— Моя одиннадцатилетняя дочь Никки. У нее есть маленькая лаборатория, где она проводит эксперименты. По правде говоря, мне было страшно спрашивать какие. Я испугалась, что она решит, что ее следующим подопытным кроликом должна стать я. Бог мой! Что за ребенок! Какая голова! Она снисходительно разговаривала со мной на таком английском, которому бы позавидовал гарвардский профессор. Мы ходили в рестораны, и заказывала всюду она, потому что не доверяла моему итальянскому. Если кто-то на нас начинал смотреть, она отворачивала голову — так она стеснялась своей недостаточно интеллектуальной матери-американки. Мы ходили по магазинам, и, когда я выбирала что-нибудь для нее или для себя, она закатывала глаза к небу. В конце концов все выбирала она.

— Похоже, она просто восхитительна. Почему ты не хочешь признать, что наслаждалась временем, проведенным с ней?

— Да, я получила своеобразное удовольствие. Если смириться с тем, что твое присутствие терпят. — Кики рассмеялась.

— И похоже, она тоже наслаждалась твоим обществом. Тебе повезло, Кики, что она не ненавидит тебя.

— Ненавидит меня? Почему, черт побери, она должна меня ненавидеть? Что я ей сделала? Это ведь ее отец меня вышвырнул. Это мне нравится — ненавидеть меня! Что, черт возьми, она о себе понимает? Эта малявка! — Она улыбнулась покачивая головой.

Посмотрев из окна на городские улицы, Кики произнесла:

— Все выглядит серым и мрачным, правда? Боже мой, как бы мне хотелось вернуться в Калифорнию. Там я не испытывала депрессии… ведь так?

— Иногда. Только иногда.

— Хорошо, расскажи-ка мне, что у нашей звезды па повестке дня? Что ты собираешься делать теперь, когда вы отыграли «Лисичек»?

— Мне предложили роль в «Карточном домике».

— На сцене?

— Да.

— И что? Ты собираешься за нее взяться?

— Кики, если ты хочешь возвратиться в Калифорнию, я откажусь от роли. Мы вместе возвратимся.

Кики положила свою руку на руку Анджелы:

— Ты добрая, сестричка. Ты хороший человек, это точно. Но я не готова к Голливуду. Пока нет.

Она опять выглянула из окна:

— Бог мой, там так серо. Знаешь, наркотики помогают справиться с этой маленькой проблемой. Сумеречная депрессия. Даже не знаю, нужно ли мне было ездить в ту швейцарскую клинику и избавляться от этой привычки. Ты знала, что это было причиной — настоящей причиной, почему я туда ездила?

— Мне кажется, я догадывалась об этом. Полагаю, я самой себе не хотела в этом признаться. Трусила. А могла бы помочь. Во всяком случае, я считаю, ты поступила мужественно, когда не спряталась от своей проблемы, постаралась ее решить и сделала это одна, без чьей-либо помощи.

— Черт! Сейчас я как раз не уверена, что не хочу испытывать зависимости от наркотиков. Не знаю, действительно ли мне хочется смотреть на мир без очков розового цвета.

— Ну, Кики! Все будет хорошо.

— Все будет хорошо для тебя. А для меня? Посмотрим…

— Кики, тебе еще нет и сорока. Жизнь не кончена…

Кики улыбнулась.

— Спорим, ты даже не заметила моей подтяжки. — Она повернулась в профиль. — Как твое мнение?

— Я заметила. А ничего не сказала только из-за черной зависти. Как же, ведь ты сбросила двадцать лет!

Кики рассмеялась:

— Это сделало бы из меня приманку для уголовников. Даже моя дорогуша сестричка не осмелилась бы так далеко зайти. Ты что, хочешь сказать, я выгляжу шестнадцатилетней?

— Прекрасные шестнадцать лет!

— И, Бог мой, еще нецелованная!

«Если бы только я могла найти какой-нибудь способ для нас обеих, чтобы двигаться вперед. Требуется-то всего лишь оттолкнуться и прыгнуть! Почему все так сложно?»

7

Когда, наконец, от телепрограммы «Вечер в театре» пришло предложение, Кики так и не узнала, что все это было сделано с подачи Анджелы, что это она заключила соглашение с исполнительным продюсером Томом Хоппером: они давали Кики роль Патриции в оригинальной телепьесе «Золотой вечер», а Анджела соглашалась сделать для них «Карточный домик» после того, как отыграет его в театре.

Кики очень волновалась, решая, принимать ли ей предложение, но Анджела заметила, что она в восторге.

— Ну, не знаю, браться ли мне за это. Патриция — это довольно поверхностный персонаж, как ты думаешь?

