— Милости прошу, сударь! Вы видите, у нас две комнаты: в одной из них поместимся мы, а другую предоставим тому, кто нуждается в крыше над головой. Особых удобств у нас, правда, нет, но зато спокойно. Если и вы захотите здесь переночевать, могу предложить вам сеновал, — ведь моряки народ не привередливый.
Все время Тимар мучился догадкой, пытаясь понять, куда он попал и кто эта рассудительная женщина. Очаг в скалистой пещере, уединенный, утопающий в зелени дом, неведомый пустынный остров — все было так таинственно и необычно, что Тимар в конце концов отказался от всякой попытки разобраться в этом.
— Спасибо вам, сударыня, на добром слове. Ну, я поспешу на судно и вернусь со своими пассажирами.
— Очень хорошо. Только идите другим путем, не тем, каким шли сюда — а то там топь и колючки, барышне будет трудно пробираться. Тут есть другая тропа — к берегу и вдоль него. Правда, тропка заросла травой — по ней мало ходят, но все-таки она удобней. Сейчас вас проводят к тому месту, где вы оставили свою лодку, а когда вернетесь со своими людьми, то причалите ближе к дому. Альмира!
Тимар оглянулся, чтобы увидеть, откуда, из какого уголка дома или сада выйдет та, которую зовут Альмирой, — его проводница. Но тут черный ньюфаундленд встал и начал с такой силой ударять хвостом в открытую дверь, словно бил в барабан.
— Ну, Альмира, проводи господина к берегу! — сказала ему женщина, а ньюфаундленд что-то проворчал и, схватив зубами край плаща Тимара, потянул гостя за собой.
— Ах, вот она, моя проводница! Я весьма признателен вам, мадемуазель Альмира! — смеясь, проговорил Тимар, беря шапку и ружье. Еще раз горячо поблагодарив хозяйку дома, он вышел вслед за собакой.
Не выпуская из зубов край плаща, Альмира бежала рядом, дружелюбно поглядывая на гостя и указывая ему дорогу между фруктовыми деревьями, где надо было ступать осторожно, чтобы не раздавить опавшие сливы.
Белая кошка тоже не отставала от них; ей, казалось, было любопытно, куда поведет Альмира незнакомца. То забегая вперед, то отставая, кошка то и дело исчезала в пышной, густой траве.
В конце сада откуда-то сверху послышался вдруг звонкий оклик:
— Нарцисса!
Голос был девичий, в нем слышались легкий укор, ревность и больше всего застенчивость.
Тимар огляделся: ему хотелось выяснить, кому принадлежит этот обаятельный голос и к кому он обращен?
Впрочем, о последнем он сразу догадался: белая кошка метнулась в сторону и, подняв хвост трубой, помчалась напрямик к ветвистой груше, за стволом которой мелькнуло белое платье. Но рассмотреть, кто скрывается за деревьями, Тимару не удалось: послышалось грозное ворчание пса, означавшее, по-видимому, на языке четвероногих «нечего подсматривать». Чтобы плащ не остался в зубах ньюфаундленда, он вынужден был следовать дальше за своим поводырем.
Альмира провела его живописной тропой к берегу, где Тимар нашел свою плоскодонку.
В эту минуту из камышей с протяжным посвистом потянули к острову два болотных бекаса.
В уме Тимара промелькнула мысль: какой превосходный ужин сможет он устроить Тимее! Сорвав ружье о плеча, он двумя выстрелами уложил бекасов.
Но в следующую же минуту оказался положенным на обе лопатки.
Услышав выстрелы, Альмира повалила охотника на землю. Тимар попытался встать, но вскоре почувствовал, что имеет дело с сильным противником, который вовсе не намерен шутить. Собака не кусала его, но крепко прижала к земле, наступив обеими лапами на грудь и не позволяя даже пошевелиться.
Тимар урезонивал собаку, называя ее «мадемуазелью», «добрым дружком», объяснял ей, что охота есть охота и где это видано, чтобы собака вместо дичи хватала охотника. Лучше пусть разыщет в кустах бекасов. Но Альмира не поддавалась ни на какие уговоры.
Кончилось это опасное происшествие благополучно: из глубины острова на звук выстрелов прибежала хозяйка и еще издалека окликнула Альмиру. Только тогда пес отпустил свою жертву.
— Простите, сударь! — оправдывалась женщина, прибежавшая к месту происшествия кратчайшим путем — через кусты и канавы. — Я забыла вас предупредить, чтобы вы не стреляли: Альмира не переносит выстрелов. Как я могла об этом забыть!
— Пустяки, сударыня! — смеясь, ответил Тимар. — Из Альмиры вышел бы превосходный егерь. Но, как видите, я все же подстрелил пару бекасов и думаю, они пригодятся на ужин нашим гостям.
— Я сама их найду, а вы ступайте к своей лодке. Только, пожалуйста, оставьте ружье на судне. Если Альмира опять увидит его в ваших руках, то, поверьте мне, вы быстро его лишитесь. Она не любит таких шуток.
— Я уже испытал это на себе. Превосходный пес! И какая силища! Не успел я и глазом моргнуть, как уже был положен на обе лопатки. Хорошо еще, что пес не перегрыз мне горло, как тому волку.
— Нет, Альмира людей не кусает. Если человек сопротивляется, Альмира хватает его за руку и зажимает, как тисками, пока мы не подоспеем. Итак, жду вас, сударь, до свидания!
Не прошло и часа, как корабельная шлюпка с новыми гостями на борту причалила к острову.
По дороге от барки до берега Тимар не умолкая рассказывал Тимее об Альмире и Нарциссе, пытаясь отвлечь девушку от страха перед качкой. Стоило ей ступить на берег, как всем ее страданиям сразу пришел конец.
Тимар шел первым, показывая дорогу. Тимея следовала за ним, опираясь на руку отца. Двое матросов и Фабула замыкали шествие, неся на носилках мешки с товаром для обмена.
Еще издали они услыхали лай Альмиры. Лай был приветственный: так собаки встречают добрых знакомых, дружелюбно помахивая при этом хвостом.
Альмира настигла их на полдороге, обнюхала каждого, сначала Фабулу, потом двух матросов и затем Тимара. Приблизившись к Тимее, пес зарекомендовал себя с лучшей стороны, ласково лизнув ей руку. Но когда дело дошло до Эфтима, собака притихла и долго обнюхивала его. С этой минуты пес не отставал от него ни на шаг, то и дело вытягивал свою длинную морду и недовольно фыркал, тряся головой и хлопая ушами. Альмира явно испытывала неудовольствие от встречи с этим человеком.
Хозяйка домика поджидала их на веранде и, как только процессия показалась в саду, громко позвала:
— Ноэми!
Из глубины сада вышла молодая девушка. Она шла между рядами высокой малины, как по зеленому туннелю. Лицо у нее было почти детское, тонкий девичий стан облегала белая открытая блуза. Подобрав подол цветастой юбки, она несла в нем только что сорванные плоды.
Девушка, появившаяся из зеленой левады, походила на фею из сказки. Когда лицо ее было спокойно, оно уподоблялось белой розе, когда же девушка смущалась, лицо было цвета алой розы. Выпуклый чистый лоб говорил о большой душевной доброте, а густые шелковые брови и выразительные синие глаза в сочетании с маленькими губками воплощали саму скромность. Густые золотистые волосы были уложены вокруг головы и позволяли разглядеть прелестные маленькие уши. Девушка, казалось, олицетворяла собой необыкновенную чистоту и свежесть. Возможно, черты ее лица не могли бы служить моделью для скульптора, — запечатленные в мраморе, они не показались бы даже красивыми. Но в жизни девушка была необыкновенно привлекательна. Чем больше человек вглядывался в нее, тем больше подпадал под ее обаяние.
Блузка ее соскользнула с одного плеча, но, как бы для того, чтобы прикрыть наготу, на ее плечо уселась белая кошка, прижавшись мордочкой к лицу своей хозяйки. Девушка была босая, ее маленькие белые ноги ступали по ковру, по царственному ковру из бархатистых трав. Осенний сад уже был расцвечен голубой вероникой и алыми капельками герани.
Эфтим, Тимея и Тимар остановились на краю малинника, поджидая идущую к ним навстречу молоденькую островитянку.
Девушка приветствовала гостей и пригласила их отведать свежесорванные груши. Это был настоящий «бергамот». Повернувшись к Тимару, она предложила ему выбрать первому.
Шкипер взял самую крупную, желтую грушу и протянул ее Тимее.
В ответ на это обе девушки, не сговариваясь, недовольно дернули плечом. Тимея — из зависти к тому, что белая кошка не покидала своей хозяйки, а Ноэми было немного обидно, что Тимар не принял от нее первого плода.
— Ах ты недогадливая! — укорила ее мать, стоя в дверях кухни. — Не могла положить фрукты в корзинку? Кто же угощает прямо из подола, глупая ты девчонка!