– Сейчас? Ну, не знаю... Адам должен завтра утром приехать, а на сегодня я записана к парикмахерше. Слушай, Шелестова, я у себя нашла несколько седых волос – ужас, ужас...
– Что ты хочешь, бальзаковский возраст, – философски произнесла Надя.
– Ты спятила – мне всего тридцать! – возмутилась Лиля.
– А ты, Лосева, двоечница, классики не знаешь! Бальзак написал роман «Тридцатилетняя женщина» – как раз про этот самый возраст.
– Да ну...
– Я тебя уверяю! Другое дело, что в его времена люди старели раньше, быстрее. Теперь бальзаковский возраст наступает гораздо позже – лет в сорок, а то и в пятьдесят...
– Вот видишь!
– Все равно, Лиля, заезжай ко мне после твоей парикмахерши, поболтаем. У меня и бутылочка винца есть, красного, сухого...
Надя хорошо знала, чем можно соблазнить Лилю, и хладнокровно пользовалась этим.
Лиля прибыла вечером, в простеньком свитере и джинсах (демократичные идеи от известных кутюрье), благоухая средствами для ухода за волосами. Выглядела она чудесно, правда, с порога принялась ругать свою парикмахершу.
– Гулька – зараза и сволочь! Сверху срезала сантиметра два лишних, а сзади, наоборот, какие-то хвосты оставила... – затараторила Лиля и стала вертеться перед зеркалом, висевшим в Надиной прихожей.
– Лиля, да все в порядке...
– Нет, ты не понимаешь! Привыкла вечно с каким-то хвостом ходить, а вот я могу только с распущенными волосами... Кстати, ты видела, какие я ботинки для осени прикупила?
– Можешь не снимать – они у тебя, пожалуй, будут чище, чем мой пол, – одобрительно кивнула Надя.
– Ну да, я только что из машины, по улицам в них и не ходила совсем...
Надя не могла приступить к задуманному разговору сразу, она медлила и сомневалась – не хотелось нарваться на ложь. Следовало сначала усыпить Лилину бдительность и только потом, медленно, постепенно, не дав опомниться, вывести подругу на чистую воду.
– Ты как, закончила с тем переводом? – спросила Лиля, проходя на кухню. – О, вот и винцо... Мне только рюмочку, символически – я же за рулем как-никак...
Надя налила вино в бокалы.
– За что?
– За нашу дружбу, само собой... – засмеялась Лиля. Они чокнулись.
– О чем ты спрашивала? Ах да, о переводе... Да, закончила, и меня уже новой работой загрузили. Дали второй роман этого Клапке. «Гибель вселенной» называется.
– Что-то астрономическое? – поинтересовалась Лиля, закусывая вино ломтиком сыра.
– Нет, художественный текст... Гибель вселенной – это в переносном смысле.
– А-а, вот оно что!
– Кстати, говорят, что Клапке в Москву скоро приедет, – задумчиво произнесла Надя. – То ли наше издательство его пригласило, то ли русский ПЕН-клуб – я пока точно не знаю... Но в любом случае придется с ним встретиться.
– Он женат? – быстро спросила Лиля. – И лет ему сколько? Может, он старик, из которого песок сыплется...
– А это-то тут при чем?
– Господи, Надька, а вдруг вы друг другу понравитесь, и все такое...
– Ну тебя!
– Нет, Шелестова, я вполне серьезно!
– Послушай... – нерешительно произнесла Надя. – А как у вас с Адамом дела? Помнишь, Зина Трубецкая что-то намекала о дочери какого-то бизнесмена...
– Зинка – известная сплетница! – отмахнулась Лиля. – Я потом говорила с Адамом... Все эти слухи о нем и Дарине Мардарьевской – чушь и ерунда. Он меня любит, а остальное...
Лиля выглядела веселой и беззаботной. Может быть, даже чересчур беззаботной. «Нет, все-таки она его ревнует», – подумала Надя.
– У вас есть прозвища? – неожиданно спросила она. – То есть вы как-то называете с Адамом друг друга, когда вы одни? Кошечка, зайчик, пупсик...
– Фу, какая гадость! – засмеялась Лиля. – Ужасное мещанство! Нет, я называю Адама иногда на польско-литовский манер – Адысь.
– А он тебя? – стараясь сохранять невозмутимость, спросила Надя.
– Ну... – Лиля пожала плечами. – Мое имя – Лилия – дает повод придумать множество производных от него. Лола, Лала, Ляля, Лили... Честно говоря, они мне не нравятся, тоже кажутся какими-то мещанскими. Пусть будет единообразие... И я поэтому обычно говорю мужчинам – называйте меня Лулу, если уж вам так хочется придумать что-то уменьшительно-ласкательное... Лулу – это ведь звучит вполне прилично, без излишней претенциозности, да?..
