Гнев исказил лицо Питера.
— Значит, ты вернулась к своему первоначальному решению не выходить замуж!
— Все совсем не так! — Франческа вскочила на ноги и отошла от Питера. — И все же я не могу поступить по-другому.
Питер поднялся с места возле окна и заговорил взволнованно:
— Итак, ты приговариваешь меня к одинокому существованию без тебя! А тебе никогда не приходило в голову, что я с радостью предпочел бы встречи с тобой, какими бы редкими они не были, браку с любой другой женщиной?
— Ты полагаешь, что я не чувствую того же самого? Но я думаю о тебе! Говоря по совести, я не могу позволить, чтобы твоя жизнь зависела от меня!
Питер схватил ее за руки и рывком притянул к себе.
— Я вручил тебе свою жизнь во время нашей первой встречи. Поэтому слишком поздно менять что-либо сейчас. Мы принадлежим друг другу, Франческа.
Она откинула голову, на ресницах блеснули слезы.
— Неужели тебя не волнует собственное благо? — беспомощно спросила она.
— Естественно, волнует. Поэтому я и не намерен терять тебя. Мы всегда будем любить друг друга.
Затем он прикоснулся губами к ее губам, и Франческа прильнула к нему всем телом. Расставание с любимым завтра утром станет первой из грядущих разлук, но всякий раз, когда они будут вместе, каждое мгновение станет таким же бесценным, каким оно было сейчас.
Позже, лежа в кровати в полудремоте после минут пылкой любви, Франческа поняла, почему родители находили чувственную радость в примирении, венчающем их ссоры. Каким-то образом все приобретало новое измерение. Уютно свернувшись в сонном объятии Питера, она подумала о детях, которые будут у них. Не следует считать жертвой с ее стороны то, что она позволит одному из сыновей вернуться в Голландию. Она никогда не лишит своего отпрыска права собирать на земле ван Дорна самый прекрасный урожай на свете.
Утром, когда Франческа уже готовилась уходить, приехал Питер на одной из рыночных телег. Вместо того, чтобы просто подвезти ее в Харлем к дилижансу, как она ожидала, он объявил, что отвезет ее в Делфт.
Они наслаждались каждым часом, которой могли провести вместе. К полудню стал накрапывать дождь, и они укрылись на какой-то заброшенной мельнице, где перекусили приготовленными в дорогу фрау Графф запасами. Затем забрались по деревянной лестнице на верхний этаж, откуда открывался прекрасный обзор. Если бы Вермер был пейзажистом, этот вид, без сомнения, привлек бы его, так как дождь прекратился и под серо-голубым небом на влажной траве и деревьях, живых изгородях и каналах, виднеющихся вдали ветряных мельницах и одной-единственной медленно движущейся барже, украшенной гирляндами из желтых и белых тюльпанов, играл великолепный свет. Франческа поделилась с Питером своей мыслью:
— Мастер Вермер использует так много из этих прохладных тонов, и все же они никогда не кажутся холодными на его полотнах. Напротив, на его картинах они согревают душу.
Почувствовав, что Питер гораздо чаще посматривает на нее, чем на окрестности, Франческа повернула голову и встретила его взгляд. Ей показалось, будто зрачки ее расширяются от любви. Она легко опустилась рядом с ним на деревянные половицы с рассыпанным на них зерном, и Питер застонал от переполнявшей его страсти.
Покинув мельницу, ставшую на какое-то время их убежищем, они отправились дальше. Чуть позже Питер сделал небольшой крюк до таверны в деревне, где они пообедали. Оставался последний отрезок пути. Делфт появился в поле зрения, когда они подъехали к мосту, у которого Константин получил свои ужасные повреждения, и мысли Франчески перенеслись к нему и Алетте. Ей казалось, что Алетта, хотя еще и не осознавала этого, полюбила Константина. Возможно, их первая встреча на Бирже — какой бы краткой и незначительной она ни была — подсказала Алетте, что это — судьба. Когда она вновь увидела молодого человека в столь трагических обстоятельствах, то так и не смогла избавиться от ощущения предрешенности.
В Делфт они прибыли уже в сумерках. Питер оставил лошадь и телегу в конце улицы Кромстрат и, воспользовавшись отсутствием уличных фонарей, довел Франческу до дверей.
— Я не хочу оставлять тебя в этом доме, — тревожно произнес он.
