Аля вымученно улыбнулась и вернулась на кровать.

— Не против, если я у тебя поработаю? А то одной скучно.

— Нет.

Домра села на табурет у окна и занялась шитьем. Аля наблюдала за тем, как проворно она протыкает иголкой коричневую ткань или откусывает нитку зубами. Обычная деревенская женщина, эта Домра: славная, добрая, сильная, немного грубоватая. У такой должен быть муж, как минимум, трое детей, внуки, большой дом и хозяйство. А вместо этого она рассуждает о светлой дороге и любви Учителя, который годится ей в сыновья!

— Расскажи мне о поселке, — попросила Аля. — Не страшно тут жить? Все-таки тайга вокруг.

— Сейчас не страшно. А вот когда забора не было, тогда боялись. Однажды медведь к нам забрел, так потом на улицу не могли выйти…

— А кто все это построил?

— Учитель людей специальных нанял, да и сестры помогали. Все вместе работали, и вот как славно получилось.

Аля представила себе хрупких женщин, вкапывающих толстенные бревна в стену, и недоверчиво усмехнулась.

— У нас каждый делает то, что ему по силам, — пояснила Домра. — Учитель о нас заботится.

— Откуда у него деньги на все это? Представляю, сколько стоит построить такой городок!

— Учитель все может. Он затем и ездит в большой мир, чтобы деньги доставать и на поселок тратить.

— Где же он их достает, интересно?

— Какая тебе разница? — Домра подняла голову от шитья. — В поселке деньги не нужны. От них одно беспокойство. Учитель дает нам все, что мы не можем сделать своими руками, а большего нам не нужно.

— Неужели вам не скучно? Никто не хочет домой вернуться?

— Наш дом здесь.

— Ох, не верится мне что-то. — Аля легла на подушку и подложила руки под голову. — Здесь столько разных женщин. У некоторых, наверное, дети есть. Как можно забыть о детях?

Домра вздрогнула и еще ниже опустила голову.

— Я не понимаю, как можно добровольно отказаться от нормальной жизни и запереться в каком-то поселке вдали от людей…

— А я не понимаю, с какой стати Учитель привез тебя к нам, раз ты говоришь такое!

Домра вскочила с табурета, прижимая к груди свое рукоделие, и выбежала из комнаты. Аля сообразила, что увлеклась и сболтнула лишнее. Пора бы усвоить — здравый смысл здесь бессилен. Эти женщины бросили все, что им дорого, и ушли за Евгением в тайгу. О какой нормальной жизни можно с ними разговаривать! Домра, взрослая, неглупая женщина, превращается в фанатичную девчонку, когда речь заходит о Евгении. Скорее всего с другими дело обстоит так же.

«Господи, а я что здесь делаю?! — с отчаянием подумала Аля. Меня вполне устраивала моя жизнь. Илья, конечно, подлец, но он не стоит того, чтобы запираться в импровизированном монастыре!»

«Ох, и устрою же я Женьке, когда он вернется!» — Аля сжала кулаки. — «Что он о себе возомнил? Думает, можно среди бела дня безнаказанно похитить известную актрису? Да ее родные и друзья весь мир перевернут, но ее найдут!»

Хотя кто будет переворачивать мир, если все уверены, что она на гастролях? Единственный, кто может и должен поднять тревогу из-за ее исчезновения — это Георгий Степанович, худрук. Во время гастролей пропадает ведущая актриса, занятая во многих спектаклях…

«Меня ищут, — успокаивала себя Аля. — Георгий Степаныч всех на уши поставит, но выяснит, что со мной случилось».

Неспокойно было на сердце у Али. Евгений — кто угодно, но только не идиот. Раз он решил заточить ее в своей лесной крепости, то наверняка обставил ее исчезновение так, что комар носа не подточит.

От тревожных мыслей у Али поднялась температура, и она в бреду металась на постели. Зашла Домра, пощупала ее лоб и нахмурилась. Смочила Але виски, накрыла одеялом. Выздоровление новой сестры откладывалось на неопределенное время.


Еще два дня Аля пролежала в постели, обессиленная горячкой и тревожными мыслями. Каждый раз она просыпалась с уверенностью в том, что поселок, Евгений, Домра — всего лишь длинный, правдоподобный, неприятный сон. Увы! Терпкий брусничный морс, бревенчатые стены, не по-московски яркое солнце убеждали Алю в том, что она в иной реальности. И здесь нет ни театров, ни кино, ни Ильи, ни актрисы Елены Ларионовой, а есть сестра Аля и Учитель, всевидящий и всезнающий.

