Марта Таро - Звезда Парижа

— Не нужно расстраиваться, — возразила Катя, — они отличная пара, если посмотреть непредвзято, и великолепно подходят друг другу. Тетушка, после того как шок прошел, согласилась со мной, Луиза и Долли Ливен думают так же. Дай ей время, и она будет счастливой женой.

— Милая, что бы я без тебя делал? — улыбнулся Алексей, взял ручку жены и поцеловал.

— Ты бы заговорил сестру до смерти, а она уже падает со стула, — заявила Катя и встала, — пойдем, Элен, я провожу тебя в твою спальню, все остальное подождет до утра.

Елена поднялась и только сейчас почувствовала, что ее шатает, она прошла за хозяйкой в свою спальню, быстро разделась и провалилась в сон, едва донеся голову до подушки.

Елена проснулась в полдень, взглянув на английские бронзовые часы, стоящие на каминной полке, она ужаснулась и вскочила. Услышав ее шаги, из смежной спальни, где сегодня ночевала Мари, вошла горничная Маша.

— Доброе утро, барышня, — улыбнулась она хозяйке.

— Какое же утро, если сейчас день, — упрекнула горничную Елена, — почему ты меня не разбудила? Что теперь обо мне подумают.

— Княгиня велела вас не будить, сказала, что вы очень измучены, она и Мари забрала, сейчас все дамы в гостиной и девочка с ними.

Елена быстро оделась, выбрав одно из своих любимых новых платьев, собрала волосы в греческий узел и спустилась вниз. Подходя к гостиной, она услышала веселый лепет своей дочки и ласковые голоса женщин, говоривших с девочкой по-русски и по-французски. Малышка отвечала им тоже на двух языках.

— Добрый день, простите меня, что я вышла так поздно, — извинилась Елена и, улыбнувшись женщинам, собравшимся в гостиной, подхватила на руки дочку, поцеловала ее и посадила на колени.

— Совсем не поздно, учитывая, что тебе пришлось вынести, да и вчерашние переживания, ты еще рано поднялась, — Катя улыбнулась молодой женщине и вспомнила: — Когда мне сообщили, что Алексей погиб, я лежала целый месяц, Луиза еле выходила меня.

— Не будем вспоминать о плохом, — возразила Луиза де Гримон и махнула рукой, как будто отгоняя страшные воспоминания. — Давайте лучше выпьем чаю, а Элен покормим. Я все сейчас организую.

Она встала и, пригласив за собой дворецкого, маячившего в дверях гостиной, ожидая приказаний, пошла в столовую за чайным сервизом. Елена посмотрела на своих собеседниц, сегодня с утра они обе были в легких муслиновых платьях с замечательной вышивкой, очень похожие по стилю на то, что надела она сама. Причем ни одно платье не повторяло другое, все идеи фасонов и рисунков, при одинаковой кажущейся простоте, были разными.

— И вам нравится эта новая мода! — воскликнула она. — Я от этих платьев просто в восторге, какой тонкий вкус и безукоризненное чувство меры. Мы с моей подругой Доротеей хотели стать исключительными покупателями этих платьев во Франции, но их поставщик мистер Штерн отказался нам назвать имена производителей, обещав познакомить в Вене, сказал только, что это — дамы. Нужно послать ему письмо на адрес конторы.

— Не нужно ничего посылать, он сам через десять минут будет здесь, — засмеялась Катя, — и с производителями, почти со всеми, ты уже знакома, это — Луиза, я и Долли Ливен, которая тоже через пятнадцать минут будет здесь.

— Как это? — у Елены не было слов, настолько ее поразило то, что женщины-аристократки смогли организовать прибыльное дело. Придя в себя, она заметила: — Как права была моя подруга Доротея, когда говорила, что хочет сама распоряжаться своими деньгами и зарабатывать тоже хочет сама.

— Если она так думает, она нам подойдет, — сказала Луиза де Гримон, расставляя на большом овальном столе серебряный чайный сервиз, блюдо с пирожными и маленькими канапе.

У дверей раздался веселый разговор, и в комнату вошел мистер Штерн, с которым Елена познакомилась в Париже, и роскошно одетая высокая худощавая дама с большими яркими карими глазами и черными кудрями.

— Мои дорогие, я вырвалась всего на полчаса, сегодня государь принимает пруссаков, я должна быть в Хофбурге вместе с мужем, — вместо приветствия сказала она, но увидев новое лицо, замолчала, вопросительно глядя на Катю.