— Ты хочешь сказать, что вообще не хочешь оставлять меня? — дразнящим шепотом ответила Франческа.
— Да, это верно, ты должна быть осторожнее.
— Хорошо. А сейчас тебе действительно пора уходить. — Она взяла у Питера свой багаж. — Мы провели великолепное время вдвоем.
— Будут и другие встречи, любимая.
Они обменялись горьковатым поцелуем расставания. Затем Питер отступил в темноту, а Франческа открыла входную дверь и вошла в освещенную светом свеч прихожую. Никто не вышел встречать ее. Она отнесла вещи в свою комнату, но распаковывать ничего не стала. В гостиной наверху Франческа увидела Клару, которая, поставив ногу на табурет, занималась поврежденной лодыжкой.
— Все произошло так глупо, — объяснила Клара и поморщилась от боли, переменив слегка положение ноги. — Я споткнулась о выбитый булыжник и упала навзничь. Вот, смотри! — добавила она, закатывая рукав, чтобы показать ужасные зеленоватые синяки на руке. — Я вся побилась. Гет-руд сильно отругала меня за то, что я не смотрю, куда иду.
— Где она сейчас?
— Ушла на музыкальный вечер, поэтому мы рано пообедали, но для тебя кое-что оставили.
— Я не хочу есть, а вот чаю выпью. Принести тебе чашечку?
— Это было бы очень мило с твоей стороны. Приноси и свою чашку сюда, и мы попьем чаю вместе.
— Кто-нибудь остановился в доме?
— Только один человек. Мне не нравится, когда у нас постояльцы.
— Почему же? — спросила Франческа.
Клара с готовностью ответила, покачивая пальцем, чтобы придать значение каждому слову.
— Гетруд выходит из себя, постоянно раздражается и кричит на меня.
Франческа спустилась вниз и, вновь пройдя коридор, вошла в кухню, где Вейнтье, лениво облокотившись о дверь, выходящую во двор, хихикала над словами молодого человека, собиравшегося уходить. Заслышав ее шаги, горничная испуганно вздрогнула, так как ей не разрешалось праздно проводить время, но Франческа не заметила ее виноватого вида и не обратила внимания на следы совместного ужина на столе. Молодой человек пошел своей дорогой, а Вейнтье тут же подошла узнать, что Франческе нужно.
— Не заваришь ли ты чая для юффрау Клары и меня? — спросила Франческа. — Я подготовлю поднос.
Вейнтье поспешно принялась за дело, с минуты на минуту ожидая выговора. Но когда чай был готов, Франческа лишь поблагодарила ее и забрала поднос.
Она дошла уже почти до лестницы, когда входная дверь отворилась, и вошел постоялец. Это был худощавый человек среднего роста, лет примерно тридцати четырех-тридцати семи. Франческа подумала, что не составило бы труда изобразить его лицо серией вертикальных и горизонтальных линий — прямые губы, брови, глаза, острый, словно стрела, нос и квадратный подбородок. Он настороженно взглянул на нее, слегка согнувшись в приветственном поклоне, но без улыбки на губах.
— Добрый вечер, — сказала Франческа. — Только что заварили чай. Не хотите ли чашечку?
— Спасибо, госпожа, но я не хочу. — Он открыл дверь своей комнаты и быстро скрылся за ней.
Франческа с Кларой выпили по две чашки чая. Как всегда во время отсутствия Гетруд, Клара болтала, не закрывая рта. Она забросала Франческу вопросами о том, как та проводила время в Амстердаме, и спросила также о помолвке сестры. Франческа, ожидавшая подобных расспросов, сразу же пустилась в пространные описания платья Сибиллы и ее прически, пока интерес Клары не померк, и она не начала пересказывать все незначительные события, происшедщие за время отсутствия Франчески. Разговор перескакивал с одной темы на другую и, в конце концов, снова вернулся на отношение к ней Гетруд.
— Когда два дня назад прибыл нынешний постоялец, Гетруд стала еще раздражительнее, потому что я не могу помогать по дому из-за растяжения в лодыжке. Не понимаю, зачем она вообще берет постояльцев, — я не говорю, конечно, о тебе, Франческа — так как в деньгах она, кажется, не нуждается. Она получает доход из какого-то другого источника, но из какого именно — я не знаю, а спросить не осмеливаюсь.
— Гетруд явно любит все самое лучшее, — сказала Франческа, подумав о хороших винах, продуктах и качестве обуви и одежды фрау Вольф.