— Да, он так нам сказал. Хотя я не знаю, как это должно быть по закону. Отец назначил в своем завещании опекуном нашего брата Алексея. Я никогда не думала, кто и как наследует имущество. Знаю, что по завещанию отца, мамы и бабушки мне и сестрам оставлены деньги, а все имения отошли Алексею. Часть имений — майоратные, они не делятся и передаются в семье старшему наследнику по мужской линии, но то, что мой брат Алексей получил от бабушки, должно наследоваться в обычном порядке.
Елена впервые поняла, откуда такая жестокость дяди: дело было не только в приданом, а в том, что он хотел уничтожить других претендентов на наследство Алексея.
— Боже мой! Ведь Ратманово, где мы с сестрами жили, не входит в майорат, и оно должно было после Алексея отойти не дяде, а ближайшим родственникам, вот почему он хотел меня убить! — воскликнула девушка, став белее подушки, на которой лежала, и испуганный маркиз схватил ее за руку.
— Пожалуйста, не волнуйтесь так, вы еще очень слабы, — попросил Арман и задумался. — Сколько лет еще нужно вам ждать до получения наследства ваших родных?
— Через три года я должна получить наследство моих мамы и бабушки, а еще через четыре года после этого наследство от отца.
— Значит, вам придется три года скрываться. Судя по всему, ваш дядя не намерен ни с кем делиться, — рассуждал маркиз, пока не видя никаких возможностей помочь девушке. — Ваши сестры прячутся в имении, где, как вы надеетесь, он не сможет их отыскать?
— Да, никто не знает о том, что тетина подруга живет в ста пятидесяти верстах от нашего имения. — Елена повторила это, в том числе и для себя, так как очень хотела на это надеяться. — Но если я смогу потребовать от императора правосудия, дядю должны арестовать, ведь он убийца.
— Сейчас идет война, все главы государств вместе со своими армиями, им сейчас не до решения судьбы молодых девушек, оставшихся сиротами. Где вы собирались жить в столице?
— Тетушка дала мне письмо к своей подруге, — сообщила девушка, впервые начав сомневаться в осуществимости своего плана.
— Она недавно получала письма от этой дамы, знает, что та жива и не уехала от войны, куда-нибудь в дальнее имение? — уточнил Арман. Он видел по расстроенному лицу Елены, что та уже сама сомневается в выполнимости задуманного ею плана.
— Нет, тетя вообще много лет ее не видела. Вы правы, она уже может и не жить там, если вообще еще жива. Но как мне теперь быть?
— Пока мы здесь, ваш дядя не сунется в это имение, и вы можете спокойно набираться сил. Когда же мы получим приказ отступать, я вас предупрежу, и мы вместе подумаем, что будем дальше делать. А пока отдыхайте, я вас заговорил. Вы разрешите мне прийти к вам завтра? — спросил Арман и встал, ожидая ответа.
— Хорошо, приходите, — пригласила княжна и робко улыбнулась этому странному человеку, который должен был быть ее врагом, а хотел быть другом.
Утром Елена попросила Машу принести ей что-нибудь самое скромное из матушкиной одежды. Горничная принесла несколько платьев: зимних с длинными рукавами и легких из шелка и муслина, а также нижние рубашки.
С трудом поднявшись с помощью Маши с постели, княжна попробовала ходить, сил было мало, и ее шатало. Горничная подвела барышню к креслу и усадила.
— Ну, ничего страшного, скоро я наберусь сил, два-три дня и я окрепну, — успокоила Елена служанку, — давай попробуем платья померить.
Они смогли померить только одно платье, на большее у княжны не хватило сил. Было ясно, что все платья покойной матушки ей широки и коротки. Маша посмотрела, можно ли удлинить платья, выпустив подбой и край рукава. Достаточный запас был у двух бархатных платьев. На них Елена и остановила свой выбор. Она попросила Машу отнести платья в девичью, ушить в боках, а подол и рукава отпустить. Нижние рубашки она решила не ушивать.
Маша уложила барышню отдыхать, а сама отправилась выполнять поручение. Когда Елена через три часа проснулась, первое платье лежало на стуле около ее кровати. Девушка попросила горничную вымыть ей голову и через полчаса около камина слуги поставили медную ванну, наполнив ее горячей водой, в которую Елена погрузилась с невероятным наслаждением.
