Мор Йокаи - Золотой человек

Это был своеобразный, скрытый от мира, дикий уголок. Уютный, с двумя окошками, одно повыше другого, глинобитный домик притулился к огромной скале, нависшей над входом в пещеру, где был расположен очаг и, вероятно, кладовая. В скале пробили дымоход. Крыша дома была покрыта камышом. Длинная веранда из разноцветного штакетника как бы образовывала открытую галерею. С южной стороны домик зарос от земли до кровли диким виноградом, красные и фиолетовые гроздья которого лукаво выглядывали из-за узорчатых листьев. С севера же стены дома оплетал вьющийся хмель — с блестящими, спелыми, зелено-золотистыми шишками. Райская обитель утопала в зелени. Даже вершина утеса и камышовая кровля были покрыты какой-то розоватой травой, словно для того посаженной людьми, чтобы домик совсем слился с природой.

Все это, несомненно, было делом женских рук.

Тимар решительно направился к сказочному жилью. В цветнике была проложена стежка, ведущая к дому, но и она так заросла травой, что, ступая по ней, человек не слышал ни малейшего шороха. Тимар бесшумно дошел до веранды.

Вокруг — ни души.

Перед верандой у самого порога растянулся огромный черный пес. Это был чистокровный ньюфаундленд, к которому сразу проникаешься уважением и невольно хочешь обратиться на «вы».

Четырехлапый хозяин представлял собой замечательный экземпляр этой редкой породы. Огромный, мускулистый, пес растянулся между столбами. Черный страж делал вид, что дремлет, и, казалось, не обращал ни малейшего внимания ни на приближающегося к дому чужака, ни на другое существо, которое явно злоупотребляло его терпением. Это была белая кошка, самым бессовестным образом прыгавшая и кувыркавшаяся по широкой спине ньюфаундленда. В конце концов кошка принялась играть передними мохнатыми лапами пса, словно забавной игрушкой. Когда псу становилось уж очень щекотно, он отдергивал одну лапу и подставлял кошке другую.

Тимар подумал о том, как обрадуется кошке Тимея, не сознавая, что ему может не поздоровиться, если пес вцепится в него.

Пес преграждал вход в дом, не двигаясь с места. Тимар тихим покашливанием попытался обратить на себя его внимание. Но черный ньюфаундленд только приподнял голову, посмотрел на пришельца большими и умными, совсем человечьими, карими глазами, которые, казалось, умели и плакать и смеяться, сердиться и быть ласковыми, и снова с безразличным видом уронил свою огромную голову на землю, словно давая понять, что он не намерен вставать из-за какого-то там пришельца.

Тимар решил, что раз из трубы идет дым, значит, возле очага кто-то хлопочет, и громко приветствовал невидимого хозяина на трех языках: на венгерском, сербском и румынском.

В ответ из кухни послышался женский голос, произнесший на чистом венгерском языке:

— День добрый! Входите. Кто там?

— Я бы вошел, да собака у входа.

— А вы переступите через нее.

— Она не тронет?

— Добрых людей она не трогает.

Набравшись храбрости, Тимар перешагнул через лежащего стража, который даже не шевельнулся, только вильнул хвостом, как бы в знак приветствия.

Вступив на веранду, Тимар увидел перед собой две двери, одна была открыта и вела на кухню, выдолбленную в скале. Там стояла женщина с ситом в руках и трясла им над очагом. Не трудно было догадаться, что женщина не ворожит над очагом, а всего-навсего жарит кукурузные зерна. Прервать это занятие даже ради гостя нельзя, — иначе все испортишь!

Жареная кукуруза — излюбленное лакомство на венгерской земле, и вряд ли кому-нибудь нужно объяснять, что это такое. Между прочим, несколько лет назад на Нью-Йоркской промышленной выставке жюри присудило золотую медаль одному янки, который «изобрел» в Америке способ приготовления жареной кукурузы. Известное дело, разве американцы уступят кому-нибудь приоритет?..

Жареная кукуруза — благословенное блюдо. Ешь ее, ешь — и никак не наешься: вроде бы, кажется, сыт уже, ан нет, опять есть хочется…

Женщина, искусно орудовавшая у очага, оказалась высокой, стройной и статной шатенкой, со строгим выражением плотно сжатых губ, но добрым и дружелюбным взглядом. По лицу, обветренному и загорелому, ей можно было дать лет тридцать. Одевалась она не так, как крестьянки здешних селений: на ней не было ничего пестрого, кричащего, и вместе с тем одета она была очень просто.

