В те времена «шестьдесят персон» и «камергеры» были в Комароме важными особами. Первые состояли членами муниципального совета, а «камергер» ведал всеми волами и лошадьми городского хозяйства.
Аталия охотно слушала льстивые речи хитрой старухи.
С тех пор, как г-н Качука зачастил к Тимее, характер девушки резко изменился, она стала удивительно кроткой, даже с матерью теперь обращалась ласково. Г-жа Зофия была большой любительницей ароматного чая, обильно приправленного ромом. И Аталия каждый вечер приготовляла ей этот напиток. Всем на удивленье, она теперь отлично ладила с горничными и тоже угощала их чаем. Для дворецкого, кучера и прочих слуг подавался напиток, скорее напоминавший пунш, чем чай. И мамаша и челядь не могли надивиться ее щедрости.
Однако г-жа Зофия разгадала причину столь необычной кротости своей дочери.
«Что-то больно задабривает меня моя непутевая доченька. Видно, надеется, что я поселюсь с ней, когда она выскочит замуж. Ведь Аталия не больно-то любит хозяйничать, она и похлебку толком не сварит. Потому-то я и стала для нее вдруг „миленькой маменькой“, которую ублажают чаем с ромом. Да только меня не проведешь, я-то знаю, что за продувная бестия моя дочь!» Увы, вскоре ей представится случай еще больше укрепиться в своем мнении.
Аталия всячески заискивала перед майором, лебезила и унижалась. Куда девалась ее прежняя заносчивость и горделивость? Она с приветливой улыбкой открывала ему дверь, любезно провожала его к Тимее, принимала участие в их беседах, а когда покидала гостиную, из соседних комнат доносилось ее веселое мурлыканье.
Она великолепно разыгрывала свою роль, прикидывалась скромной и услужливой. Однажды, когда Тимея предложила ей сыграть на фортепьяно в четыре руки, она с простодушной стыдливостью заявила, что совсем разучилась играть. Единственный инструмент, мол, на котором она упражняется, — это мясорубка. После своей метаморфозы Аталия играла на фортепьяно, только когда ее никто не слышал.
Все поверили, что она старается переделать свой характер и стать добродетельной супругой, достойной парой Яношу Фабуле.
Только г-на Качуку не смогла она обмануть. Он видел ее насквозь. Он сознавал, что виноват перед Аталией, и вместе с тем понимал, какие счеты она хочет свести с Тимеей.
Неужели ты, бледнолицая женщина, забыла о том, что в доме, где ты поселилась, раньше хозяйничала Аталия? Она была богатой невестой, роскошно одевалась, мужчины ухаживали за ней, женщины завидовали. Когда же тебя волной прибило к этому берегу, жизнь ее пошла под уклон. В удел ей достались нищета и людское презрение. Опозоренная, покинутая женихом, она сделалась всеобщим посмешищем. Правда, ты не виновата, что так сложилась ее жизнь, но все-таки ты была причиной ее несчастий.
Твое бледное лицо и сросшиеся черные брови словно отмечены печатью рока. Судно, на которое ты вступаешь, идет ко дну. Дом, в который ты входишь, рушится. Тебе всюду сопутствует злой рок. Гибнет тот, кто тебя преследует, но гибнет и тот, кто выручает тебя из беды. Как же ты не боишься спать под одной кровлей с Аталией? Под этой «роковой» кровлей?..
Неужели ты не содрогаешься от ужаса, когда эта девица с улыбкой заглядывает тебе в глаза? Неужели не бросает тебя в дрожь, когда она почтительно склоняется к твоей руке и целует ее? Разве ты не чувствуешь, как холодные змеиные кольца обвивают твои ноги, когда она зашнуровывает тебе ботинки? А когда она наливает тебе вино в бокал, ты не думаешь, что она может подсыпать тебе яда?..
Нет, Тимея была далека от подозрений. Доверчивая и простодушная, она обращалась с Аталией, как с родной сестрой. Она сама сказала Аталии о том, что хочет дать ей в приданое кругленькую сумму — сто тысяч форинтов. Ведь именно такую сумму определил для нее Михай. Тимея хотела устроить счастье девушки, наивно воображая, что можно возместить деньгами потерю жениха! Но ведь Аталия добровольно отказалась от него! Когда Тимар предложил ей приданое, она заявила ему: «Этот человек не нужен мне больше ни на этом, ни на том свете!» Тимея и не подозревала о той ночной сцене, когда Аталия тайком пробралась к бросившему ее жениху и ушла, отвергнутая им. Наивная Тимея не знала, что женщина, от которой ушел возлюбленный, никогда не простит этого сопернице, навсегда затаит в сердце бессильную злобу и ненависть к ней.