— Вот так начинаешь понимать, какую ценность имеет то, что обычно считаешь нормой, — заметила она, нежась в теплой воде, пока Маша мыла ей голову и терла кожу. Закутавшись в одеяло, девушка долго сидела около горящего камина, суша волосы, а потом горничная одела ее в новое платье.
— Барышня, какая вы красивая. Только вот что мне теперь с волосами вашими делать? — спросила Маша, любуясь княжной.
Елена посмотрела в зеркало. Тоненькая хрупкая девушка в голубом бархатном платье с шапкой блестящих золотистых локонов на маленькой головке казалась совсем незнакомой. Все в ней было странно: и неправдоподобно огромные глаза, и тонкая длинная шея, и ключицы, сильно выступающие в вырезе платья — все было необычным. Но сама себе Елена нравилась и не возражала бы остаться такой навсегда.
— Не нужно ничего делать с волосами, пусть все остается как есть, уложить их все равно не удастся — слишком короткие. Давай походим по коридору, нужно набираться сил.
— Только выпейте бульон, что повариха Павла прислала, а завтра вам уже можно будет кашу давать.
Княжна выпила бульон и, поддерживаемая горничной, вышла в коридор. Она смогла пройти его только один раз, потом почувствовала, как испарина покрывает ее лоб, а сердце колотится в груди, как заведенное.
— Все, Маша, пока хватит, положи подушки повыше, и я сяду на кровати, — прошептала Елена, сил не было даже на то, чтобы говорить.
Горничная усадила ее на постели, прикрыла ей ноги покрывалом и тихо вышла, Через пару минут глаза княжны закрылись и она уснула. Проснулась Елена только вечером, когда служанка принесла очередную порцию бульона. Маша зажгла свечи, подкинула дров в камин и подала госпоже чашку.
— Пейте, барышня. Полковник вернулся, просит разрешения зайти к вам, — сообщила горничная
— Скажи маркизу, что он может зайти, — разрешила Елена, опустив глаза.
Честная сама с собой, она отдавала себе отчет, что ее радовал приход полковника, хотя этого не должно было произойти, ведь она разговаривала с ним только один раз. Девушка не понимала, почему ее потянуло к Арману, но ничего не могла с собой поделать. Видно, судьба, подведя ее к краю могилы, вместо того, чтобы столкнуть вниз, позволила мужчине протянуть ей руку и спасти из бездны, а теперь Елена инстинктивно цеплялась за него, боясь вернуться обратно.
Горничная вышла, а спустя пять минут раздался тихий стук в дверь и в комнату вошел Арман. Сегодня комната была ярко освещена и блики света играли в шелковых золотистых локонах, окружавших головку Елены. Голубое платье, надетое княжной, оттеняло ее огромные глаза и делало ее ослепительно красивой.
— Добрый вечер, мадемуазель, позвольте сказать, что голубой цвет вам удивительно идет, вы просто неотразимы, — маркиз взял руку девушки в теплые ладони и, поцеловав, заботливо спросил: Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, сегодня уже хорошо, я надеюсь быстро восстановить силы, — ответила Елена и улыбнулась галантности своего кавалера. Он вел себя так, как будто они встретились на балу в свете. — Садитесь, пожалуйста, вы можете называть меня Елена. Ситуация, в которую мы оба попали, достаточно сложная, чтобы ее еще усложнять, переводя на официальный уровень.
— Благодарю вас, для меня это честь. Можно вас попросить тоже называть меня по имени, мне будет очень приятно. — Арман поклонился и сел на стул около кровати.
— Хорошо, Арман, расскажите мне о себе. Кем вы были до того, как стали полковником гвардии императора Наполеона?
Арман посмотрел на прелестное лицо русской княжны, и ему захотелось рассказать этой замечательной девушке все, что он столько лет мучительно скрывал в своем сердце. Он помолчал и начал свой рассказ.
Елена слушала полковника, и перед ее глазами вставали виноградники солнечной Бургундии, роскошь дворца в Фонтенбло, она представляла прекрасное лицо итальянской принцессы, обнимающей своего единственного маленького сына и передающей его на руки царственной крестной Марии-Антуанетты. Видела веселые лица мальчиков и девочек, играющих в парке, принадлежащем их роду на протяжении столетий. А потом она представляла зарево пожаров над Парижем и телегу, груженную сеном, под которым верный слуга вывез Армана в монастырь в Бургундии, и представила ужас, пережитый пятнадцатилетним юношей, на глазах которого убили старого священника, заменившего ему отца.