Банченко почему-то не слишком обрадовался. Не засверкал очами, не понесся собирать чемоданы, а чего-то медлил.

– Слышь, Муня, ты, видать, без опохмелья совсем перестал соображать, да? – не выдержал Чеботарев. – Беги, говорю, тащи коньяк!

– Спасибо, – наконец выдал Эдмунд. – Только… Понимаешь, Вася, не нужно мне теперь все это.

– Что – это? – не поверил собственным ушам Василий Васильевич. – Ты о чем сейчас? Я тебе говорю – беги, неси.

– Да слышал я, что ты мне говоришь, – прервал его Банченко. – Не могу я сейчас никуда уезжать. Мне Таню нельзя оставлять. Еще ее бы я стал пропихивать, но ей сейчас это тоже не надо. А сам…

– Ты помирать собрался, что ли? – насторожился Чеботарев.

– Нет, Вася, Сейчас у меня только самая жизнь и начнется. Но… – как-то по-незнакомому усмехнулся Банченко. – Теперь уже без театра. Ухожу я, завязываю с этой ненадежной профессией. Артист из меня не получился, если б что-то было, давно бы уже сам выбился. Зарплата мизерная, а мне сейчас деньги нужны. Пойду к тестю, он давно звал к себе, в автомобильный Центр. Платят там хорошо, место мне тесть выбьет… да и дома буду, хватит уже этих гастролей.

Чеботарев охнул. Совсем мужик с рельс скатился!

– Вот что, Эдик, ты не переживай, конечно, но… Но не пей больше, хорошо? А то вон как тебя плющит-то…

– Все нормально, – усмехнулся Банченко и, поеживаясь, забежал в клуб.

– Дела, – покачал головой Чеботарев и пошел искать Дину. Этой-то точно продюсер нужен. С искрой девчонка. Ей пробиваться надо.

Дина, наслушавшись тетушек, которые в восторге сватали рыжую Валюшку за Дмитрия, не выдержала и пошла за кулисы. Без нее подготовятся. А ей надо отдохнуть перед выступлением. Однако, проходя мимо комнаты деда Плутона, она не сдержалась и тихонько постучала.

– О! Зачем стучишься? – сразу же выглянул дед. – Так заходи.

– Здравствуйте, – пролепетала Дина.

– Дык, виделись уже, – весело отозвался старичок.

– Ну да. Я пришла…

– Спросить чего?

– Да, спросить, – решилась Дина. – Вернее, чайку попить, ну и поговорить, если можно.

Дед шустро организовал чай, уселся и спросил:

– И чего, девонька, тебя тревожит?

Дина поежилась.

– Ничего особенно не тревожит. Просто хотела спросить, Дмитрий и в самом деле внуком вам приходится?

– А как же! – гордо выпятил куриную грудь дедок. – Самым настоящим. Тока неродным. Сын мой Тимоха всю жисть здесь жил. Вместе с ним работали, скотину держали, пока мать-то жива была, он рукастый да понятливый с малых годков был. И ведь никуда из дому – все с нами околачивался. То деревяшку какую строгает, то с вилами в огороде, то на скотном дворе… А пришла пора, привел девку в дом, тоже – нашенскую. Сонька Щипачева. Красивая девка, чего сказать, ох красивая… Но шельма. Все мужуки по ней с ума сходили, а она хи-хи да ха-ха. Никакой сурьезности. Ну влюбился Тимка. Я ж понимаю. Чего ж я… Жениться решил. Расписали их в сельсовете, значит. А через месяц удрала куда-то Сонька. Вроде как, говорят, учиться поехала, а вроде и просто с заезжим ухажером ускакала. Разве ж она скажет. Тимка мой чуть не слег. Шибко переживал. Но ничего, поднялся. Тока еще пуще работать стал. На него бабы заглядывают, девок своих ему в невесты готовят, а ему – вот ни одна ни к душе. Как знал прям, что эта шельма вернется.

– И вернулась? – не выдержала Динка.

– Вернулась… – вздохнул дедок. – Через пять годков. Да не одна, а со сверточком. Тимка-то ее даже на порог пускать не хотел, а сверточек возьми, да заплачь… Куда ж ее гнать с дитем-то?! Говорили они долго тогда, мы с матерью ушли к соседям, а когда вернулись, сверточек-то уж на кровати спал, а самой Соньки не было. Потом-то уж, после, Тимка рассказал – не смог он ее простить. Любил шибко. Не было б житья им. Ну а с дитем не пустил обратно. Вот она и скинула Митьку-то на нас. Но мы не в обиде! Что ты! Мы ж с матерью-то заново, как молодые, стали! Прям и сил у нас прибавилось, и здоровья бог послал… И Тимофей очнулся. Теперь-то весь в Митьку окунулся. Всю неделю деньги зарабатывал, чтоб мальчонку в парк, в город свозить. Игрушки ему всякие покупал, баловал, чего уж говорить. Да и мы парнишку любили, как своего. Когда Сонька-то приехала… Погоди, сколько ж Митьке было-то… Ага, пятнадцать годков ему стукнуло. Ну так и вот! Приехала и стала говорить, дескать, нет ей житья без кровинушки. Это не Тимка кровинушка-то был, а Митька, стало быть. Звать в город стала. Да не в наш, а в Ленинград. Устроилась она там, квартиру схлопотала, ну и Митьку-то к себе стала зазывать.

