстроили свой дворец в псевдоренессансном стиле, на месте которого стоял теперь двадцатиэтажный отель.

Клаудиа сказала, что он предал семью. Видит Бог, кого только в семье не было — и нечестные люди и простолюдины, наиболее яркими примерами которых были Слейд Доусон и Лоретта Доусон. Однако же в настоящее время Коллингвуды были семейством сродни Рокфеллерам, Меллонам, Фордам, Дюпонам. Окруженные ореолом всего самого лучшего, они, без сомнения, приблизились к положению монархов, насколько вообще было можно стать монархом в Соединенных Штатах.