Но тогда получается, что ее Алена и бывшие однокурсники Ипполита, с их кажущейся жесткостью и цинизмом, куда мудрее и сострадательнее, чем она, Марина, и ее сверстники? «Просто мы живем в разных измерениях, мы росли в тепличных условиях гарантированного образования, отдыха и лечения. А они чуть ли не с пеленок видят, как мы барахтаемся, каждый сам по себе… Они, наши дети, адаптировались в этой жизни, потому что родились в ней, им легче, они другого не знали, а мы все еще живем воспоминаниями…»

«Так, все, закончила, – сказала Марина сама себе, – бред этот проблему решить не поможет. Будем учиться у собственных детей поступать „согласно логике“. Если совесть тебе не позволяет выкинуть его на улицу, помоги ему почувствовать почву под ногами, помоги поверить в себя, и… тогда он сам уйдет, как только сможет».

Глава 11. Маленькое открытие

Марина возвращалась домой после переговоров с заказчиком. Рассчитывала провести встречу часа за два, а этот зануда отнял целых четыре. Хуже нет иметь дело с человеком, который боится довериться профессионалу, а потому все время дает какие-то отвлеченные советы, вместо того чтобы конкретно сформулировать собственное понимание и ощущение комфортного жилья. Ведь, как ни крути, восприятие идет на уровне чувств, эмоций: нравится – не нравится. Комфортно – некомфорт–но. А заказчик – мужчина лет тридцати пяти, владелец небольшой, но успешной фирмы – был из бывших «крутых парней». Ему было бы проще свои мысли сформулировать в виде привычных фраз «ну, типа, блин, твою мать, на…» и так далее, а ему приходилось пользоваться непривычным ему русским языком, следить за тем, чтобы не вылетели слова, не предназначенные для слуха Марины. Его речь вызывала у нее внутреннюю улыбку и жалость, но она была ему благодарна за отчаянные усилия, которые он предпринимал, чтобы не оскорбить ее матом. Но все равно каждую его фразу ей приходилось уточнять:

– Правильно ли я вас поняла: вы хотите, чтобы плафоны в гостиной были бежевого цвета?

– Да-да, – радостно кивал косноязычный бизнесмен и в очередной раз предлагал кофе.

Когда она совсем не понимала его междометий и наречий, то открывала книгу с цветными иллюстрациями и показывала:

– Так это должно выглядеть?

– Да-а, – по-детски радовался бизнесмен, – значит, у меня есть вкус!

Когда наконец обсуждение было закончено, этот его черный кофе булькал у нее в желудке, а она отчаянно хотела есть. Бывший бандюган оказался джентльменом: подбросил ее до ближайшей к дому автобусной остановки. Он, правда, порывался доставить ее к крыльцу подъезда, но у Марины было правило: если случалось заказчикам ее подвозить, то всегда только до соседней с домом улицы. Осторожность – во всех смыслах – не помешает.

Она открыла дверь своим ключом, опасаясь побеспокоить молодых, так как их комната была расположена ближе всех к входной двери. Это было удобно: если они приходили поздно или приглашали к себе друзей, то никого не тревожили, ни по чьей территории не ходили, а Марина и тем более бабушка их почти не слышали.

Она потянулась на ощупь к шнуру коридорного светильника, как вдруг услышала красивый перебор гитары, а затем и голос, пропевший: «Терема вы мои, терема…»

Марина замерла в удивлении. Это была песня ее молодости, которую она очень любила, но записать ее на магнитофон так и не смогла. А исполняли ее теперь очень редко. Она все собиралась написать Алексею Федорову, на «Эхо Москвы», чтобы включил как-нибудь в свою передачу, да вот как-то не собралась.

Она слушала эту печальную мелодию, не заметив, как села на скамеечку для обуви, так и не сняв пальто. Когда прозвучал последний аккорд гитары, Аленка сказала:

– Давай, Пол, что-нибудь повеселее. Ты на меня тоску навел!

