Мор Йокаи - Золотой человек

Челядь спала беспробудным сном. Эскулапы тщательно осмотрели всех, — никто не притворялся. Слуги были одурманены настоем опия.

Кто же еще находился в доме? Кто мог покушаться на жизнь Тимеи?

— А куда девалась Аталия? — осведомился майор у г-жи Зофии.

Та молча уставилась на него. Она и сама этого не знала.

Исправник открыл дверь в спальню матери и дочери. За ним вошли все остальные. Позади плелась Зофия. Она-то знала, что постель дочери пуста. Однако, как ни странно, Аталия сейчас лежала в кровати и, казалось, крепко спала.

Кружевной ворот нарядного батистового пеньюара был застегнут до самого подбородка. Прическу прикрывал вышитый ночной чепчик. Белые холеные руки, скрытые до запястий кружевными оборками рукавов, покоились на одеяле. И руки и лицо были безукоризненно чисты.

Увидав дочь, Зофия в недоумении прислонилась к стене.

— Она тоже спит мертвым сном, — заключил врач. — И ей дали опиума.

Военный лекарь, в свою очередь, подошел и пощупал пульс Аталии. Пульс был ровным, спокойным.

— Спит мертвым сном…

Ни одна черточка не дрогнула на лице девушки, когда врачи проверяли ее пульс. Даже движением брови не выдала она, что притворяется. Аталия, изумительно владевшая собой, сумела всех обмануть.

Всех, кроме одного. Того, чью возлюбленную она хотела сжить со света.

— Вы в самом деле уверены, что она спит? — спросил майор.

— Дотроньтесь до ее руки, — предложил доктор. — Вы сами убедитесь, что она совершенно холодная и спокойная.

Аталия почувствовала, как Качука взял ее за руку.

— Но взгляните, господин доктор, — сказал вдруг майор. — Посмотрите внимательно, видите под ногтями этой прелестной беленькой ручки следы… свежей крови!

При этих словах пальцы Аталии судорожно сжались. Майору показалось, что в его руку вонзились орлиные когти.

В тот же миг Аталия с хохотом сбросила с себя одеяло и вскочила с постели. С вызывающим, горделивым видом оглядела она изумленных мужчин, пронзила торжествующим взглядом майора, потом гневно уставилась на мать. Не выдержав демонического взора дочери, несчастная женщина без чувств упала на пол.

В судебных архивах комаромского комитата хранятся материалы о нашумевшем уголовном процессе, героиней которого была Аталия Бразович.

Эта изворотливая женщина весьма искусно защищалась, полностью отрицая все, умело отводя любое обвинение. А когда казалось, что ее вот-вот уличат, она так запутывала дело, что судьи теряли все нити и были не в состоянии разобраться и установить истину.

…Зачем бы ей понадобилось убивать Тимею? Ведь она и сама была уже невестой, собиралась начать честную супружескую жизнь. К тому же Тимея — ее благодетельница, она даже позаботилась о богатом приданом к ее свадьбе. Да и никаких следов преступления нигде не найдено, разве что в спальне Тимеи… Ни окровавленного лоскута, ни полотенца, ни хотя бы горстки пепла в очаге от какого-нибудь сожженного предмета.

Не могли судьи и дознаться, кто подсыпал сонный порошок прислуге. В тот вечер разгулявшаяся челядь без разбора пила и ела что попало, а среди множества сладостей и заморских пряностей могли оказаться и какие-нибудь одурманивающие специи. В людской не удалось обнаружить ни капли пунша, даже стаканы, из которых его пили, оказались вымытыми. К тому времени, когда городская стража ворвалась в дом, все, что могло вызвать подозрение, было уже убрано. По утверждению Аталии, она в тот вечер и сама попробовала какую-то сомнительную специю с дурным привкусом, после чего заснула так крепко, что ее не разбудили ни крики матери, ни поднявшийся в доме шум. Очнулась она, лишь когда майор сжал ее руку.

Одна мать за полчаса до преступления видела ее постель пустой. Но она не решалась давать показания против дочери.

Больше всего говорило в пользу Аталии то, что все двери в комнате Тимеи были заперты, а сама Аталия спала глубоким сном. Каким же способом убийца мог пробраться сюда и потом снова ускользнуть?..