– Да, – сказала Надя. – Лулу...
Лулу! Все-таки – Лулу!
Адам назвал Лилю этим милым богемным прозвищем – Надя не ослышалась тогда, когда заезжала к ней за деньгами для Альбины. Лулу – так обычно называют Лилю другие мужчины, ее мужчины. Она сама только что сказала... А этот странный разговор, обрывок которого Надя подслушала, прячась в кустах больничного сада... «Она могла догадаться!» – с досадой сказала Лиля, обращаясь к Рае. А Рая ей ответила: «Она у нас вроде блаженной, очевидных вещей не замечает... Я никому не рассказывала, я целый год терплю». – «У этой истории срока давности нет», – напомнила ей тогда Лиля.
Ну да, Надя не должна узнать, что год назад сделала Лиля... «Встречаться с чужими мужьями нехорошо!» Действительно – нехорошо. Надя была виновата перед Альбиной. И Лиля тоже была виновата – перед Надей. Встречаться с чужими мужьями нехорошо... Лучшие подруги не должны позволять себе подобных вещей... А Лиля была любовницей Прохорова...
– Надька, ты о чем так напряженно думаешь? – засмеялась Лиля.
– Что? – Надя вздрогнула. – Так, ни о чем.
– Ладно, давай еще по рюмашечке! За дружбу мы уже пили, теперь давай за здоровье. Здоровье, знаешь ли, никогда не помешает...
И его письмо, которое Надя нашла случайно в шкафу, еще в июле, было к ней. Что там было написано? Что-то вроде – «Лу-лу, обойдемся без лишних слов, мы чужие с самого начала, это игра в любовь, это имитация страсти...» – и прочее в том же духе. Прохоров тоже обращался к Лиле Лосевой – Лулу. Надя, глупая, наивная Надя (недаром Рая сказала про нее – «она у нас вроде блаженной!»), решила тогда, что Прохоров адресовал это письмо ей и своим Лу-Лу или Лулу намекал на ее, Надину, манерность. Вот вам и звуковой мусор! Прохоров писал вовсе не ей, а Лильке, это же очевидно!
– Лиля...
– Что, Надюха?
– А Адам тебя никогда не ревновал? Ну, к другим...
– Ой, Шелестова, я ж тебе тыщу раз говорила, что мы с Адамом современные люди, без комплексов! – засмеялась Лиля. – Не стоит усложнять жизнь... Я люблю только его, а все остальное не имеет значения.
... Год назад Надя узнала, что у ее мужа есть любовница. И ровно год назад исчезла Лиля, на пару месяцев. Лиля умела пропадать – вот так, вдруг, без видимых причин, все к этому привыкли. Теперь понятно – в тот раз Лиля пропадала вместе с Прохоровым! Непонятно только одно – зачем Лиле понадобился Егор, ведь у нее есть Адам, мужчина ее жизни...
– Но зачем, Лиля... – с недоумением проговорила вслух Надя.
– Что «зачем»? – весело переспросила Лиля.
Надя взглянула на нее – так, словно увидела в первый раз. Лиля Лосева, ее близкая подруга, держала рюмку с красным вином и улыбалась легко и радостно. Правда, в светло-серых, почти голубых глазах проглядывало беспокойство (вероятно, образ Дарины Мардарьевской еще витал где-то близко), но в целом Лиля не выглядела коварной предательницей. Милый ангел с шелковистыми белокурыми кудрями. Хорошенькая девочка тридцати лет, всеобщая любимица...
– Зачем тебе понадобился Егор? Что, Адам был в очередной командировке? И тебе стало скучно?
– Надя! – Рюмка в Лилиной руке дрогнула, и она быстро поставила ее на стол.
Несколько секунд подруги молчали, глядя друг на друга широко открытыми глазами. Наконец Лиля ошеломленно пробормотала:
– Так ты все знаешь... боже мой... Но откуда! Райка проболталась? Егор тебе сказал? Егор, да? Вот дурак!
– Лиля, я сама обо всем догадалась, – тихо произнесла Надя. – Рано или поздно это должно было случиться.
– Наденька, я тебе сейчас все объясню...
– Да, уж объясни мне – зачем тебе понадобился Егор, когда у тебя есть Адам.
– Только не кричи... Только не кричи, пожалуйста... – залепетала Лиля. – Это была ужасная ошибка. Мы оба скоро это поняли – и я, и Егор!
– Лилька, зачем ты так поступила со мной? Ведь мы же... – Надю затрясло, несколько капель красного вина пролились на светлый пластиковый стол, и она тоже поставила свою рюмку. – Мы же с тобой...
– Как сестры! Ну да! – Лиля заплакала – прозрачные огромные слезы покатились у нее по щекам. – Я дура. Наденька, прости меня. Я сама не понимаю, как такое могло произойти...