– И проследите, чтобы они «Отеллу» никуда не впихнули. А то знаю я их, не успеешь оглянуться, а меня уже в спину тычут – надо идти вопрошать – быть или не быть… Все, я пошел убирать сцену.
Чеботарев попросил у деда Плутона веник и отправился на трудовые свершения.
Наскоро помахав по сцене веником, Василий Васильевич направился в баньку.
…В предбаннике было тепло. Там стоял старый диванчик, и даже висели какие-то залатанные халаты. Как раз то, что нужно для полноценного отдыха. Он растянулся на диванчике, накрылся халатиком и задремал.
Он даже еще и не уснул как следует, так только, задремал, как вдруг услышал рядом с собой… нет, в парилке, какое-то шуршание, затем чье-то бормотание. Слов разобрать было невозможно.
Хм… Кто бы мог быть в бане? Старик – хозяин? Так его Чеботарев видел, когда у него веник брал. Артисты все в клубе. Тогда кто?
Из парилки уже доносились какие-то завывания.
– Блин, – неумело перекрестился Чеботарев. – Ведь говорили бабки, что в бане всякая нечисть водится. А уж под Новый-то год…
Ноги его сковало страхом, даже дышать он мог через раз.
Когда страх одержал уже окончательную победу и Чеботарев решил помереть, чтобы не мучиться, дверь из парилки распахнулась, и выкатились двое… чертей, надо думать.
– О! А ты че тут? – спросил черт пониже. – Тебя тоже жена спрятала?
Чеботарев идиотски растянул губы.
– Не трогай ты его, – махнул рукой черт повыше. – В каждой деревне есть свой урод.
– Юродивый, – со знанием дела поправил черт номер один.
– Вот именно, – кивнул второй. – Этих юродивых лелеют, холят, им дарят обноски на праздники…
– Кормят еще, – подсказал Чеботарев, потому что в каком-то спектакле посчастливилось играть юродивого. – А те мелют, что на ум взбредет.
– Нет, мелют шуты. Королевские. Ты не путай! У тех хоть мозги есть, а вот…
Постепенно завязалась теплая познавательная беседа. И только спустя минут сорок выяснилось, что Чеботарев – никакой не юродивый, самозванец, прямо скажем, а эти двое чертей – обычные мужики. Один, кстати, совершенно случайно оказался Женькиным мужем.
– А чего ж тут-то? – недоумевал Чеботарев. – Чего не по-людски? В сарае, к примеру?
– Нельзя нам. Женька сказала здесь сидеть, значит, – горько вздохнул Петр. – Слышь, Вася, а нет ли у тебя чего поесть? Выпивка-то у нас есть, а вот закусить бы чего…
– Я сейчас! – вскинулся было Чеботарев, но тут же снова сел. – Нет, братаны, нельзя мне. Там меня Криворуков застукает. Или жена его, эта Анжела… Это ж ядерная бомба, честное слово. От нее так просто не уйдешь, пока не разорвет. Слышь, Вовчик, а ты сам сходи. Скажешь, что зритель. А сам спроси Женьку. Пусть она сюда придет, а мы выясним, отчего это Криворуков не разрешает семье воссоединиться? Тем более что он сегодня, почитай, весь день спит.
Вовчик понял, что надо бежать в клуб, без этого никак и, если уж кого будут прогонять, то пусть его… Все равно он никуда не уедет.
Анжела, которая вышла на сцену порепетировать свой праздничный номер, все еще стояла у елки, когда в зрительный зал вдруг вошел незнакомый мужчина.
– О, кто ты?! Славный мой идальго?! – куда-то опять понесло Анжелу Кузьминичну.
– Да я… – засмущался Вовчик. – Я Женю ищу. Очень она мне нужна.
– Нет ее, – поджала губы Анжела Кузьминична. – И не будет. Можешь не искать. А я, между прочим, репетирую тут. Я ж ведущая артистка…
Она только хотела поведать несколько славных эпизодов из своей биографии, но мужчина вдруг как-то быстро исчез.
Разгневанная Анжела Кузьминична погрохотала в комнату Женьки. Что себе позволяет эта Крутикова? У нее, значит, муж! И еще какие-то мужики ее ищут! Вот она, Анжела, никогда бы до такого не опустилась! Она сама всю жизнь искала мужчин!
Она ворвалась в комнату к девушкам и с порога гаркнула:
– Женька! Где тебя носит, еддрит твою!
Женька сидела возле зеркала и придумывала, какую бы прическу сотворить к вечеру из своих куцых волос в три сантиметра длиной. Слегка взъерошить и оставить эдакий художественный беспорядок? Так у нее каждый день такая прическа. Завить? Эти волосины точно на бигуди не натянутся…
На крик Анжелы Кузьминичны Женька повернула голову и подняла бровь:
– Что ж вы вопите все время, будто вас на убой ведут?