Но, допустим, тут действительно имело место покушение. Почему же именно на нее, Аталию, пало подозрение? Почему не на любого из обитателей этого дома? Известно, что майор до поздней ночи засиделся у Тимеи. Разве не мог кто-нибудь проскользнуть в ее спальню, когда он уходил?..

Не удалось также установить, кто был убийца, — мужчина или женщина.

Одна Тимея знала, кто покушался на нее. Но она не хотела открывать эту тайну и на предварительном следствии упорно твердила, будто совершенно не помнит, что с ней произошло, будто от пережитого ужаса у нее отшибло память и она не может обвинять Аталию. Им даже не устроили очной ставки.

Тимея все еще лежала больная, — раны долго не заживали. Но она страдала не столько от ран, сколько от душевного потрясения. Она страшилась за судьбу Аталии.

Со времени трагического происшествия молодую женщину ни на минуту не оставляли одну. Доктор и сиделка попеременно дежурили в ее комнате. Днем у нее подолгу просиживал майор. Частенько навещал больную и вице-губернатор, который надеялся кое-что разузнать у нее. Но едва речь заходила об Аталии, она сразу замолкала, и от нее ничего нельзя было добиться.

Однажды доктор порекомендовал развлечь больную чтением какой-нибудь занимательной книги. К этому времени Тимея уже начала вставать с постели и принимала посетителей, сидя в кресле.

Майор Качука предложил ей прочитать поздравительные письма, полученные в памятный канун ее именин. Что может быть отраднее для выздоравливающей, чудом спасшейся от гибели женщины, чем простосердечные пожелания невинных детей?

Руки Тимеи все еще были в бинтах, и г-ну Качуке пришлось самому распечатывать письма и читать их вслух. Вице-губернатор тоже присутствовал при этом.

Слушая поздравления, больная сияла от радости.

— Что за странная печать! — воскликнул вдруг майор, когда ему попался в руки конверт с золотистой букашкой.

— В самом деле, — живо отозвалась Тимея. — Она и мне бросилась в глаза.

Майор распечатал конверт.

«Сударыня, на стене Вашей комнаты есть картина, изображающая святого Георгия…»

Пробежав глазами первую строчку, майор замер, глаза у него расширились. Остальное он дочитал про себя. Губы его посинели, холодный пот выступил на лбу. Вдруг майор отбросил письмо и как безумный кинулся к картине. Ударом кулака он проломил ее и сорвал массивную раму со стены. Перед ним открылась темная щель. Майор кинулся в тайник и через минуту выскочил оттуда, держа в руках вещественное доказательство виновности Аталии — ее окровавленную одежду.

Тимея в ужасе закрыла лицо руками. Вице-губернатор поднял и положил в карман брошенное письмо. Забрал он и все вещественные доказательства, — в тайнике нашли еще шкатулку с различными ядами и дневник Аталии, содержавший страшную исповедь ее порочной души…

А Тимея, забыв про боль, умоляюще складывала руки, прося доктора, вице-губернатора и жениха никому не говорить об увиденном, сохранить все в тайне.

Но это было невозможно. Вещественные доказательства очутились в руках судей, и Аталии теперь уже не приходилось ждать милости ни от кого, кроме бога.

Тотчас же после выздоровления Тимея вызывалась в суд для очной ставки с преступницей. Что и говорить, тягостная обязанность для нее! Впрочем, она по-прежнему упорно твердила, что ничего не помнит.

Так как на суде она должна была предстать как супруга г-на Качуки, им необходимо было поскорей сочетаться браком. Свадьбу отпраздновали, как только Тимея немного оправилась от болезни. Без шума, блеска, без роскошного пира и сонма гостей. Присутствовали только священник да два шафера — домашний врач и вице-губернатор. Больше гостей не было.

Когда Тимея выздоровела, она отправилась в суд для очной ставки с Аталией. Правосудие не избавило ее от тягостной необходимости еще раз столкнуться с убийцей.

Что до Аталии, то она вовсе не страшилась этой минуты. Наоборот, с нетерпением ждала, когда приведут ее жертву. Ей хотелось если не кинжалом, то хоть колючим взглядом пронзить сердце соперницы.

Аталия предстала перед судом в траурном одеянии. Лицо ее побледнело, но в непокорных глазах горел дерзкий огонь. Однако она все же заметно вздрогнула, когда председатель обратился к судебному приставу: