– Конечно, Алька! Конечно, простит!

– А ты?

– И я... – Надя наклонилась и поцеловала ее во влажный теплый лоб.

* * *

В начале марта уезжала Рая.

Подруги собрались в последний раз вместе накануне ее отъезда в Надиной квартире.

Рая выглядела озабоченной и веселой, словно ее ждало впереди интересное приключение. Она ни о чем не жалела, она боялась только одного – забыть что-нибудь нужное...

– Славка с Вовкой так ничего и не поняли, – призналась Рая. – Бегают, носятся... Я им сказала – соберите чемоданы, а они в эти чемоданы стали мамины вещи запихивать. Ее шиньон, ее коллекцию половников... Еле отняла. Беда с этими мальчишками!

– Да, а как Светлана Петровна? – спохватилась Надя. – Она очень переживает?

– Переживает, конечно, – нахмурилась Рая. – Гюнтер и ее к себе звал, но она отказалась.

– Ты не беспокойся, Раечка, мы тут за ней будем приглядывать, – сказала Лиля.

– Господи, Лилька, я к твоей новой прическе все не могу привыкнуть! – воскликнула Рая. – Шелестова, ты только посмотри, что она с собой сделала...

– Очень хорошая прическа! – Надя была не согласна. – Мне нравится.

– Ты это из вредности говоришь!

– Рая, мне действительно нравится новая Лилина стрижка.

Лиля улыбнулась им обеим. В конце зимы она решительно и бесповоротно остригла свои длинные белокурые волосы. Короткая стрижка сделала ее похожей на подростка. Наивное, беззащитное личико с огромными светлыми глазами...

– Зинка меня едва не убила, – сказала она. – Она так привыкла к моим кудрям... А вот на Дитриха мой новый имидж подействовал совершенно противоположным образом. Знаете, эти мужчины такие странные... – понизила она голос, хотя в Надиной квартире, кроме них, больше никого не было. – Он утверждает, что чувствует себя почти преступником – этаким Гумбертом Гумбертом, который держит в объятиях нимфетку.

– Кем? – удивленно спросила Рая. – Кого держит?

– Господи, Колесова, какая ты дикая! – с раздражением произнесла Лиля. – Гумберт Гумберт – этот тот тип, который соблазнил Лолиту!

– А кто такая Лолита? – мрачно спросила Рая.

– Вот она, жена писателя... – вздохнула Надя, а Лиля захохотала.

Рая обиженно насупилась.

– У вас с ним все так серьезно – ну, с Дитрихом Вердиным? – с любопытством спросила Надя, повернувшись к Лиле. – Кажется, он хороший человек...

– Зина хочет нас поженить, – сказала Лиля. – Говорит, что нет ничего страшного в том, что он старше меня на тридцать лет. Но я его не люблю. Я никого не люблю...

Ее глаза вдруг потухли, и она отвернулась. Рая с Надей тоже неловко замолчали.

Рая забарабанила пальцами по столу. Блеснуло колечко в два карата – его выкупила и отдала Рае Зина Трубецкая. При передаче кольца Рая в первый раз в жизни упала в самый настоящий обморок. Она была уверена в том, что потеряла подарок Гюнтера навсегда.

– Колесов вчера приходил... – прервала паузу Рая.

– И что? – одновременно вскинулись Надя и Лиля.

– Валялся на коленях, просил остаться, – буднично сообщила Рая.

– А ты?

– А я ему сказала, что не останусь с ним ни за какие коврижки.

– А он?

– Ну, он, само собой, обещания всякие давал. Что не будет пить, что прервет все отношения со своими дружками, что больше ни на одну женщину не посмотрит. Ну, кроме меня, конечно... – буднично стала перечислять Рая.

– А ты?

– А я его послала куда подальше! – рассердилась Рая. – Неужели самим не ясно, что я Колесову могла сказать?

– Какая же ты молодец, Райка! – вздохнула Лиля. – Так и надо... Наденька, душа моя, ты, кажется, упоминала, что у тебя кое-что есть...

Надя сначала не поняла ее, а потом спохватилась:

– Да, точно! А я и забыла совсем...

Она достала из серванта бутылку красного вина, попыталась открыть самостоятельно.

– Дай мне! – не вытерпела, выхватила у нее бутылку Рая. – Господи, и откуда у тебя руки растут, непонятно...

Когда вино было разлито по бокалам, Лиля сказала:

– За нас, девочки! Что-то нас все меньше... Мы с тобой, Наденька, вдвоем остаемся...

– Совсем забыла! – вдруг спохватилась Рая. Она принесла еще один бокал, налила в него вина и поставила в стороне. – Это как будто для Альки.

