Ее поразила внешность Адама — было в ней что-то ненастоящее, словно он сошел с ярких страниц комиксов. Все в нем было немного чересчур, но это и привлекало внимание. Он отправился провожать ее и дожидался полтора часа, сидя в кафе с бокалом сухого вина.

А потом они очутились в номере гостиницы, и уже не существовало ничего, кроме горячих прикосновений, от которых, казалось, на коже оставались ожоги. Моника совсем потеряла голову, погружаясь в океан страсти, опускаясь на самое дно и взлетая до небес.

Они почти не разговаривали друг с другом, предоставляя это телам — и те быстро нашли общий язык. От бессонных ночей под глазами появились голубоватые тени, губы потрескались от бесконечных поцелуев, и все дневные мысли были заняты одним — предстоящим свиданием.

Безумство продолжалось три недели, а потом Адам исчез так же неожиданно, как и появился. И Моника очнулась от наваждения, не испытывая ни сожаления от его ухода, ни раскаяния за собственное безрассудство. Это был медовый месяц без последующих лет счастливой или несчастной семейной жизни. И Моника поблагодарила судьбу за чудесный подарок.

Но Энтони — совсем другое дело, мимолетным флиртом тут не ограничиться. Хотя с чего она взяла, что привлекает его как женщина? Джастин, конечно, большой знаток в любовных делах, но не стоит так уж на нее полагаться. Возможно, он просто пытается понравиться, чтобы без проблем завладеть желаемым? А что, это неплохой ход с его стороны — влюбить в себя Монику и заставить ее расстаться с виллой.

Она вошла в ресторан, полная решимости оставаться равнодушной и спокойной, что бы ни случилось. Галантный метрдотель с поклоном провел ее к столику на двоих, расположенному у высокого окна. Она заготовила высокомерную улыбку богини, снизошедшей до ужина с простым смертным, но тут же нахмурилась — Энтони не было.

— Прошу вас. — Метрдотель отодвинул стул.

Моника села, чувствуя себя неловко под изучающими взглядами посетителей. Так и есть, несколько знакомых лиц. Она кивнула в ответ на приветствие компании за дальним столиком и с преувеличенным вниманием стала изучать меню. Если Энтони не явится, она окажется в дурацком положении. Хотя, если он все-таки изволит прийти, положение будет еще хуже: уже утром все будут знать, с кем «эта выскочка Брэдли» ужинала.

Удивительное дело, с какой космической скоростью распространялись среди ее знакомых известия о том, кто, где и с кем был замечен. Словно бы у людей не было большего интереса в жизни, чем перемывание косточек своих приятелей и приятельниц. Но самое неприятное заключалось в том, что от мнения этого круга зависело слишком многое — количество клиентов, их отношение, возможность появляться на светских вечеринках...

— Надеюсь, вы не успели рассердиться?

Моника подняла голову и увидела Энтони. Он был в белоснежном легком костюме, мягко облегавшем фигуру и прекрасно сшитом. И она опять поймала себя на мысли, что где-то уже видела и эту фигуру, и характерный прищур зеленых глаз...

— Я даже успела вас извинить, — ответила она. — Надеюсь, у вас ничего не случилось?

— Случилось! — Он горестно вздохнул и скорбно опустил глаза. — Ужасное горе!

Моника подалась вперед и сочувственно спросила:

— Может быть, лучше отложить ужин?

Энтони безмолвно покачал головой и опустился на стул.

— Мне надо забыться, — глухо простонал он. — Не покидайте меня в эту печальную минуту.

Он на мгновение закрыл лицо ладонями, словно борясь с подступившими рыданиями. Монике показалось, что его глаза полны слез, так они лучились влажным блеском.

— Что все-таки произошло? — негромко спросила она. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Вы так добры! — Он завладел ее рукой, поднес к губам. — Вы просто ангел...

Что-то в этой ситуации было неправильное, но Моника, преисполняясь жалости, не обращала внимания на удивленные взгляды сидящих за соседними столиками.

— И так красивы, — продолжал Энтони, не выпуская ее руки. — Это платье... Вы похожи на кленовый лист, подхваченный ветром, а ваши волосы...

— Вы в порядке? — На секунду она испугалась, уж не помешался ли он от горя.

— Не знаю.

— Пожалуйста, скажите мне, что у вас стряслось.