– Ты, Женька, женщина легкого поведения! – выдала страшный приговор Кузьминична. – Иметь мужа и при этом флиртовать с посторонними мужчинами! Здесь же деревня! Где ты только нашла этого деревенского жителя? Вот точно говорят – свинья, она везде…
– Говорите конкретнее, – продолжая инспектировать свою шевелюру, спросила Крутикова. – Какая у вас информация?
Кузьминична на минутку утихла.
– Информация? – вытаращилась она. – Никакой, тебя там мужик какой-то ищет. Не из наших. Деревенский, видать. Но очень на городского смахивает. Так прям мне и сказал: «А подайте мне Женю!» Будто я с собой этих Жень таскаю! Иди! Ждет тебя, видать. С веником.
Женька замерла возле зеркала, потом медленно повернулась:
– Не с веником, а с букетом! – И в следующую секунду вылетела из комнаты. Вслед за ней заторопилась и Кузьминична.
– Вот бы муженек твой узнал, – злорадно ворчала она. – Эх, Женька, и попало бы тебе по тощей заднице!
Они вышли, а Дина в отчаянии закусила губу. Теперь никаких сомнений в том, что Женька не врет. Ох уж этот Мадьяров! Он еще убеждал ее, что ему никого не надо! А сам! Правильно, цветы он Женьке дарил? Дарил! Дина сама видела розы у Женьки в руках. А теперь еще и это… Ищет он ее, видите ли! Криворукова, конечно, артистка, но так сыграть она не могла. Она и артистка так себе… Что это такое Дина говорит? Нормальная тетка эта Кузьминична, играет, как умеет. Сегодня, кстати, утреннее представление на себе вывезла…
На глазах закипали слезы. Вспомнилось, как Дмитрий покрывал ее лоб поцелуями, потом щеку… А она говорила ему какие-то глупости, что никогда никого не любила, так как ее сердце занято театром. И что ей очень хочется играть на большой сцене или даже сняться в каком-нибудь фильме… А он… Он и не слушал ее, кажется. Ну вот зачем она это говорила?! Теперь он подумает, что ей и вовсе мужчины неинтересны! А ей интересны! Но не все, конечно, а только Дмитрий… Тьфу ты! Чего тут интересного, когда он таскается за каждой юбкой! За Женькой, например! Та и вовсе юбки не носит, в штанах вечно. Все! Надо о нем забыть! Навсегда!
У Дины зазвонил телефон. Она лениво взглянула на экран – опять Егор. Хм. Интересно, но она даже не помнит, какого цвета глаза у Егора. А ведь тоже – любила. Они у него маленькие и бегают, точно мышата.
Телефон звонил не переставая.
– Да? – ответила Дина совершенно спокойно.
– Дина! Немедленно возвращайся домой! – строго приказал Егор. – Я еще подожду два часа. Два часа тебе на возвращение, а потом… Я не знаю, что я с тобой сделаю! Я из тебя душу вытрясу!
– Не старайся, – усмехнулась в трубку Дина. – Ты уже давно вытряс эту душу.
Где-то там в городе Егор просто негодовал.
– Прекрати играть какие-то там роли! Не надо мне вот это… подыскивать какие-то там красивые слова! Не смей! Я сказал, ты должна вернуться!
– Ты еще что-нибудь хочешь сказать? – вздохнула Дина. – Например, пожелать мне всего хорошего, а?
– Хорошего?! Что у тебя без меня может быть хорошего?! Ты… Я уже почти договорился о твоей фотосессии! А после этого пошлю твое портфолио другу и… Возможно, уговорю его тебя взять! Но я еще посмотрю на твое поведение!
– Не надо мне ничего, – проговорила Дина. – Сделай фотосессию для своей новой подружки.
Она отключила телефон и вдруг подумала – а почему они вчера не обменялись с Дмитрием телефонными номерами? Она бы позвонила… Нет! Она бы не позвонила ни за что! Пусть он назначает свидание Женьке! А Дина… Господи! Да что она – мужчину не встретит, что ли? Ха! И все же… Все же надо найти этого Мадьярова и просто посмотреть ему в глаза!
Женька неслась по коридору.
На сцене Дмитрия не оказалось. И где его искать? Женька кинулась в каморку деда Плутона, уж он-то знает, где его родственничек.
Дед и в самом деле знал.
– Дык, дрова он колет, на заднем дворе. Праздник праздником, а топить-то надо, – серьезно пояснил дед. – Вот скоко артистов понаехало! Всю ночь топить, а я ить тока чурками дрова-то купил. У меня эти чурки…
Женька не стала дослушивать степенную оду чуркам, ее уже несло в задний двор. Она вышла на крыльцо и залюбовалась.