Мор Йокаи - Золотой человек

— Оставайся, — простонал вконец измученный Тимар.

— Ага! Вот как ты теперь заговорил! — злорадствовал каторжник. — Ну, что ж, присядем и еще потолкуем. Начнем сначала. Итак, первым делом ты уступаешь мне «Ничейный» остров.

Тимару пришел в голову довод, которым он поспешил воспользоваться:

— Но ведь «Ничейный» остров принадлежит не мне, а Ноэми…

— Весьма справедливое замечание. И тем более основательно мое требование: остров — достояние Ноэми, а Ноэми — твое достояние.

— Что ты хочешь этим сказать? — гневно взглянул на него Тимар.

— Но-но… Перестань таращить на меня глаза! Или ты забыл, что связан по рукам и ногам? Лучше разберемся по порядку, Ты напишешь письмо Ноэми, — я сам отвезу его. Надо полагать, мерзкая черная сука подохла, и я без опаски могу наведаться на остров. В письме ты чин чином простишься с Ноэми. Объяснишь ей, что не можешь на ней жениться, ведь тебя связывают нерасторжимые узы брака, в который ты вступил прежде, чем познакомился с ней. Скажешь, что у тебя есть красавица жена по имени Тимея, — Ноэми наверняка вспомнит это имя. В утешение ты уведомишь девушку, что позаботился о ее судьбе: выписал для нее из далеких краев жениха, с которым она уже была однажды помолвлена, — статного красавца и славного малого, готового закрыть глаза на ее прошлое и жениться на ней. Пообещаешь также позаботиться о молодоженах. Ты обеспечишь их всеми благами, благословишь их и пожелаешь счастья и взаимной любви.

— Как? Ты хочешь получить еще и Ноэми?

— Еще бы, черт побери! Неужели ты вообразил, будто я намерен прозябать на твоем захудалом острове на манер Робинзона? Должен же кто-нибудь ублажать меня в таком уединении! Я уже пресытился прелестями чернооких и черноволосых красоток по ту сторону океана. Увидав златокудрую, голубоглазую Ноэми, я без памяти в нее влюбился. Я не забыл, что она закатила мне оплеуху, выгнала с острова, и жажду мести! А разве это не благородно — отомстить за пощечину поцелуем? Я хочу стать повелителем этой строптивой красотки. Такова моя прихоть. А какие права ты имеешь на Ноэми? Разве я не был ее женихом? В моей власти сделать девушку своей законной женой, вернуть ей утраченную честь, а вот ты никогда не сможешь жениться на ней и только обречешь ее на страданья.

Изверг капал кипящим салом на израненное сердце Тимара.

— Возьми все мое состояние! — взмолился Михай.

— О деньгах пока еще рано говорить. Дойдет черед и до них. А сейчас я не хочу ничего, кроме Ноэми! В конце, концов, она принадлежит не тебе, а мне.

Тимар в отчаянии ломал руки.

— Будешь ты, в конце концов, писать Ноэми? Или мне отнести эти письма в монастырь?

— Бедняжка Доди! — вырвалось у Тимара.

Кристиан усмехнулся и великодушно заверил его:

— Я стану отцом ему, добрейшим папочкой…

Тут Михай не выдержал. Вскочив с места, он, как разъяренный ягуар, кинулся на авантюриста, схватил его за руки прежде, чем тот успел пустить в ход оружие, быстро повернул и с такой силой пнул ногой в спину, что Кристиан вылетел через открытую дверь в коридор и упал навзничь. Когда он с трудом поднялся на ноги, его мотало из стороны в сторону. Он начал спускаться, споткнулся о первую же ступеньку и кубарем полетел вниз, изрыгая хриплые проклятия.

В нижнем этаже было темно, царила глухая тишина. Тугой на ухо подвыпивший старик виноградарь спал беспробудным сном у себя в каморке.

Тимар мог убить Кристиана, ведь тот был у него в руках. Он был достаточно силен, чтобы удавить мерзавца или размозжить ему череп ружейным прикладом, — пули на него жалко… Но Михай не был душегубом. Он не мог прикончить даже покусившегося на его жизнь убийцу. Вероятно, и сейчас он вел себя как истинно «золотой человек»… В минуту, когда были потеряны честь и состояние, когда все пошло прахом, словно развеянная по ветру мякина, он позволил убежать человеку, который задумал разорить его, опозорить и окончательно погубить.

