Питер спустился в столовую, поставил еще один прибор на стол и придвинул стул.
Франческа скоро появилась в темно-желтом бархатном платье, которое одевала на свадьбу Греты, а волосы связала лентой в пучок. Питер церемонно отодвинул стул, приглашая ее сесть.
— Если бы я знал, что ты сегодня вечером будешь здесь, я приготовил бы настоящее пиршество, — улыбаясь, сказал он.
— Да тут и так пир, — ответила Франческа.
Когда с блюд были сняты покрывающие их белые хрустящие салфетки, перед глазами предстали омары, копченое мясо, салаты, фрукты, хлеб, домашний миндальный торт и кувшин сливок.
Питер налил охлажденного белого вина, принесенного им из погреба.
— Обычно эта добрая женщина, что кухарничает для меня, готовит плотный ужин, но в те дни, когда я работаю до темноты, я прошу ее оставлять что-нибудь холодное на столе или какое-то горячее блюдо на плите в кухне.
— Мне не хотелось бы, чтобы еще кто-нибудь находился здесь, Питер. — Она взглянула ему в глаза поверх вазы с салатом, которую он протягивал ей, потом, положив себе немного на фарфоровую тарелку, опустила взгляд.
— Мне тоже, — мягко сказал Питер, когда глаза их снова встретились. — Мы никогда не оставались наедине раньше. Всегда поблизости был кто-то еще.
Они продолжали говорить за ужином, каждый хотел знать все, что случилось с другим с тех пор, как они в последний раз писали друг другу. Франческа поведала о трудностях Алетты в прислуживании Константину, рассказала о свадьбе Греты, и описала волнение Сибиллы в связи с предстоящей помолвкой, которую она предпочла пропустить ради встречи с ним. Питер рассказал о книгах, которые читал, пьесах, которые смотрел, и играх в гольф и в лапту, в которые неистово сражался с друзьями, пока работа не положила конец всем развлечениям. Он сообщил также о беседе с Нелтье, умолчав только о подозрении на убийство и о предполагаемом убийце, не желая омрачать первый вечер Франчески в его доме.
— Между прочим, это письмо, что ты привезла, от Нелтье. Она пишет, что случайно обнаружила брачный контракт подписанный твоим отцом и Людольфом.
Франческа криво улыбнулась.
— Она немного опоздала с известием.
Питер перевел разговор на более приятные темы, и она рассказала о портрете городской стражи, виденном ею, поддразнивая Питера, что увидела его раньше, чем он, хотя — так как он находился в запасе — его на портрете не будет.
— Значит, работа продвигается хорошо?
— О, да, — весело ответила Франческа, — там даже появится мышонок.
Питер посмеялся вместе с ней над дерзким намерением Ханса Румера, и они попытались угадать, где будет находиться мышь.
— Наверное, спрячется под чьим-нибудь кружевным воротником!
— Или будет выглядывать из-под пера на шляпе капитана!
И пока они беседовали и смеялись, их не покидало ощущение нежности и сознание, что время стремительно приближается к тому моменту, который был неизбежен после их первой встречи.
Когда они встали из-за стола и Питер отодвинул ее стул, Франческа попросила:
— Покажи мне сейчас студию. Я хочу пустить здесь корни, которые ничто не сможет вырвать. — Ей просто необходимо было сделать что-то в знак протеста против нависшей над ней мрачной угрозой.
Питер взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал.
— Пойдем, я отведу тебя. Ты сможешь взглянуть также на открывающийся оттуда вид.
— А не слишком ли сейчас темно? — спросила Франческа, пока Питер брал со стола канделябр, чтобы освещать путь.
Он протянул ей свободную руку.
— Мы откроем ставни, ведь луна уже поднялась.
Они подошли к комнате в северной части длинного дома, и Питер вошел первым, высоко подняв канделябр. Мебели не было совершенно, не считая большого мольберта, установленного посередине.
— Откуда он? — воскликнула Франческа.
— Я приобрел его за пару гульденов на рынке в Харлеме. Ну как он, хорош?
— Да, — ответила девушка, внимательно осматривая мольберт. — Он очень старый, но это не имеет значения, так как он крепкий и прочный. И совсем не расшатанный, как бывает с некоторыми после долгих лет использования. Так ты говоришь, купил его на рынке?
— Примерно два месяца назад. Он стоял среди ненужной мебели.