— Долли, у нас — большая радость, приехала Елена Николаевна, маркиза де Сент-Этьен, сестра Алексея, — объявила Катя и повернулась к Елене, — дорогая, познакомься: Дарья Христофоровна Ливен, супруга нашего посланника в Лондоне, моя подруга и наш с Луизой партнер.

— Отлично, вы живы и здоровы — наконец, князь Алексей вздохнет спокойно. Вы можете называть меня, как все, Долли, и, судя по тому, что говорил мне Иван Иванович, вы — та дама, которая в компании с подругой хочет продавать наш товар в Париже. — Женщина говорила быстро и энергично, ее как будто окружала аура деловитости и успешности.

— Да, Долли, действительно, мы с подругой графиней Доротеей де Талейран-Перигор хотели бы этим заняться. У меня есть три магазина: в Париже, в Орлеане и в Марселе.

— Я сегодня видела вашу Доротею, она сопровождает Талейрана и как его ближайшая родственница будет от его имени вести салон здесь, на конгрессе. Давно я не получала такого удовольствия от общения с женщиной, она очень умна и у нее замечательная деловая хватка. К тому же мы с ней — землячки, от имения, где она родилась, до нашего замка — двадцать верст. Но давайте поговорим о деле. Вы отдаете магазины, а она каким капиталом входит?

— Она хотела купить первые партии платьев, — объяснила Елене, которой все больше нравилось это деловое общение, и она вспомнила бабушку, получавшую такое же удовольствие, занимаясь делами своих имений.

— Отлично, я — «за», если мои партнеры не возражают, принимаем вас в наш женский клуб. Но мне уже пора идти. Вызывайте свою Доротею сюда завтра в полдень, обо всем договоримся и начнем работать, — предложила графиня Ливен, попрощалась и уехала.

Елена написала записку Доротее и отправила ее во дворец князя Кауница, где остановилась французская делегация во главе с Талейраном. Через час графиня прислала ответ, что сегодня вырваться к подруге не сможет, но обязательно будет завтра в полдень.

Женщины разошлись по своим делам, Алексей был на службе. Елена покормила и уложила дочку спать, и сидя рядом с кроватью, где обложенная подушками, чтобы не упасть, лежала ее малышка, задумалась. Жизнь ее начинала принимать новые очертания, которые ей очень нравились: уже были независимость и богатство, скоро будет дело, которое займет время и поможет чувствовать себя полезной и нужной, она воссоединилась с семьей, у нее была обожаемая дочь. Почему же она не могла изгнать из памяти Александра Василевского? Может быть, потому, что он был так красив, или потому, что она плавилась от страсти в его объятиях? Или потому, что он был ее первым мужчиной? Ответа она не знала, но должна была справиться со своим сердцем и начать жить, полагаясь на разум.

Графиня де Талейран-Перигор появилась в особняке семьи Черкасских ровно в полдень, обставив свое появление с изящной помпезностью, подаваемой с таким тонким юмором, что это выглядело умно и очаровательно. Роскошная открытая коляска с древним гербом Перигоров на дверце, запряженная четверкой блестящих вороных лошадей, фамильные драгоценности, стоящие целое состояние, надетые сегодня графиней, все было нацелено на то, чтобы подчеркнуть место, занимаемое сейчас на конгрессе племянницей князя Талейрана. Но милая улыбка, редкостное обаяние и та простота, с которой Доротея обратилась к незнакомым дамам, ожидающим ее в гостиной, сразу разрядили обстановку и вызвали откровенное замечание графини Ливен:

— Доротея, мы все зовем друг друга по именам и на «ты», это помогает делу и способствует дружбе, но тебе напоминаю, что, в отличие от всех остальных дам, мы с тобой в Вене — на службе у наших государей. Поэтому, давай сразу договоримся, что наше неформальное общение никогда не будет мешать основной работе, где мы с тобой находимся по разные стороны барьера. О нашем общем деле никто из посторонних не должен знать, и каждая из нас сама решает, ставить ли в известность о нем своих мужчин. Но в любом случае, никто из нас не называет имена других партнеров, ведь у всех мужчин разные взгляды на предназначение женщин, а перевоспитание мужчин в наши планы не входит, как абсолютно бесполезное занятие.

Долли пристально всматривалась в ослепительно прекрасное лицо графини, лишний раз убеждаясь, что интуиция ее не подвела — эта женщина была наделена таким же созидательным талантом, как она сама, и ей так же было тесно рамках, отводимых обществом современной женщине.