– Она же не пила... – машинально напомнила Лиля.

– Ну и что! Теперь ей все можно...

Они замолчали, глядя на этот бокал.

– Нам ее так не хватает! – с сожалением произнесла Надя. – Она мне снится часто – как будто она жива и мы все снова вместе. Смеемся, разговариваем, куда-то торопимся...

Лиля судорожно вздохнула:

– Перестань, Шелестова, я сейчас опять заплачу...

У Раи тоже подозрительно заблестели глаза.

– Знаете что... – забормотала она. – Я вот о чем хотела сказать... Весна наступила, девочки!

– Тоже мне, новость, – фыркнула Лиля.

– А что! – подбоченилась Рая, которую никогда раньше не волновали природные явления. – Мы эту тему недавно на курсах проходили... На курсах немецкого. Вот, послушайте... Эс ист фрюлинг. Ди таге верден лэнгер унд ди нахте кюрцер. Ди зонне шайнт шон вэрмер. Бальд бегиннт аллес цу грюнен унд цу блюэн.

– Браво, браво! – захлопала в ладоши Лиля. – Ди зонне шайнт... Наденька, о чем это она?

– Она о том, что наступила весна. Что солнце стало пригревать... В общем, все стало вокруг голубым и зеленым, – выдала вольный перевод Надя.

– Колесова, молодец! Да, кстати, мы хотим проводить тебя завтра в аэропорт.

– Вы с Надей? – растерялась Рая. – Нет, только не это...

– Ну что за упрямство... Почему? – с укоризной спросила Надя.

– Потому что... Потому что это будет для меня слишком тяжело, – призналась Рая. – Я и так...

Она замолчала, не в силах закончить фразы.

– Ладно, – сказала Лиля. – Ладно... Только ты приезжай к нам почаще. Не забывай нас.

– Как же, забудешь вас... – скептически пробормотала Рая.

* * *

«Ди зонне шайнт, – усмехнувшись, вспомнила Надя. – Тоже мне, фрюлинг! Ни одного намека на солнце!»

Она шла по улице – низкое серовато-сизое небо не пропускало ни лучика, было сумрачно, сыро и тепло. На тротуаре снега уже не было, лишь на газонах возвышались оплавленные грязные его островки – последнее напоминание об ушедшей зиме.

У одной из витрин Надя невольно остановилась – там были разложены ноты, а поверх них, точно забытая кем-то, лежала скрипка. «Музыкальный мир» – подняв голову, прочитала она вывеску.

Сердце у нее забилось тревожней и быстрей.

Она хотела уйти, но почему-то не могла сделать и шагу – все стояла и смотрела на витрину, точно там, на листах нотной бумаги, было зашифровано какое-то таинственное послание. И еще в витринном стекле отражалась она сама – этакая голограмма девушки в длинном пальто, сапожках до колен, с длинными рыжевато-каштановыми волосами. Бледное серьезное лицо, в пальцах стиснут ремешок от сумочки, перекинутой через плечо...

Она стояла так довольно долго. Потом, вздрогнув, пошла дальше.

В конце улицы начинался сквер. Надя подняла глаза и увидела – там, под черными влажными деревьями, стоял Егор и вертел в руках телефон.

– Наконец-то! – радостно встретил ее он. – А я уж собирался тебе звонить...

– Извини, – сказала Надя, подставив ему щеку для поцелуя. – Ты давно меня ждешь?

– Давно... – он задумался на мгновение. – Вообще, я всегда тебя жду.

– Ах, Егор, к чему такой пафос... – отмахнулась она.

– Не пафос, а чистая правда! Знаешь, я целую ночь не спал, все думал об этом нашем свидании... – Он обнял Надю, поцеловал ее в шею. – Ты пахнешь весной. М-м-м... Весной и свежестью!

– Это новые духи, – небрежно заметила она. – Позавчера Лиля вытащила меня на очередную распродажу, и там мы совершенно случайно нарвались на парфюмерный отдел, где...

– Надя! – вскричал он нетерпеливо. – Ты как будто нарочно пытаешься погасить все мои порывы! Но я предупреждаю – у тебя ничего не получится!

– «Мои порывы»! – передразнила Надя и вдруг засмеялась. – Ох, Егор, какие же мы с тобой глупые...

– Очень глупые! – легко согласился он. – В общем, так – у меня два билета в кино, на пять часов, потом мы идем в один ресторан, столик уже заказан, а потом...

– Т-с-с! – перебила она Егора и прижала палец к его губам. – Что будет потом, неизвестно.

– Это тебе неизвестно, а я все наперед знаю! – строго произнес Прохоров, тряхнув темно-русыми волосами. – Надя!