— Входите же, сударь, входите, присядьте! — приглашала она.

Голос у нее был глубокий, грудной и удивительно спокойный. Ссыпав белые пузыристые зерна поджаренной кукурузы в плетеную корзинку, хозяйка предложила отведать кушанье. Затем, подняв кувшин с пола, подала его гостю со словами:

— Это свежий вишневый сок, отведайте, пожалуйста.

Тимар сел на плетеный стул, который придвинула ему хозяйка; ему никогда не приходилось видеть таких стульев — он был искусно сделан из прутьев. В это время черный пес встал, потянулся и уселся напротив пришельца.

Хозяйка бросила горсть жареных зерен псу, который, не дожидаясь особого приглашения, захрустел ими. Его примеру последовала и кошка, но клейкие зерна пристали к ее острым зубам. Вполне удовольствовавшись первой пробой, она нетерпеливо подняла переднюю лапу, словно хотела взобраться куда-то. Наконец кошка вспрыгнула на печь и с любопытством уставилась оттуда на некрашеный глиняный горшок, стоявший на очаге: в нем кипело, вероятно, более аппетитное для нее кушанье.

— Удивительный пес! — сказал Тимар, указывая на черного ньюфаундленда. — Такой спокойный, даже ни разу не зарычал на меня.

— Добрых людей он не трогает, сударь. И не лает, когда чувствует, что чужой пришел с добрыми намерениями. Но не дай бог явиться вору! Пес учует его с другого конца острова, и тогда уж вору несдобровать! Он очень сильный. В прошлую зиму к нам по льду пришел волк и позарился на наших коз. Минута — и волк был задушен. Вон на полу его шкура. А друг может на псе хоть верхом кататься: тот даже не огрызнется.

Тимару было приятно, что его приняли за друга. Задержись в его кармане несколько золотых монет после сделки в Оршове, он, возможно, не чувствовал бы себя так уверенно в присутствии громадного ньюфаундленда.

— Откуда вы, сударь, и с чем пожаловали?

— Прежде всего прошу прощения, что нагрянул к вам так внезапно. Мое судно отнесло ветром от противоположного берега, и я вынужден был искать защиты у южного мыса.

— Да, ветер сильный, слышно даже отсюда.

И действительно, сквозь густые заросли с Дуная доносилось завывание ветра.

— Нам придется переждать непогоду на якоре в бухте. Но у нас кончилась провизия, и я высадился на берег, чтобы найти жилье и купить за хорошую цену чего-нибудь съестного.

— Я могу дать вам кое-что, сударь. И плату приму, так как живу этим. В доме найдется козье мясо, кукурузная мука, сыр, фрукты. Берите что угодно. У меня часто берут фрукты торговцы из окрестных сел, ведь мы — садоводы.

(Тимар пока не видел здесь других людей, но, судя по тому, что хозяйка говорила «мы», она жила здесь не одна.)

— Благодарю вас, сударыня, это как раз то, что мне нужно, я пришлю сюда рулевого с матросами, и они перенесут провизию на судно. Скажите, сударыня, сколько будет стоить провизия для семи человек на трое суток?

— Не доставайте кошелек, сударь, деньги мне не нужны. Что с ними делать на этом острове? Еще, чего доброго, нагрянут разбойники — и за деньги поплатишься жизнью. А так все вокруг знают, что у нас ни гроша не найдешь, хоть переверни все вверх дном — поэтому мы и спим спокойно. Торговлю мы ведем только на обмен. Я снабжу вас фруктами, воском, медом и целебными травами, а вы дайте мне взамен пшеницы, соли, холста на платье и что-нибудь из посуды или из железных изделий.

— Как в Австралии?

— Совершенно верно.

— Согласен, сударыня. На нашем судне есть и пшеница и соль… Если вы доверяете мне, я подсчитаю, сколько будет стоить то, чем вы нас снабдите, и на такую же стоимость пришлю вам товаров. Я вас не обману.

— Не сомневаюсь, сударь.

— Но у меня есть к вам еще одна просьба. На моем судне едет господин с дочерью — молодой девушкой. Она не привыкла к корабельной качке и заболела. Не предоставите ли вы моим пассажирам приют для ночлега, пока не утихнет буря?

Хозяйка очень спокойно отнеслась к его просьбе.