– Ты?! Отказался?! – охнула Женька, ухватила еще не размороженную рыбу и со всей силы пошла хлестать ею мужа. – Я столько! Искала! Уговаривала! А он! Не может он, видите ли! Ах ты ж…

– Ванька! Бабы против музыков! – весело закричала четырехлетняя Анька своему брату-двойняшке. – Бей музыков!

Ее братец быстро затопал на кухню – убедиться, насколько новость правдива, и увидев, как мать от души лупит папеньку, метнулся в комнату, схватил подушку и запустил ею в сестрицу.

– За мужикофф! Папа! Дегжись! Мы им покажем!

Анька уже успела серьезно подготовиться к битве – сбегала в ванную, налила свое ведерко воды и плеснула в Ваньку. Тот захлебнулся, оторопел и на миг застыл.

– Мама! Бей музыков! – веселилась Анька. – Я своего узе бью! Ванька! Сдаёсся?

– Я… – пыхтел Ванька. – Я мокгый, но хгабгый!

И мальчишка кинулся на сестру с кулаками. В комнате завязалась баталия.

На кухне рыбина летала по воздуху, аки птица, во все стороны искрами разлеталась чешуя, а Женька только больше распалялась.

– Я еду на эти идиотсткие гастроли черт-те куда! А он!

Петр пытался ухватить рыбину, но она скользила в руках, и обезоружить жену никак не получалось.

– А кто?! Кто тебе позволит ехать на эти самые гастроли?! – уворачивался от ударов Петр. – Я знаю! Уй… Я знаю, чем вы там занимаетесь, на своих этих… Ай! Блин! Прямо по голове! Я знаю, что вы там на гастролях делаете! Да что ж ты меня прямо в скулу-то?! Никуда не поедешь!

– Ага! Тебя буду спрашивать!

– Будешь! Я твой муж!

– Тогда содержи нас! Работай! Ты уже третий месяц нигде не работаешь! Или выметайся!

– Ах, вот ты как заговорила! – обиженно заметил Петр. – Тогда я все понял!

Он гордо вскинул голову.

– Так бы и сказала, что у тебя появился новый хахаль!

Увернуться от рыбины ему не удалось, она прилетела прямо в лоб, но сила презрения супруга была так велика, что он решил не обращать внимания на скользкую рыбу.

– Уезжай! – с театральной трагичностью заявил он. – Детей и квартиру я оставляю себе, а ты… Ты теперь вольная птица!

– Обрыбишься! – отрезала Женька. – Квартиру он себе оставляет! Мы с детьми будем жить здесь! Потому что за ипотеку плачу я! И я поеду на эти гастроли! Потому что там хорошо платят, а ты! Все! Ты мне больше не муж! Разведемся после моего приезда! Детки, а вы уже собрались к бабе Даше?

Когда Женька заглянула в комнату, руки у нее опустились – вся комната была перевернута вверх дном. Посреди комнаты, на ковре катался клубок из Аньки и Ваньки.

– Смирррно! – рявкнула Женька. – Всем стоять!

– Ма, а кто победил – мужики или бабы? – оторвался от драки сын и уставился на мать.

– Победили любовь и дружба, – ласково оповестил отец, выглядывая из кухни, и… тут же тапок с ноги супруги угодил ему в переносицу.


Эдмунд Леонидович в возмущении бегал по залу, благородно тряс начесанным, высоким хохолком и заламывал руки:

– Нет, ты только подумай! Набрать целую… свору! Да! Именно свору! И назвать это труппой! Ты мне только скажи – на кой ляд надо было тащить с собой эту Крутикову?! Показывать лишний раз, что в нашем театре совершенно нет талантов?!

– Ну как же нет, Эд, а ты? – тихо собирала вещи в огромные чемоданы Татьяна Олеговна. – И Женя просто незаменима. Мы будем ставить детские спектакли, а она единственная актриса-травести.

– Единственный незаменимый артист в этом балагане это я! Пора бы уже усвоить! – разгневался супруг. – А все эти… Крутиковы, Чеботаревы, Веткины и… прости меня, но и ты это планктон! Да! Планктон! Только он не кормит такого кита, как я, а, наоборот, отбирает у него еду – деньги! Достаточно было взять Дину для женских ролей и меня! Ну пусть бы еще Криворуков ехал. И все! Мы бы поделили эти деньги на троих!

– Прости меня, – поджала губы Татьяна Олеговна. – Но если ты король, то тебе нужна хоть какая-то свита. Ролей много, а три человека… И потом, как же мне не ехать? А твой желудок? Ты же совершенно не можешь питаться в дешевых кафе. А дорогих в таком захолустье не наблюдается… Я тебе положила восемь рубашек, думаю, хватит на три дня.

– Восемь?! На три дня? – снова разъярился Эдмунд Леонидович. – Да я только в новогоднюю ночь планирую поменять пять костюмов! Восемь она взяла! Ну, я надеюсь, ты не станешь на афишах подписываться моей фамилией? Банченко – это как Данченко, Немирович-Данченко… ее надо заслужить! Слушай, а чего б тебе не взять псевдоним Немирович? Хотя нет, ты всегда будешь стоять впереди меня… Да и Немировича нужно заслужить.

