Мишель Яффе - Звездочет

— А вы постойте здесь, пока мы не вернемся.

— Конечно, — с достоинством кивнул Тристан. — Мы можем пока погреться у вашей лампы?

Часовой подумал немного и разрешил, после чего бросился догонять товарищей. Арборетти вошли в будку и оставались там, пока солдаты не скрылись из виду, а потом бросились к дворцовому крылу, где находилась тюрьма.

Здесь они наткнулись еще на одного часового, который выглядел старше и опытнее, чем первый. Йен переглянулся с Тристаном, который покачал головой и тихо шепнул:

— Этот по твоей части. — С этими словами он отступил назад и присоединился к остальным.

Йен решительно шагнул вперед и заявил:

— Меня зовут Йен Фоскари. Мне нужно повидать одного заключенного. Немедленно.

Часовой, сосредоточенно ковырявшийся в зубах палочкой, вынимая остатки обеда, неспешно поднял на него глаза. Смерив Йена взглядом и оценив грязный камзол и ботинки, в которых хлюпала вода, он решительно ответил:

— Это невозможно.

— Простите, не понял. Вы сказали, что я не могу повидать узника? — переспросил Йен, недоуменно приподняв бровь.

Часовой, обнаруживший в дупле зуба нечто особенно интересное, кивнул.

— Почему же? — еле сдерживая ярость, поинтересовался Йен.

— Закрыто.

— Тогда откройте!

— Не могу, — ответил стражник, скрестив руки на груди.

— По-моему, подход Тристана срабатывает лучше, — шепнул Криспин брату.

— И что ты предлагаешь? — обернулся тот со сверкающими от злости глазами.

— Можно попробовать поступить так, как мы обошлись с громилами Моры.

Пока Йен и Криспин беседовали, все шестеро незаметно подступили ближе к часовому. Он по-прежнему оставался неподвижен и неприступен, но в его глазах замелькали тревожные искорки.

— Если вы, синьоры, намерены броситься на меня, то предупреждаю, что в этом здании находится целый батальон охраны. — Он ткнул пальцем в сторону пустой будки.

— Сомневаюсь, — холодно отозвался Тристан и решительно подступил к нему. Через мгновение часовой оказался в плотном кольце. Он собрался уже протестовать, но Себастьян несильно ударил его ребром ладони по затылку, и тот лишился чувств.

— Здорово! — восхитился Майлз. — Потом научишь меня, как это делать.

— Только после того, как ты научишь меня останавливать часы, — ответил Себастьян, пока Тристан быстро обшаривал карманы стражника. Наконец он выпрямился, держа связку ключей.

— Вот они, — протянул он ключи Йену. — Почему бы тебе с Криспином не пойти и не освободить Бьянку, пока мы останемся здесь на тот случай, если часовые поднимут шум?

Йен и Криспин бросились в сторожку, а оттуда вниз по лестнице, которую освещали тусклые факелы. Пришлось пробираться почти на ощупь. Спустившись ступеней на двадцать, они услышали плеск волн, а потом увидели, что вся нижняя площадка затоплена. Они бесстрашно двинулись вперед, опускаясь все глубже в ледяную воду.

— Здесь потоп, — бросил Криспин в спину Йена, который и не подумал остановиться. — Я не уверен, что мы можем спуститься еще ниже.

Тот не ответил.

— Йен… — снова окликнул его Криспин.

— Ворота должны быть совсем близко, — словно одержимый ответил Йен и свернул за угол. Вода теперь доходила ему до затылка, как раз до того места, куда ему упиралась в грудь макушка Бьянки. Йен отогнал прочь эту мысль, от которой в горле появился горький комок, делающий каждый его шаг еще более трудным.

Через два шага вода стала заливаться ему в уши. Сделав еще один, он с головой ушел под воду. В этот момент его рука коснулась металлической решетки ворот. Криспин был прав: темница была затоплена от пола до потолка.

Эта мысль вдруг охладила его пыл, и он смог рассуждать логически. Нет никакого шанса, что внизу остался хоть кто-нибудь живой. Все их усилия обмануть часовых и овладеть ключами оказались тщетными. Они опоздали — Бьянка погибла.

Йен развернулся и стал подниматься по лестнице. Криспин ждал его на полпути, у поворота. Его сердце колотилось учащенно.

— Ну что? — невольно задал вопрос он, хотя ему вовсе не хотелось услышать ответ Йена.

— Бьянка не умеет плавать, — с ледяным спокойствием ответил Йен, не останавливаясь. — Она погибла.

Криспин в ужасе наблюдал за тем, как брат шагает по ступенькам, словно какой-то заведенный механизм. Правильно ли он его расслышал? Неужели она не могла спастись?