А может, все-таки покончить с этим злодеем? В спальне на стене висит второе заряженное ружье, ничего не стоит пристрелить его из окна, когда он переступит порог дома и пойдет по обширному двору к воротам. Тодор Кристиан слывет разбойником и грабителем, он беглый каторжник. Кто станет притягивать Михая к ответу за то, что он лишил жизни такого закоренелого преступника? Застрелив его, он может даже получить вознаграждение от бразильского правительства…

Тимар вышел на балкон. Скрестив руки на груди, он молча следил, как Тодор вышел из дома, как тащился по двору до самых ворот. Из-за шомодьских берегов показалась луна и осветила фасад замка.

Мрачная, неподвижная фигура Тимара на залитом лунном светом балконе представляла отличную мишень для пули.

Проходя под балконом, Тодор Кристиан вскинул голову и взглянул на Тимара. Его физиономия была вся в крови, — скатываясь кувырком по лестнице, он разбередил рану на лбу.

Кто знает, может быть, Тимар нарочно подставил голову под пулю?

На минуту авантюрист остановился и дал волю своей ярости. Он отчаянно жестикулировал и бесновался, совсем как Аталия. Уж очень походили друг на друга эти выродки! Хлопнув рукой по ружью, Тодор отрицательно покачал головой. Потом погрозил Тимару кулаком и удалился. Эти неистовые, безмолвные жесты, видимо, означали: «Погоди, я расправлюсь с тобой по-другому!»

Тимар не отрывал взгляда от Кристиана, шагавшего по снежной дороге к озеру. И еще долго всматривался он в сумрачную даль, пристально следя за черной точкой, которая удалялась по серебристому ледяному полю в сторону двуглавого монастыря на вершине Тиханьской горы и наконец исчезла во мгле.

Тимар так ушел в созерцание, что даже не заметил бури, надвигавшейся со стороны Залайских гор.

В районе озера Балатон иной раз при самой тихой погоде внезапно налетает свирепый ураган. Застигнутые врасплох рыбаки, услыхав издали гуденье ветра в кронах прибрежных деревьев, изо всех сил налегают на весла, спеша добраться до залайского берега. Порывы штормового ветра мгновенно вздымают волны, которые подхватывают утлые рыбацкие челны, несут их по разбушевавшемуся озеру и выбрасывают на прибрежную отмель. Проходит несколько часов, и бури — как не бывало. Порывистый ветер утих, — ему, как прихотливой невесте, вздумалось протанцевать всего один тур. Волнение улеглось. Кругом снова безмятежная тишина и покой.

Так и теперь. Из-за гор вырвался штормовой ветер и стремительно погнал снеговую тучу. В воздухе кружились колючие, как иглы, снежинки. Небольшая туча заволокла часть неба. Во мрак погрузились только горы да скалистый мыс Тиханьского полуострова с угрюмым собором на вершине нагорья. Холмистые меловые берега на востоке по-прежнему четко вырисовывались в лунном свете.

Буря неистово ревела, раскачивая вековые деревья Арачской долины. Флюгера на крыше старинного замка протяжно стонали — словно призраки оплакивали далекое прошлое. А когда ураган, гнавший поземку по глади Балатона, налетал на ледяные глыбы возле прорубей, поднималось такое гуденье, такая свистопляска, будто привидения, стеная и плача, гнались друг за другом.

Но вот сквозь свист и завыванье до слуха Тимара долетел издалека чей-то душераздирающий крик. Крик этот заглушил даже вой ветра. То был вопль отчаяния, смертельного испуга, исступленный призыв о помощи. Через несколько мгновений крик повторился, но звучал он уже глуше. Потом все смолкло. Слышно было только завывание ветра.

Вскоре буря пронеслась. Деревья Арачской долины перестали шуметь. Стихло гуденье ветра на озерном просторе. Небо прояснилось. Воцарилась мертвая тишина.

Улеглось волнение и в сердце Тимара.

«Все. Конец! Больше податься некуда. Я бежал, пока хватало сил, и оказался у края бездны. Через нее уже не перебраться…»

Вся прожитая жизнь, как в калейдоскопе, промелькнула перед Тимаром. Она напоминала тяжелый сон. И теперь, — он это знал, — начиналось пробуждение.

Да, Тимар понял, где кроется причина всех его несчастий. Он захотел обладать прекрасной, богатой девушкой. Он строил свою жизнь на зыбком фундаменте своих фантазий. Все это походило на загадку сфинкса: когда она разгадана, сфинкс бросается в бездну. Как ему дальше жить? Ведь он развенчан в глазах людей! Как взглянут теперь на него Тимея и Ноэми? Он низвергнут с высоты, на которой стоял столько лет, пользуясь громкой славой в заморских странах, осыпанный милостями монарха, окруженный почетом соотечественников…