Мор Йокаи - Золотой человек

Тимар, побледнев, застыл на месте. Впервые за все время пути на лице его отразился ужас.

— Конец! Пробоина! — закричал он рулевому.

Рулевой, большой и сильный человек, бросил руль и, как-то по-мальчишески обхватив голову руками, ринулся к каюте шкипера.

— Пробоина!

Да, случилось непредвиденное. Дунай, разливаясь в паводок, валит с корнем вековые деревья и уносит их вместе с огромными комьями земли вниз по течению. Зацепившись за дно, эти деревья застревают в самом фарватере реки, и их могучие вывороченные и вздыбленные под водой корни дырявят и коверкают днища мирно плывущих барж и судов.

Рулевой может провести свое судно между скал, отмелей и рифов, но если ему суждено столкнуться с корневищем столетнего дуба, который стережет свою жертву под водой, то тут уж не поможет ни лоция, ни опыт, ни ловкость, ни мужество. Большинство кораблекрушений на Дунае происходит именно по этой причине.

— Тонем! Тонем! — кричали рулевой и матросы. Бросив свои места на палубе, они ринулись в трюм спасать свои пожитки, выбежали оттуда с узлами и рундуками и поспешно покидали их в аварийную шлюпку.

Барка повернулась поперек течения и начала быстро погружаться носом в воду.

О спасении судна не могло быть и речи. Пока перенесешь мешки с пшеницей из трюма и доберешься до пробоины, чтобы ее заделать, судно уже очутится на дне.

Тимар рванулся к дверям каюты Тимеи.

— Быстро одевайтесь, берите шкатулку и бегите к шлюпке! Судно тонет!

Не дожидаясь, пока обомлевшая девушка придет в себя, Тимар накинул на нее теплый бурнус, отвел ее к шлюпке, вверил ее заботам рулевого, а сам побежал обратно в свою каюту спасать ящик с судовой кассой и документами.

Однако Янош Фабула вовсе не жаждал опекать Тимею. Скорее наоборот, увидев красавицу, он разозлился.

— Говорил я, что эта бледнолицая ведьма со сросшимися бровями навлечет на нас беду. Лучше бросили бы ее в воду!

Тимея не поняла слов рулевого, но его налитые кровью глаза испугали ее, и она предпочла тихо вернуться в свою каюту, где, притулившись в углу, смотрела, как вода постепенно затопляет помещение, поднимаясь все выше и выше к койке. Она вдруг подумала, что, если остаться здесь, течение отнесет ее по Дунаю вниз, к тому месту, где на речном дне покоится ее отец, и тогда они снова окажутся вместе и уже никогда больше не разлучатся.

Тимар, стоя по колено в воде в своей каюте, сложил все необходимое в походный ящик, потом вскинул его на плечо и побежал к шлюпке.

— А где Тимея? — закричал он, заметив, что девушки нет.

— Черт ее знает! — пробурчал рулевой. — Глаза бы не глядели на эту ведьму!

Тимар снова бросился к каюте, двигаясь по пояс в воде; подхватив девушку на руки, он спросил ее:

— Шкатулка с вами?

— Да, — пролепетала она.

Он успокоился, молча пробрался по палубе до спущенной на воду шлюпки, опустил свою ношу на среднюю скамью и только тогда оглянулся.

«Святая Борбала» погружалась с ужасающей быстротой.

Нос барки уже совсем скрылся под водой, а через несколько минут на поверхности реки виднелась лишь голая палуба да мачта, на которой болтался обрубленный буксирный канат.

— Поплыли! — приказал Тимар гребцам, и лодка направилась к берегу.

— Где ваша шкатулка? — спросил он через некоторое время у Тимеи.

— Здесь, — сказала она, показывая шкиперу коробку с турецкой халвой.

— Несчастная! Это же не то!

Действительно, озабоченная прежде всего тем, чтобы спасти подарок для своей новой сестры, Тимея оставила в затопленной каюте шкатулку, в которой заключалось все ее теперешнее состояние.

— Поворачивай назад! — крикнул Тимар рулевому.

— Найдешь дурака лезть сейчас в воду! — пробурчал Фабула.

— Поворачивай, тебе говорят! Живо! Здесь командую я!

Шлюпка вернулась к погрузившемуся в реку судну.

Ни слова не говоря, Тимар спрыгнул на корму и пошел по ней к затопленной надстройке.

Тимея неотрывно следила за тем, как Михай скрылся под водой, и ее большие темные глаза как бы говорили: «Теперь и ты покинешь меня?»

