Девочки вели себя с отцом гораздо лучше, чем с ней. Даже Кики превращалась в маленькую куколку, когда появлялся Рори. Но иногда просто не верилось, что это юное создание может обладать такой сильной волей. Ее язычок! Mon Dieu[6]! Даже монахини не могли вынести этого. Сколько раз они грозились, что исключат ее из школы. И они, конечно, сделали бы это, если бы не ее собственное влияние и бойкий язык Рори Девлина, который мог уговорить любую женщину, даже Христову невесту.
И все же ей не нравились отношения, сложившиеся между девочками и их отцом. Что-то настораживало ее — девочки соревновались за внимание отца так, словно были его возлюбленными. Кики, по натуре более агрессивная, даже отталкивала Анджелику, когда они бежали навстречу отцу. Но стеснительная Анджелика использовала всякие хитрости, чтобы отвлечь его внимание от сестры, — прежде всего свое хрупкое здоровье и положение «крошки» в семье. И это тоже было плохо, думала Евгения. Если не считать этого соперничества из-за отца, то было видно, что девочки любили друг друга. Кики приглядывала за младшей сестрой, а Анджела обожала старшую и подражала ей. Отдавая каждой должное, Рори Девлин не выделял никого, он называл Анджелу — «мой маленький ангел», а Кики — «моя большая девочка» и уделял обеим равное внимание.
Это все была вина Мари, решила Евгения. Если бы она взяла все в свои руки, они бы меньше были одержимы своим папочкой. Если бы они чувствовали больше внимания со стороны Мари, они бы и сами о себе лучше заботились.
Возможно, в этом и следовало искать ответ. Она должна решиться и поехать с Дезирэ в Европу, и тогда Мари не сможет больше оставаться в апатии, это заставит ее более активно действовать как мать, и тем самым она уменьшит постоянную потребность девочек во внимании отца. Может быть, все хорошо кончится, а Дезирэ заключит выгодный брак. Тогда она убьет сразу двух зайцев. Да, она должна заняться этим немедленно. На следующей неделе они вчетвером — она сама, Мари и обе девочки — собирались поехать с Джулианом и его семьей в имение. Там они пробудут неделю, а затем, по возвращении, она сразу займется подготовкой к отъезду.
Евгения рассказала Мари о своем решении, когда они возвращались с «Розовой плантации» в город. Мари сидела за рулем «Гудзона», и когда Евгения сообщила о своих планах — уехать в Европу, как только покончит со всеми приготовлениями, и что она, возможно, будет отсутствовать целый год, — та даже и бровью не повела. Евгения не могла понять, о чем она думает.
Поскольку Мари молчала, Евгения стала теребить ее, желая получить хоть какой-то ответ.
— Ты согласна, Мари, что я должна что-то сделать для Дезирэ?
— Все, что ты предлагаешь, всегда самое лучшее, maman.
— А ты способна позаботиться о девочках?
— Могу твердо обещать, что голодать им не придется.
— Я об этом и не думала. Меня волнует другое: ты сама справишься?
— Абсалом и Силия будут следить за домом и делать покупки. Джони будет готовить еду, Рори отводить девочек в школу и забирать домой.
— Но заботиться о девочках означает не только это, — заявила Евгения с некоторой обидой.
— Рори или Силия проследят, чтобы они совершали молитвы и будут брать их к мессе. Кики всегда успокаивается, если знает, что бабушки нет поблизости и некому подымать шум по поводу каждого капризного слова. И Анджела тоже будет сама есть все эти овощи, если никто не будет их запихивать ей в рот.
Потом, взглянув на мать, она спросила:
— А Дези знает об этой поездке? Может быть, она не хочет никуда уезжать?
Евгения ничего не ответила. Она размышляла, что скрывается за холодной и безмятежной внешностью ее дочери.
Поездка оказалась утомительной, воздух был плотным, горячим и влажным.
— Как только приедем, нам надо будет сразу принять ванну, — сказала Евгения девочкам, сидевшим на заднем сиденье.
— Нам? — невинным голоском переспросила Кики. — Ты разве заберешься в ванну вместе с нами, grand-mère[7]?
Обе девочки захихикали, а когда машина остановилась, стремглав выскочили из кабины, обогнав мать и бабушку, — каждой хотелось первой встретиться с отцом.