Татьяна только кивнула.

Хм, за столько лет она все еще не заслужила… Зачем она вообще брала его фамилию? Лучше бы так и оставалась Суворовой. Тоже, между прочим, звучная фамилия.

– Татьяна! Ты взяла мои таблетки? – снова подал голос великолепный муж и поправил хохолок.

– Да, любимый, – кивнула Татьяна. – И импортные взяла, и наши, они хоть и дешевле, но с диареей прекрасно справляются.

Супруг снова пришел в негодование. Какая-то зараза еще в театральном институте сказала ему, что он прекрасен в гневе, и теперь Банченко гневался по любому поводу, ибо страшно желал быть прекрасным. Хотя… в минуты ярости он скорее напоминал взбесившегося богомола – вскидывал длинные руки к потолку, переламывался в спине и застывал. Вот и сейчас, постояв секунду в любимой позе, Эдмунд завопил:

– Какая диарея?! Ну, при чем тут диарея, когда мне нужны таблетки для сердца! У меня неспокойная работа, и нужно иметь железобетонное сердце, чтобы вынести все это!

– Сердце у тебя железобетонное, любимый, – спокойно отвечала жена. – Я попрошу, чтобы Криворуков давал тебе роли поспокойнее.

– Завистница! Я не могу играть Гамлета поспокойнее! – заверещал Эд. – Я не могу играть спокойнее Ромео! Я должен играть их на разрыв!

– Да, я помню, что тебе надо зашить панталоны Ромео, ты их разодрал, когда вспрыгивал на балкон к Джульетте. Приедем, и я зашью.

Напоминание о том, как он неудачно карабкался на приступочек, звучно именуемый балконом, еще сильнее взбесило ведущего актера. Да! У него не получилось легко вспрыгнуть на эту возвышенность. То есть можно было просто неторопливо влезть, но он в порыве театральной страсти решил легко запрыгнуть. Грохнулся он как-то неудачно, разодрав штаны и больно ударившись подбородком. Причем вся эта красота случилась во время представления. Тут же на сцену выбежала Татьяна и вытолкала мужа со сцены под дикий хохот толпы, посмевшей называть себя зрителями. Нет, Эдмунд бы доиграл эту сцену! Но Татьяна! Она уверяла, что с голым задом играть совершенно невозможно! Да и Дина сразу позабыла все Джульеттины слова, а просто закрыла лицо руками и сотрясалась… хотелось думать, что от рыданий. Конечно, он переживал. Но об этом все уже забыли, а вот собственная жена!

– Я в душ! – рявкнул Эдмунд, посмотрел на супругу взглядом, полным презрения, и добавил: – Вот что меня заставило на тебе жениться? Ведь были же… Элина! Как она за мной бегала! Потом выскочила замуж за режиссера, и теперь ведущая актриса… в каком-то театре. А Ярослава?

Татьяна хмыкнула:

– Эдмунд, тебя со мной свел твой ангел-хранитель. Потому что ни одна Элина и Ярослава не стали бы лечить твой геморрой, предупреждать твою диарею и терпеть твой ночной метеоризм, а я…

– А ты еще и кровь мою пьешь, негодяйка! – взвизгнул блистательный супруг и с силой захлопнул дверь в ванную.

Татьяна аккуратно уложила вещи в чемодан Эда и пошла упаковывать свои. На секундочку она задержалась возле зеркала.

Еще не старая женщина… Далеко не старая, ей же всего тридцать пять. И фигурка вон какая сохранилась, да и лицо… А вот для лица неплохо бы крем купить какой-нибудь питательный да маски поделать. Зато волосы… Эд сегодня даже не заметил, что она сбегала в парикмахерскую и сделала новую стрижку. На Новый год. Он не заметил! Он ее уже давно не замечает…

– Татьяна! – высунулась голова мужа из ванной. – Ты узнала, с каким репертуаром мы едем?

– Еще не узнала. Криворуков, скорее всего, только сейчас думает, с чем мы поедем. Репетиции будет проводить в автобусе, а костюмы будем собирать утром, перед поездкой в пожарном режиме.

– Нет! Я абсолютно не могу работать при такой организации процесса! – снова возмутился супруг, и дверь опять захлопнулась.

Татьяна на минуточку задумалась. Ясно, что Криворуков повезет «Гамлета»… Господи, лучше б он не брал это позорище. Взял бы что-нибудь малоизвестное и простенькое. Ну, ведь каждая школьница знает, как надо играть это великое произведение! Почему Криворуков решил, что имеет право так похабить Шекспира? Или еще вот этот «Гадкий утенок»! Ну зачем? Не проще ли взять обыкновенную «Репку», переставить в ней кое-что… Скажем, так: «Посадил Дед елку!» Да! Это была бы замечательная, веселая сказка, как дед тянул елку, она не вытягивалась, а потом Мышка притащила елку искусственную… Хм, надо подумать. А Криворукову она, конечно же, сейчас и позвонит. И скажет, что один известный сценарист… Да, именно так – известный сценарист продал ей сценарий за копейки – несколько тысяч, зато это такая сказка! А вот деньги можно будет потратить на новый костюм Эда…