Тимар нащупал бортовые поручни, но судно накренилось, и пришлось карабкаться по доскам, чтобы не соскользнуть вниз.

Он нашел дверь каюты Тимеи. К счастью, она была распахнута, иначе пришлось бы повозиться, чтобы ее открыть.

Внутри было темно. Вода доходила до потолка. Вытянув руки вперед, он пошел к столу. Шкатулки на нем не оказалось. Может быть, она на койке? Койку подняло водой к потолку, и Тимару пришлось притянуть ее к себе. Но шкатулки и там не было. Она могла упасть на пол, когда судно дало крен. Тимар стал шарить руками по полу — безуспешно. Наконец он наступил на шкатулку ногой: она действительно упала на пол. Тимар схватил ее под мышку и устремился к противоположному борту судна, чтобы не карабкаться больше по обшивке корабля.

Мгновенья, которые Тимар провел под водой, показались Тимее вечностью. Все это время девушка невольно сдерживала дыхание, словно проверяя на себе, сколько может выдержать человек, не дыша.

Только увидев голову Тимара над водой, она перевела дух. А когда Тимар протянул ей спасенные сокровища, турчанка даже просветлела лицом и впервые за все это время улыбнулась. Спасенная шкатулка была тут ни при чем…

— Ну, господин шкипер, — воскликнул Фабула, когда Тимар влез в лодку, — вам уже трижды пришлось искупаться ради этих ведьминых бровей. Трижды!

— Что значит «трижды»? — тихо спросила Тимея, Михай перевел ей.

И тогда, не сводя с него глаз, Тимея шепотом повторила:

— Трижды…

Шлюпка шла к берегу, держа курс на Алмаш. На серовато-синем фоне вечерней реки вырисовывался черный силуэт мачты «Святой Борбалы». Силуэт этот казался то взывающим о помощи восклицательным знаком, то таинственным знаком вопроса.

Потерпевшие кораблекрушение покинули борт затонувшей «Святой Борбалы» в шесть часов вечера, а полтора часа спустя Тимар вместе с Тимеей был уже в Комароме. Возница хорошо знал дом купца Бразовича и, немилосердно щелкая кнутом, гнал четверку прытких алмашских коней по улице Рац до самого рынка, стараясь честно заслужить обещанные ему чаевые.

— Вот и приехали, — сказал Михай Тимее и снял ее с крестьянского возка. Затем, накрыв шкатулку с деньгами плащом, он повел девушку по лестнице.

Атанас Бразович жил в двухэтажном особняке, что по тем временам было большой редкостью в Комароме, где после сильного землетрясения в прошлом веке население предпочитало строить одноэтажные жилища.

В первом этаже дома помещалась большая кофейня, которая всегда была переполнена местными купцами, второй этаж целиком занимала семья Бразовича. В дом вели две парадные двери и черный ход через кухню.

Тимар знал, что в этот час хозяина обычно не бывает. Он смело вошел с Тимеей через парадный подъезд, который вел прямо на женскую половину.

В комнатах царила роскошь. В прихожей сидел мальчик-слуга. Тимар попросил его вызвать из кофейни барина. В те времена богатых купцов и других знатных, но нетитулованных лиц в Комароме чаще всего называли именно так.

Тем временем он повел Тимею к дамам.

Надо сказать, что костюм Тимара оставлял желать много лучшего — через какие только испытания не прошел он за последние дни! Но Михай шел сюда по службе, а не на бал, и хозяева дома принимали его в любое время и в любом виде. Его считали здесь своим слугой, ему платили жалованье, и поэтому на него не распространялись правила этикета.

У хозяйки дома была добрая привычка при каждом скрипе парадной двери выглядывать из спальни в гостиную, чтобы узнать, кто пришел, не дожидаясь доклада слуги.

Госпожа Зофия приобрела эту привычку, еще служа в горничных. Да простит меня читатель за болтливость, но г-н Атанас, конечно же, приблизил ее к себе из низов: это был брак по увлечению, так что порицать его не следует. Мы оговорили это не из желания посплетничать, а лишь затем, чтобы подчеркнуть, что г-жа Зофия, став великосветской дамой, тем не менее не отвыкла от своих прежних манер, приобретенных в пору девичества. Платье на ней всегда сидело так, будто было с чужого плеча; растрепанные пряди волос свисали на лоб и затылок, и, даже облачаясь в вечерний наряд, она обязательно оставляла на себе какой-нибудь старый, не подходящий для данного случая предмет туалета. Ей, например, ничего не стоило выйти к гостям в домашних шлепанцах.