— Йен! — окликнул его Криспин. — Йен, повтори, что ты сказал!

— Я сказал, что Бьянка не умеет плавать и у нее не было ни малейшего шанса спастись, — повторил Йен с верхней ступеньки лестницы.

Он прошел сквозь осыпавших его вопросами братьев, не замечая горестного плача Нило, и, подойдя к потерявшему сознание часовому, стал трясти его за ворот до тех пор, пока тот не пришел в себя.

— Что случилось с узниками, которые содержались в подземелье? — спросил он.

Часовой бессмысленно захлопал глазами, не сразу вспомнив, что произошло, но потом узнал промокшего насквозь господина.

— Я позабочусь о том, чтобы вас осудили за нападение на дворец! — бессвязно пролепетал часовой. — Вас будут судить и повесят. Вы пожалеете о том, что…

— Что случилось с узниками? — повторил свой вопрос Йен, и его голос казался смертоноснее, чем лезвие отравленного кинжала.

— Ничего, — недоуменно ответил часовой. — Они все на местах, как и положено. Послушайте, синьор Джанни, или как там вас зовут, вы не могли бы отпустить мое горло, а то я сейчас задохнусь?

— Их никто не перевел в другое место? — не обратив внимания на его просьбу, продолжал расспросы Йен.

— С какой стати?! — вдруг возмутился часовой.

— Подземелье затоплено. Вода поднялась до самого потолка. Там не осталось ни одного живого человека.

— Послушайте, синьор, все они рано или поздно должны были умереть. Так что наводнение лишь ускорило их смерть и избавило палача от хлопот. Давайте забудем об этом, ладно?

— Значит, узников бросили умирать в камерах? — Йен сильнее стиснул шиворот часового и даже приподнял его вверх, оторвав от земли.

— Это перестает быть забавным, синьор.

Йен разжал кулак, стражник рухнул со стоном на землю, затем развернулся и отправился прочь с площади.

Плотнее завернувшись в промокший плащ, Йен шел к причалу, где уже пришвартовалась их гондола. Гребцы поднялись навстречу ему и услышали приказ немедленно возвращаться домой. Борт гондолы уже оторвался от причала, когда Криспин прыгнул в нее.

— Ты в порядке? — спросил он брата, спускаясь в каюту. Он задыхался от быстрого бега и не сразу оценил ситуацию, потому что пожалел, что задал свой вопрос.

— Конечно, я всегда в порядке, — процедил Йен сквозь стиснутые зубы бесцветным голосом.

Криспина передернуло. Брат говорил как мертвец, а выглядел еще хуже. Криспин готов был отдать что угодно за то, чтобы увидеть хоть малейший признак каких-то эмоций на его лице.

— Ты не можешь делать вид, что она была тебе безразлична, — рискнул Криспин, чтобы разозлить Йена.

— А я этого и не сказал, — ответил тот равнодушно.

— По-моему, ты был влюблен в нее, — продолжал в том же духе Криспин.

— Да, ты прав, — отозвался Йен тоном, заставлявшим усомниться в том, что у него вообще было сердце.

— Значит, ты признаешь это? Ты согласен? — не смог сдержать изумления Криспин.

— А почему тебя это удивляет? — в свою очередь недоумевающе приподнял бровь Йен.

— И ты можешь сидеть здесь, как каменная статуя, и равнодушно рассуждать о том, что твоя любимая женщина погибла?!

— Мне жаль, что мое поведение огорчает тебя.

— Оно не огорчает меня, — постарался объяснить Криспин. — Оно просто невероятно!

— А, — отозвался Йен, надеясь, что любого ответа будет достаточно, чтобы прекратить этот мучительный и бессмысленный разговор. Он вдруг ужасно устал, ему казалось, что все его тело налилось свинцовой тяжестью. Ветер тем временем стих, и буря превратилась в мелкий, нудно моросящий дождик, тихо шелестевший по крыше каюты. Может быть, если закрыть глаза и провалиться в глубокий сон, наступит облегчение?

И вдруг день стал теплым и солнечным. Йен сошел на берег, но не возле своего дома, а возле залитого солнцем, утопающего в зелени парка поместья своего друга. Сначала он не услышал ничего, кроме легкого шума ветерка в кронах деревьев, но вот до его слуха донеслись мелодичные звуки пастушьей свирели. Он пошел на звук и вскоре оказался у тенистой заводи, где мягко шелестел ручей, а подле него на бархатном покрывале лежала Бьянка. На ней не было одежды, но все ее тело покрывало восхитительное цветочное одеяло. Он замер в восхищении, словно при виде сказочной нимфы.