– Так это ж хорошо – в Питере-то.

– Может, и хорошо, да только не поехал Митька. Сказал, что не бросит отца и меня с бабкой. Остался. А отец, Тимка стало быть, сразу после ее приезда и стал собираться. Решил перебраться в город, чтоб Митька смог учиться нормально. Чтоб большим человеком стал. Ну и выучил парня… Митька-то больно шабутной был. Ох, и озорник. Ни минуты ведь с ним покою-то не было. Тимка-то шибко боялся, что в мать пойдет аль в отца, кто его видел-то. Но не подвел парень, крепко на ножки поднялся. А теперь не мы его, а уж он нас на руках-то нянчит. Вот и думай, красавица, какой он мне – родной аль неродный.

– И мать его больше не приезжала? – спросила Дина.

– Как же не приезжать… была. Приехала ко мне, а Митька как раз здесь был. И давай она ему слезы горькие лить, что жисть ее неудачная образовалась. Митька ей денег дал, но не поехал с ней. И к себе жить не взял. Говорит, пока отец жив-здоров, не будет он ему систему рушить.

– Нервную систему, – подсказала Дина.

– Да, не дам, говорит, и все. Больше и не видел ее никто. Может, в город к нему приезжает, не говорит он. Да и вырос он. Ему теперь жена нужна, да хорошая, а то тоже женился в первый-то раз, наплакался. Вот и говорит, буду лучше свободным ходить, чем в одной клетке друг друга сжирать. Вот ведь, как оно…

Дина задумалась.

– Да ничего, он себе быстро найдет, – успокоила старичка Дина. – За ним вон какие девчонки молоденькие увиваются.

– А кто ж это? – загорелись интересом глаза у старичка. – Чей-то не знаю я такую. Из нашенских?

– Из ваших, – кивнула Дина. – Валюшка, есть тут такая. Рыжая такая.

Дед засмеялся и замахал руками:

– Валюшка Червякова! Это ж за два дома от нас живет. Девчухой совсем была, а тут, гляди себе, вымахала невестой. Все на нашего Митьку заглядывается! Прямо весь покой от него потеряла. Вот что значит – заневестилась девка. Ранние они нынче.

– А чего она – только на Дмитрия заглядывалась? – уточнила Дина. – Я слышала, у нее дружок какой-то был. Женщины говорили.

– Венька-то? А Венька все за ней ходит. Тут особенно-то ходить и не за кем. Молодежи мало, – рассуждал дедок. – Вот они и нашли друг дружку-то, а потом Митька приехал, и оказалось, что Валюшка уже Веньку не любит, а шибко убивается по Митрию.

– А Венька куда смотрит?

– А он ждет. Ждет Валюшку, когда у нее дурь-то поохлынет… Чай будешь?

– Нет, спасибо, – покачала головой Дина. – И чего ждать, спрашивается? Надо ж самому как-то внимание уделять, на свидание ее приглашать, подарки дарить…

– Дак дарит! – даже обиделся старичок. – Венька у нас на весь район парикмахерский мастер. К нему даже с райцентра приезжают. А Валюшке он завсегда прически даром делает. А она шибко любит новые прически сотворять. Вот и подсчитай, скоко он ей подарил. Он же с нее плату не берет!

– Так это он ее сегодня так затянул, что у нее чуть глаза не вылезли? – фыркнула Дина.

– Он старается, – тепло улыбнулся старичок. Потом поднялся и налил свежего чаю. – Пей горяченький-то… А зачем тебе Венька-то?

– Да так, – повела головой Динка. – Просто интересно, как у вас тут…

– Дед, а где у нас пила? – заглянул в комнату Дмитрий, увидел Дину и запнулся. – Привет.

– Привет, – покраснела та.

– Проходи, чай с нами пить будешь, – велел дед.

– Да я как-то… – замялся Дмитрий, а потом в его глазах мелькнули чертики. – А ты, дед, неплохо устроился. Девушек он тут принимает.

– Дак я еще молодой, спелый мужчина. Не то что вы – ясли.

– Дед, ты там иди, пилу поищи, а я сам тут.

Дед торопливо вышел, за ним поднялась и Дина.

– Спасибо за чай, пойду я, – не знала она, куда деть глаза. – А то уже… выступление скоро.

– Да-да, конечно, – стоял на пороге Мадьяров.

Пройти мимо него никак нельзя было, а уступать дорогу он не собирался.