Энтони покачал головой с безнадежным видом, побарабанил пальцами по столу.

— Ну же? — подбодрила Моника.

— Она пропала! — вдруг воскликнул он так громко, что проходивший мимо официант шарахнулся в сторону.

— Кто?

— Она! Моя любимая...

— Да кто же?

Выдержав паузу, он поведал горестным шепотом:

— Чашка.

В первое мгновение Моника не осознала услышанного, но, когда смысл сказанного дошел до нее, она так хлопнула ладонью по столу, что зазвенели бокалы.

— Ну простите, простите. — Печальную маску Пьеро сменила насмешливая маска Арлекина. — Но у вас было такое взволнованное лицо, что я не смог удержаться.

К возмущенной Монике вернулся дар речи.

— Вы... Вы невыносимы! Я ухожу!

— Пожалуйста, останьтесь. — Энтони резко вскочил и опустился перед ней на колени, вызвав среди посетителей ресторана некоторое волнение. — Я больше не буду, честное слово.

— Я вам не верю! — У Моники глаза жгло от слез, но губы сами собой уже складывались в улыбку.

— Хотите, поклянусь самым дорогим, что у меня есть?

— Хочу.

Он положил руку на сердце и торжественным голосом объявил:

— Пусть постигнет несчастье единственную мою Изабеллу, если я еще хоть раз обижу мисс Брэдли.

Закончив, Энтони встал, отряхнул колени и, как ни в чем не бывало, усевшись за стол, подозвал изумленного официанта.

Пока он делал заказ, Моника напряженно пыталась угадать, кто такая эта Изабелла. Сестра? Подруга? Любовница? Любое предположение могло оказаться верным, ведь она совсем ничего не знала об Энтони, кроме того, что ему доставляет удовольствие разыгрывать людей и ставить их в неловкое положение.

— У вас прекрасные актерские способности, — сказала Моника, отпивая глоток вина и старательно не замечая усиливающегося любопытства окружающих. — Вы не пробовали себя в театре?

— Каждый день пробую, — ответил Энтони.

Она удивленно приподняла брови.

— Разве вы не помните фразу — «весь мир театр, и люди в нем актеры»?

— Кажется, вы слишком буквально воспринимаете слова Шекспира. — Моника усмехнулась, понемногу приходя в себя. — Хотя каждый развлекается, как может.

Официант принес закуски, и пока он их расставлял, за столом царило молчание. Энтони с интересом оглядывал зал, постукивая пальцами по скатерти. Неожиданно он привстал и отвесил поклон, сопроводив его широкой улыбкой.

— Вчера познакомили, — пояснил он. — Я, правда, не запомнил имени.

Моника оглянулась и встретилась взглядом с Кристиной Хорни — в сопровождении родителей она усаживалась за сервированный на троих стол.

— Очаровательная барышня, — задумчиво протянул Энтони. — Такая свежая...

— Да, действительно.

Энтони, уловив нотку раздражения в голосе Моники, резко сменил тему разговора, начав рассказывать о достоинствах и недостатках жизни в Европе. Она почти не слушала его, думая о своем, но все-таки сохраняя на лице заинтересованное выражение.

А мысли метались, словно белки в колесе, не в состоянии остановиться на чем-то одном. То всплывало имя, названное в шутливой клятве, то презрительная усмешка Кристины.

Если Энтони решил соблазнить Монику, то выбрал для этого весьма странную тактику. Он не пытался очаровать ее, не расточал комплиментов, совсем наоборот, своим поведением он, скорее, рисовал образ человека безответственного и легкомысленного. Или он думает, что именно такое поведение производит на одиноких женщин наиболее сильное впечатление?

Почему бы и нет? Если вспомнить, например, любовников Дайаны, которых она имела обыкновение представлять всем гостям, то среди них преобладали люди как раз такого склада характера. Вечные мальчики, как она их называла, люди, постоянно ищущие лучших мест и лучших женщин; люди, уверенные, что самое чудесное происходит там, где их пока нет. Поэтому они не задерживались надолго, как ночные мотыльки, залетевшие на яркий свет и упорхнувшие обратно во тьму неизвестности.

Энтони, похоже, был из таких. В который раз Моника одернула себя: ну какое ей дело до того, кто он такой. Она видит его третий раз и, пожалуй, многое отдала бы за то, чтобы он вообще исчез из Нового Орлеана.