Положив руку на мольберт, Франческа взглянула на Питера, лицо ее сияло от возбуждения.
— Представь себе, что на нем рисовал свои полотна Франс Халс!
Питер различил волнение в голосе девушки.
— Возможно, — сказал он, уступая ее стремлению услышать утвердительный ответ. — Есть на нем какие-нибудь инициалы?
— Нет. Мастер не стал бы этого делать, а вот подмастерье — если в студии было несколько учеников, и каждый хотел пометить свою собственность — мог бы подписать.
— Ты разочарована, что нет никаких доказательств ни за, ни против?
Франческа сняла с мольберта руку и подошла к ближайшему окну.
— Ничто в этом доме не может разочаровать меня. Загаси свечу, давай вместе посмотрим в окно.
Комната погрузилась в темноту, как только Питер прижал фитиль и поставил канделябр на пол. Подойдя к девушке, он услышал, как она тихо вздохнула от восторга при виде пейзажа, знакомого ему с малых лет. Перед ними раскинулся вид необычайной красоты. За каналом в конце сада неземным светом сияли серебристые тюльпаны.
— Завтра, при свете дня, ты увидишь, насколько они яркие и живописные.
— А будут они золотистыми на рассвете, или как сейчас, при луне кажутся серебряными? — выдохнула Франческа.
— Всего несколько мгновений на заре, прежде чем лепестки станут своего истинного цвета.
— Мне хотелось бы запечатлеть этот пейзаж на полотне. — Она взглянула в лицо Питера, освещенное лунным светом, как и ее, отчего глаза превратились в темные блестящие омуты. Неожиданно Франческа поклялась: — Когда-нибудь я буду рисовать в этой студии, сколько бы беспокойных лет не пролегло между этим моментом и тем, и даже если мы не будем молоды к тому времени.
— Может быть, мы проведем больше времени вместе, чем вдали друг от друга. — Питер заключил ее в объятия.
— Как мне хотелось бы этого, но никто не знает, что уготовано ему судьбой. — Франческа подняла руку и любовно дотронулась до его лица. — Вот почему я поехала к тебе сразу же, как только услышала о контракте. Чтобы не ожидало нас в будущем, давай в полной мере воспользуемся временем, которое есть у нас сейчас.
Губы их слились в долгом поцелуе. Затем Питер поднял ее на руки и понес по залитому лунным светом дому к спальне.
Он развязал ленты в волосах Франчески и распустил шнуровку на ее платье, одежды девушки казались такими же серебристыми, как и тюльпаны за окном, потому что они не стали зажигать свечу. Она задрожала, но не от страха, а от радости, когда Питер, нежно спустив с плеч батистовую сорочку, прильнул губами к ее обнажившейся груди. Сорочка задержалась на талии, на завязках нижней юбки, и он, став на колени и положив руки на бедра девушки, развязал узел, после чего и юбка, и сорочка мягким каскадом скользнули к ее ногам. Франческа, закрыв глаза, откинула назад голову, поглаживая густые кудри Питера, в то время как его поцелуи вызывали в ней столь сладостные ощущения, что в груди перехватывало дыхание.
— Любовь моя! Моя дорогая Франческа! — Питер легко поднял ее и опустил на огромную кровать.
Спустя несколько мгновений он подошел к ней, похожий на божество, и свет луны серебрил его обнаженное мускулистое тело. И все же в объятия ее заключил человек — теплый, трепещущий и сильный, настолько переполненный любовью к ней, что его приглушенный шепот был почти таким же осязаемым, как и его ласки. Франческа задыхалась от восторга, ощущая всем телом его нежные прикосновения, пока, в конце концов, страсть не захватила их обоих. Она почувствовала острую неожиданную боль, но тут же забыла о ней, так как в этом мире теперь утратило ценность все, кроме одного — быть с Питером. Они двигались в едином ритме, сердце Франчески билось рядом с сердцем любимого, пока они парили в экстазе блаженства, из которого, как ей казалось, она никогда не выйдет.
Постепенно ощущение реальности вернулось к Франческе. Над головой проступил резной навес кровати, мебель темной тенью вырисовывалась на фоне светлых стен, а за окном по-прежнему сияла луна.
Питер, лежавший на ней, приподнял голову и перенес тяжесть тела на локоть, чтобы видеть счастливое лицо девушки.