Зато майор Качука отлично помнил то ночное свидание. И все больше тревожился за Тимею, Однако сказать ей об этом не решался.
Но вот наступил канун дня святой Сузанны. Тимея постепенно отвыкала от траура. Давалось ей это нелегко. Тимее трудно было расстаться со своей скорбью, счастье словно пугало ее.
Сначала она разрешила себе отделать черное платье белыми кружевными оборками. Затем черный цвет сменился пепельно-серым, шерстяная ткань — атласом. Наконец, эту серую монотонность платьев оживил клетчатый рисунок. Теперь от траурной одежды оставался только черный чепчик, единственный символ печали по Михаю Тимару Леветинци.
В день Сузанны и этот последний знак вдовьей печали должен был перекочевать в хранилище семейных реликвий. Новый нарядный чепчик из драгоценных кружев был уже готов, оставалось только примерить его.
На беду, Тимея пожелала впервые надеть белый чепчик при майоре. Это подсказало ей женское тщеславие. Ведь для молодой вдовушки белый кружевной убор почти то же, что свадебная фата для девушки-невесты… А майор Качука в тот день заставил себя довольно долго ждать. Он задержался потому, что заказанный им букет белых роз поздно был доставлен из Вены. В нынешнем году это был уже второй именинный букет, ведь майору теперь было дозволено поздравлять возлюбленную и в день Тимеи, и в день Сузанны.
Накануне именин молодая женщина получила немало поздравительных писем и адресов. У нее было множество знакомых, иные из них были искренне преданны ей, другие выражали почтение из деловых соображений. Но на этот раз она не стала распечатывать ни одного послания, и они лежали грудой в стоявшей на столе серебряной корзинке. Многие конверты были надписаны детским почерком — в городе и его окрестностях жило сто двадцать четыре крестника молодой женщины, и все они поспешили прислать ей свои незатейливые поздравления. Прежде ее забавляли и радовали эти чистосердечные пожелания счастья, но сейчас все ее помыслы были поглощены другим…
— Взгляни, какое письмо! — воскликнула Аталия, беря в руки один из конвертов. — Вместо печати — вдавленная в воск золотистая козявка!
— И какими необычайными чернилами написан адрес! — заметила Тимея. — Положи его к остальным, завтра прочтем.
Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что письмо надо прочесть немедленно! То было послание маленького Доди. И все-таки его бросили в груду писем.
Наконец прибыл майор. В то же мгновенье поздравления ста двадцати четырех крестников были забыты. Тимея поспешила к нему навстречу.
Девять лет назад, может быть, в этой же комнате, счастливый жених преподносил другой невесте роскошный букет алых роз. И та, прежняя невеста, сейчас находится здесь. Здесь же стоит и зеркало с колонками, в которое взглянула тогда Аталия, проверяя, хорошо ли сидит на ней подвенечное платье…
Взяв из рук майора прелестный белый букет, Тимея поставила его в севрскую вазу и шепнула ему:
— Я тоже хочу подарить вам одну вещицу. Она никогда не будет вашей и тем не менее предназначается для вас.
Загадочный предмет извлекли из коробки. То был новый кружевной чепчик.
— Какая прелесть! — воскликнул майор, бережно взяв в руки воздушную вещицу.
— Вы мне позволите примерить его?
Майор хотел ответить, но взглянул на Аталию, и слова замерли у него на губах. А Тимея, ничего не замечая, с ребячливой веселостью подошла к зеркалу и сняла свой вдовий убор. Тут лицо ее снова омрачилось. Тихо поднесла она чепчик к губам и прошептала:
— Бедный мой Михай!..
Так совлекла с себя Тимея последний знак своего вдовства.
Майор Качука все еще продолжал держать в руках белый чепчик.
— Дайте же мне, я его примерю!
— Вы позволите мне помочь вам? — спросил майор.
В те годы носили высокие прически, и Тимея нуждалась в такой услуге.
— Увы, тут вы не сможете быть мне полезным, — возразила она, — Аталия будет так добра и поможет мне.
Она сказала это простодушно, без всякой задней мысли, но майор заметил, как побледнела при этом Аталия. Он сразу вспомнил, как она сказала когда-то Тимее: «Поди сюда, помоги мне надеть свадебную фату!» Вероятно, Аталия тоже не подозревала тогда, какой ужасный яд заключен в ее приказании.