— От твоей игры зависит, насколько будет интересен ее образ. Ты можешь это сделать лучше, чем кто-либо. Ты помнишь сцену смерти матери, когда Патриция говорит о том, как ее всегда раздражал сухой и частый кашель умирающей? Ты можешь показать, что, хотя ее слова и кажутся безжалостными, в глубине она по-настоящему потрясена.

— Да, полагаю… думаю, что это правильная трактовка — на первый взгляд она поверхностна, но в глубине — как «В тихом омуте…». Я только жалею, что режиссером будет Херд Филлипс. Он такое ничтожество.

— Вовсе нет. Он выиграл «Эмми» за «Иди напрямик».

— Я этого не помню.

— Это факт.

— Не знаю. Не будет ли это потерей имиджа — работа на телевидении после театра и кино?

— Все так делают, Кики.

— Не знаю. Большинство начинают на телевидении, а затем снимаются в кино. Джордж Скотт. Рейнолдс. Даже кое-кто из мыльных опер.

— Ну, ладно. Ты будешь так хороша в «Золотом вечере», что они будут умолять тебя вернуться в кино.

— Думаю, это может произойти.

— Конечно, может.

* * *

Сразу же начались неприятности. Предполагалось, что все съемки, от начала до конца, займут три недели. Кики тут же встала на дыбы, и ей сказали: «Это телевидение, мы так работаем». Отсутствовала специальная «звездная» гримерная, не было никаких поблажек капризам и жалобам на то, как много лучших реплик передано то тому, то другому. Отсутствовал индивидуальный парикмахер и гример, который занимался бы только мисс Девлин. И наконец, кто-то съязвил: «Возможно, так работают в Италии, когда снимает мистер Ринальди, но здесь у нас все по-другому».

На следующий день после появления «Золотого вечера» в эфире несколько телекритиков дали рецензии на него, другие писали о «Вечере с Фредом Астером». Такова специфика телекритики — нужно втиснуть все. Хвалили режиссуру мистера Филлипса, и все сошлись на том, что Кики Девлин все еще великолепно выглядит, хотя, похоже, роль эта не для нее.

День или два Кики пребывала в грустных размышлениях, затем решила, что пора опять посетить Западное побережье. Старый друг — во всяком случае, они были друзьями в хорошие времена — получил пост вице-президента постановочного отдела в компании «Коламбия», и терять ей было нечего. Кроме того, ей хотелось посмотреть, как там дела у Брэда и Рори.

— Это вовсе неплохая идея, — сказала Анджела. — Когда ты едешь?

— Думаю, через пару недель. Не терпится избавиться от меня?

— Конечно. Я бы хотела, чтобы ты завтра уехала.

Позднее Анджела пожалела, что именно так и не произошло.

8

Кики заявила, что перед отъездом в Голливуд хочет пойти на бал-маскарад Трумэна Капоте. Она не могла его пропустить — это было главное событие года.

Анджеле не хотелось идти на пего, но Кики настаивала:

— С тех пор как ты порвала с Джонни, ты практически не выходишь из дома. Может быть, ты и святая Анджела, но пока что, слава Богу, еще не стала монашкой. Тебе нужно снова появляться на людях. Ты никогда не слышала, что, если не будешь этим пользоваться, все окостенеет?

На балу в «Плазе» было более пятисот человек, все были одеты в черное, белое либо черно-белое. Многие приехали с Западного побережья. Позднее Кики таки вспомнила в точности, кто из этой голливудской группы — Фрэнк и Миа, или Фонда, или Винсент Минелли с женой, или Мэтхаус, — кто из них сказал ей, что у Брэда есть молодая подруга, очень молоденькая: Ее охватила тревога, а потом гнев. Она отправится на побережье, как только сможет добраться до самолета, и кому-то вырвет все волосы. А пока что она напилась, чтобы легче это снести.

Остальная часть вечера предстала перед Кики, как в тумане. Действительно ли Гэлбрэйт танцевал по всему залу в обнимку с канделябром? Действительно, что Миа всю ночь без передышки танцевала твист? А она сама танцевала с Биллом Бакли? Она помнила, что да, но неужели Бакли танцевал рок-н-ролл? Правда ли, что агенты секретной службы всю ночь искали потерянную маску Линды Берд Джонсон? Ей казалось, что она помнит, как пила шампанское «Тейтинджер», бокал за бокалом, ела куриное рагу в вишневом соусе и спагетти «Болоньезе». В одном она была абсолютно уверена — она видела свою сестру Анджелу за одним столом с Норманом Мейлером, Филипом Ротом и Артуром Шлезингером, а та, как ни странно, увлеченно беседовала с Ником Домингезом! Она не могла поверить! Все как бешеные добиваются ее внимания, суетятся вокруг нее, а она сидит и смотрит в глаза Домингеза, как влюбленная голубка. Хороню же, завтра она улетит в Лос-Анджелес, но до этого она раз и навсегда примет меры в отношении Домингеза!