Анджела бежала впереди и сразу кинулась к лестнице. Кики помчалась в библиотеку, но, увидев, что там никого нет, промчалась через холл в салон. Не найдя никого и в этой комнате, она вернулась в холл, и как раз в этот момент на верху лестницы показалась Анджела. Когда Мари и Евгения входили в дом, она крикнула вниз сестре:
— Папа и тетя Дези заболели. Они лежат вместе в постели тети Дези.
Мари и Евгения замерли в оцепенении, словно персонажи живой картины. Кики же быстро взлетела по лестнице вверх и ворвалась в комнату своей тети в тот момент, когда ее отец натягивал брюки, а Дези пыталась прикрыть простыней голые плечи.
Кики расхохоталась как сумасшедшая:
— Дурочка! — крикнула она сестре. — Они вовсе не заболели. Они занимались тем, что во дворе делают Бобо и Флаффи. Они делали ребенка!
Анджела сконфуженно наморщила лобик, в то время как Кики лишь передернула плечами.
— Я же тебе все про это объясняла, глупышка!
Кики выбежала обратно на площадку около лестницы и крикнула застывшим, безмолвным, уставившимся вверх Мари и Евгении:
— Они делали ребенка!
У Кики был победоносный вид, она явно гордилась тем, что уже все знает о таких вещах. Анджела отвернулась, ничего не понимающая, но расстроенная.
Мари первой пришла в себя и стала подниматься по лестнице. Мать глядела ей вслед. «Да… На этот раз Мари должна будет что-то сделать сама. Нет худа без добра. Может быть, из этого и получится что-то хорошее. Может быть, Мари оживет. Почувствует что-нибудь! Сделает что-нибудь!»
Мари прошла мимо теперь уже плачущей Анджелы и подпрыгивающей, с горящими от восторга глазами Кики, чувствующей, что происходит что-то драматическое, но повернула не направо, к комнате Дезирэ, а налево, к своей собственной. Она вошла в комнату, затворила за собой дверь и заперла ключом замок. Рори Девлин так и не появился в холле, а Евгения не трогалась с места. Во всем доме воцарилась гнетущая тишина, несмотря на шум, производимый двумя девочками.
Наконец Евгения очнулась и стала тяжело подниматься по ступеням, хватаясь обеими руками за железные перила и с трудом подтягивая вслед свое тело. Она приказала детям немедленно отправиться в свою комнату. Анджела повиновалась, а Кики стала упираться, и тогда бабушка буквально втолкнула ее в комнату и захлопнула дверь. Затем она вошла в комнату Дезирэ и увидела, что Девлин стоит перед зеркалом и причесывает волосы гребнем ее старшей дочери. Увидев Евгению, он очаровательно улыбнулся ей и нахально поднял брови. Рори был уже полностью одет. Евгения перевела взгляд с него на Дезирэ, которая лежала на постели, укрывшись с головой. Евгения передохнула, собираясь с силами. Она разберется с Дезирэ позже, а сейчас она уже знала, как следует поступить с Рори Девлином.
— Что ж, — сказал он, — я понимаю ваше замешательство, maman. И сочувствую вам. Я думаю, самое время вежливо распрощаться с вами, леди, чтобы не причинять вам дальнейших неудобств!
Рори поклонился сначала мадам дю Бомон, потом Дезирэ. Он слышал звук запираемой двери в его с Мари комнате. Он уйдет без своих вещей. Что же делать. И он должен уйти, не попрощавшись со своими дочерями. И как это ни прискорбно, тут тоже ничего не поделаешь. Он свяжется с ними, как только сможет.
— Возможно, мы еще встретимся, Дезирэ, — произнес он и, обойдя стоявшую в дверях тещу, вышел, мило улыбаясь.
Евгения кинулась за ним, начала колотить в спину кулаками. Рори, не обращая на это внимания, сбежал вниз по лестнице. В этот момент он услышал крик «Cochon[8]!» и звук спускаемого курка. Он почувствовал укол в бок, пошатнулся, в то время как его теща бессильно обмякла на площадке около лестницы, сжимая в руке старый кавалерийский пистолет ее мужа. Это был один из пары изысканно отделанных пистолетов, находившихся в семье с незапамятных времен.
Вынув чистый, белоснежный платок с вышитыми инициалами, Рори приложил его к боку, где уже выступили капли крови. «Старая сука!» — равнодушно кинул он безжизненной фигуре на лестничной площадке, повернулся и вышел из дома.