— Ваша светлость, государыня ждет вас в малой гостиной, прошу вас и вашу спутницу следовать за мной.
Он прошествовал по длинному коридору первого этажа и постучал в украшенную позолоченной резьбой белую дверь.
— Да, пожалуйста, — прозвучал нежный мягкий голос. Он принадлежал, по-видимому, очень молодой женщине.
Дворецкий распахнул дверь и доложил:
— Ваше императорское величество, прибыли герцогиня Эльхингенская и маркиза де Сент-Этьен.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила, поднявшись с дивана навстречу гостям, очаровательная черноволосая женщина с добрым лицом и мягким выражением больших темных глаз. Оказывается, именно ей принадлежал нежный певучий голос.
Елена знала, что императрице Жозефине должно было быть около пятидесяти лет, но она никогда бы не поверила, что стоящей перед ней прелестной женщине в светло-лиловом атласном платье с широким кружевным воланом по подолу больше тридцати. Только роскошное бриллиантовое ожерелье и высокая диадема, украшавшая кудрявую голову женщины, говорили об ее высоком положении, а все ее поведение, чуждое высокомерия и сухости, добрая искренняя улыбка и простое обращение сразу покоряли сердца тех, кто ее видел.
— Аглая, как я рада вас видеть! Представьте свою спутницу и садитесь к столу, — предложила императрица.
Она села в светлое кресло, обитое гобеленом, повторяющим рисунок росписи на стенах гостиной, жестом предложив дамам сесть в такие же кресла, расставленные вокруг овального стола с бронзовыми ножками.
— Ваше императорское величество, позвольте представить вам маркизу де Сент-Этьен. К сожалению, она слишком мало была женой нашего Армана, а сразу стала его вдовой. Маркиз погиб, когда он в шинели и треуголке императора отвлекал на себя преследователей, чтобы император мог вырваться из окружения. — Аглая, хорошо зная добрую и сострадательную душу императрицы, своими словами умело касалась благородных струн ее души. — В своем завещании Арман назначил своим душеприказчиком маршала Нея, поэтому Элен сейчас живет у нас. Слава Богу, что маркиза ждет ребенка, это утешит ее в ужасном горе, но, к сожалению, поскольку она беременна, то до рождения ребенка не может вступить в права наследства, оставленного ей мужем. Этого можно было бы избежать, если назначить ее опекуншей при будущем ребенке, но для этого необходим указ императора.
— Примите мои соболезнования, моя дорогая. Я любила Армана как сына. Мне очень жаль, — на глаза Жозефины навернулись слезы, и она погладила руку молодой женщины. Нервы Елены не выдержали, и по ее щекам заструились слезы.
— Простите, ваше императорское величество, я еще никак не привыкну к этой потере, — объяснила она, вытирая слезы и стараясь успокоиться.
— Не нужно извиняться, мы все понимаем ваши чувства, я попробую поговорить с императором. Подождите меня здесь. Его величество работает в кабинете, и если он согласится меня принять, я побеседую с ним о вас, — пообещала императрица и, ободряюще улыбнувшись Елене, вышла за дверь.
Ее не было почти час, Елена и Аглая, давно исчерпавшие все темы для беседы, устало замолчали. Наконец, дверь отворилась и вошла улыбающаяся Жозефина.
— Все в порядке, дорогая, император не только подпишет указ о назначении вас опекуншей при вашем будущем ребенке, но и передаст вам все имущество пяти теток Армана, не оставивших наследников. Это имущество, отошедшее ранее в казну, по приказу императора было выделено и подготовлено к передаче маркизу де Сент-Этьену, но он так не успел его получить. Теперь по праву его получите вы и наследник Армана. Указы вам привезут завтра в дом герцогини.
— Спасибо, ваше императорское величество, — поблагодарила Елена и присела в глубоком реверансе.
— Не за что благодарить — это самое малое, что мы можем сделать для Армана: выполнить его последнюю волю. А сейчас пойдемте в большой зал, гости уже прибывают, сегодня у нас ужин и танцы.
Императрица пошла вперед, взяв под руку Елену, а довольная мадам Ней последовала за ними. Жозефина вела их через анфиладу комнат первого этажа, поражавших роскошным и вместе с тем изящным убранством. Елена замечала то пол из квадратов белого и черного мрамора, то стены, красиво задрапированные складками белого шелка, то нежные краски росписи стен и потолка, то панно с танцующими античными богинями и горящими треножниками. Дворец был таким же, как его хозяйка: роскошным — и в тоже время прелестным и простым.