Домра не упускала случая восхититься Учителем, рассказать о его щедрости и великодушии, проницательности и доброте. Аля больше не высказывала вслух крамольные мысли. По мере того как уходила болезненная слабость, приходили понимание и хитрость. Легко было сойти с ума, спрашивая себя, «как» и «почему». Примитивный инстинкт выживания советовал Але замереть, залечь на дно, притвориться. Раз обстоятельства нельзя перебороть, к ним нужно приспособиться. Аля отбросила все мысли о прошлом и жила настоящим ради будущего…

4

Через три дня Аля окрепла настолько, что Домра разрешила ей выйти из дома.

— Надень вот это. — Она протянула Але темно-коричневое платье. — Я для тебя подогнала.

Платье было впору, но его цвет и фасон были чудовищными. Ниже колена, с широкой юбкой и рукавами три четверти, оно походило на худший вариант школьной формы из далекого советского прошлого. Но Домра всплеснула руками:

— Ох, и какая же ты в нем красавица!

— А зеркало тут есть? — спросила Аля с улыбкой, не надеясь на положительный ответ.

— А как же, — удивила ее Домра. — Пойдем.

На втором этаже, в комнате, где жила Домра, на стене висело большое зеркало с отколотым краешком.

— Мне Учитель подарил. Он очень щедрый.

Аля подошла к зеркалу, страшась того, что она может там увидеть, но все оказалось не так уж плохо. Из зеркала на нее взглянула большеглазая девушка с бледным личиком и небрежными темными кудрями. Нелепое коричневое платье молодило Алю, делало ее похожей на школьницу.

— Красавица, — повторила Домра. — Как хорошо, что ты к нам пришла как раз перед праздником! Учитель точно тебя выберет.

Аля в панике обернулась.

— Для чего выберет?

— Ох, все время забываю! Ты ведь ничего не знаешь о нашей жизни. Учитель одинаково любит всех сестер, но ведь он мужчина и не может ограничиваться одними духовными отношениями.

Это глубокомысленное замечание немало позабавило Алю.

— Иногда он выбирает кого-нибудь из сестер и дарит ей СЧАСТЬЕ, — сказала Домра с придыханием. — Самой мне не повезло: старовата я для Учителя. Но девчонки рассказывали — это неземное наслаждение. Ни один мужчина не может с ним сравниться!

— Ну не знаю, — задумчиво протянула Аля, вспоминая собственный опыт. Неплохо, но ничего выдающегося. На неземное наслаждение не тянет.

— На празднике с Учителем должен быть кто-нибудь из сестер.

— А что за праздник такой?

— В июле мы отмечаем день основания нашего поселка и радуемся тому, что любовь вошла в нашу жизнь.

— А-а-а… — Аля вспомнила московские басни Евгения. — Понятно.

— Если ты станешь его избранницей, расскажешь мне, как все было?

Аля чуть не рассмеялась Домре в лицо, хотя смешного в ее положении было мало.

— Обязательно расскажу.


После историй Домры Аля без удивления гуляла по поселку, наблюдая за тем, как трудятся его обитательницы. Здесь действительно жили одни женщины. Сестры. Им приходилось делать немало мужской работы: колоть дрова, таскать воду из речки в огромных ведрах, пилить, строгать…

Появление Али на улице особого интереса не вызвало. На нее смотрели, ей улыбались, но никто не пытался с ней заговорить. Аля чувствовала, что для этих женщин в темных одеждах, новая сестра — обычное явление. В свое время они познакомятся с ней поближе. Торопиться некуда, ведь у сестер впереди вся жизнь.

Але стало жутко. Она самая настоящая пленница. Выхода отсюда нет: через частокол не перебраться, по тайге пешком не пройти. Она беспомощна, как новорожденный младенец, она полностью во власти человека, раньше казавшегося таким милым и безобидным… Едва различая дорогу из-за слез, застилавших глаза, Аля брела по поселку. Ей казалось, что ее связали по рукам и ногам. Как бы Аля ни старалась, крепкие веревки разорвать невозможно…

Устав от бесцельного блуждания, Аля присела на низенькую скамейку возле домика. На первый взгляд он показался заброшенным: окна были заколочены широкими досками, а покосившуюся дверь не открывали, должно быть, несколько лет. И все-таки в доме кто-то жил: не просидела Аля на скамейке и пяти минут, как дверь с оглушительным треском распахнулась.