Наконец, они подошли к дверям большого зала. Множество людей, группами стоящих вдоль стен, обернулись, приветствуя хозяйку. Императрица, не отпуская руку Елены, начала обходить гостей, здороваясь, говоря учтивые слова своим собеседникам и после этого представляя Елену. Те дамы, которые равнодушно встретили Елену вчера на рауте у Аглаи, теперь улыбались ей, жали руки и приглашали бывать у них с визитами. К тому времени, когда императрица подошла к мадам Ней, возвращая ей Елену, все парижское общество уже приняло молодую маркизу де Сент-Этьен, восторгаясь ее красотой и сочувствуя ее печальной истории.
Начались танцы. Несколько молодых гостей пытались пригласить Елену, но она оставалась около своей спутницы, вежливо отказывая кавалерам, ссылаясь на то, что она не танцует из-за траура. Внезапный шум у дверей привлек общее внимание. Пары начали одна за другой останавливаться, кланяясь императору Наполеону, идущему через зал к Жозефине, сидящей у противоположной стены. Он махнул рукой оркестру, чтобы продолжали играть и, подойдя к императрице, поцеловал ей руку.
Оркестр заиграл кадриль, император взял Жозефину за руку и вывел на середину зала. Императрица танцевала божественно: ее движения были изящны, прекрасные белые руки то прихватывали край шлейфа, то выгибались, как лебединое крыло, а легкие ноги несли ее уже начавшее полнеть тело с изяществом молодой женщины.
— Какая прекрасная пара, — вздохнула Аглая, и Елена кивнула ей, соглашаясь.
Музыка смолкла, императрица что-то сказала, наклонившись к уху Наполеона. Он обернулся, огладывая присутствующих, когда его взгляд остановился на Елене, он кивнул Жозефине и направился через зал.
— Дорогая, ты не можешь отказать императору, даже если у тебя траур, — шепнула Елене герцогиня.
Обе женщины присели перед Наполеоном в реверансе.
— Добрый вечер, герцогиня, — Наполеон улыбнулся дамам, и его суровое отяжелевшее лицо помолодело, а большие серо-голубые глаза весело блеснули. — Вы отпустите потанцевать со мной вашу подопечную?
— Конечно, ваше императорское величество, — ответила мадам Ней. Наполеон протянул руку, Елена положила на нее свою и, опустив глаза, пошла с императором на середину зала.
Это был первый бал в ее жизни и первый танец, который она танцевала на балу, и ей приходилось танцевать его с императором Наполеоном. Сердце молодой женщины стучало как сумасшедшее. К тому же оркестр заиграл вальс. Она посмотрела на императора и встретилась взглядом с умными, все понимающими глазами.
— Вы очень красивы, маркиза, теперь я понимаю, почему мой Арман влюбился в вас. Вы будете звездой Парижа, ведь ваши золотые локоны и голубые глаза среди наших смуглых красавиц — как бриллиант среди самоцветов, — сделав комплимент, император закружил Елену в вальсе. Он на удивление хорошо танцевал и, поймав ритм, молодая женщина успокоилась.
— Благодарю вас, ваше императорское величество, — просто сказала она, — вы очень добры ко мне.
— Родите Арману наследника, и будем считать, что мы в расчете. Я очень его любил, — признался Наполеон и помрачнел, вспомнив убитого воспитанника.
— А если будет девочка? — спросила молодая женщина.
— Я разрешу передавать титул по женской линии — завтра в указе это будет оговорено, — пообещал император, вздохнул и добавил: — Все равно других детей у Армана не будет.
Музыка смолкла. Наполеон проводил Елену к ее спутнице, а сам вернулся к Жозефине. Оркестр заиграл котильон, последний танец бала, и слуги уже распахнули двери, приглашая нетанцующих гостей к столу. Бонапарт попрощался с императрицей и уехал в Париж. Беседа за столом в его отсутствие текла легко и свободно, гости смеялись и шутили, радуя Жозефину, любившую веселые праздники и хорошее настроение гостей. Через час начали подавать кареты. Аглая и Елена, подойдя к императрице, поблагодарили ее за гостеприимство и помощь и уехали в Париж.
На следующий день Елена с самого утра сидела у окна гостиной, глядя на проезжающие экипажи. Она так волновалась, что даже не могла есть.