Марина засуетилась: «Господи, что же я здесь сижу, не дай Бог, кто-нибудь из них выйдет, и они решат, что я подслушиваю». Она бесшумно повесила пальто на крючок в прихожей, решив, что от пребывания здесь, а не на плечиках в течение одной ночи ничего с ним не случится, и прошла на кухню. Нажала кнопку электрического чайника, кинула в микроволновку кусок курицы с рисом. Делала все механически, находясь все еще под впечатлением услышанного. Баритон был не очень сильный, но теплый, богатый оттенками. И, что самое удивительное, человек, который исполнял эту песню, глубоко чувствовал, он не просто пропевал слова, он их проживал. И голос этот, и глубина чувств принадлежали Ипполиту!

Она услышала легкие шаги Аленки, направлявшейся в кухню, и быстренько нажала кнопку телевизионного пульта, продолжая механически жевать курицу.

– Мам, привет! Вау, я и не знала, что ты этим интересуешься! – удивленно воскликнула дочка, глядя на экран. Марина проследила за ее взглядом и обалдела: на фоне какого-то водоема загорелая девица, сладострастно раскрыв губы, снимала с себя подобие трусиков. «Мать честная, сто лет не смотрела телевизор, и на-ка, выбрала!» Но она быстро нашлась:

– Да вот, переключала бездумно… Кажется, не туда попала. Честно говоря, соображаю-то я сейчас плохо…

– Мы и не слышали, как ты пришла. Чего так долго?

Марина ухватилась за спасительный дочкин вопрос и принялась копировать своего нового заказчика. Аленка посмеялась, попила с ней чаю и убежала к себе.

«У-уф, пронесло, кажется!» – с облегчением вздохнула Марина и решила, что посуду она помоет завтра. Все завтра.

Глава 12. Расставание

Две недели сборов пролетели как один день. И вот они уже всем семейством «присели на дорожку», и вот уже Геннадий укладывает дочерины вещи в багажник машины и бабушка дает какие-то ценные наставления внучке «по поводу проживания в буржуйской стране и морального облика девушки». И фиктивный муж Ипполит, с застывшим, растерянным выражением лица, ходит по пятам за Аленой. Марина, увидев его уже тоскующий взгляд на лице уже ничего не замечающей Алены, предвкушающей близкую свободу, машинально отметила про себя, что «мальчик-то влюблен и будет тосковать, вот ведь еще морока». Марине все время сборов казалось, что парень напряженно ждет каких-то слов Алены, но девушка то ли не замечает этого ожидания, то ли не способна их сказать.

Марина сама-то напоминала себе собаку, которая знает, что хозяин ее с собой не возьмет, а потому уже без особой надежды помахивает хвостом. Кажется, только один Геннадий, как всегда, был доволен собой и всем происходящим вокруг него. В конце концов, что ему стоит «катануть в какую-то Венгрию к дочурке на пару деньков»! И Марину это очень раздражало. Кажется, уже прозвучало что-то насчет озера Балатон в выходные. И что она на него злится? Пусть действительно съездит, посмотрит, как дочь устроится… Может быть, что-нибудь ей подскажет, с его-то опытом международных командировок, неподражаемым самодовольством и вселенской уверенностью в себе?!

– Ну, кажется, все? – поворачивая ключ зажигания, произносит дежурную фразу Геннадий. – Ничего не забыли? Ипполит, а ты чего стоишь-то как неродной? Давай быстренько в машину…

– Папа, ты что, забыл, ему же нельзя в аэропорт! – сердито одергивает отца Аленка.

– Почему не… Ах да, извини, я забыл, что ты невыездной, – искренне огорчился из-за своей бестактности Геннадий и тронул машину с места. – Ну, с Богом.

Аленка, помахав фиктивному мужу ручкой из окна машины, начала деловито обсуждать с отцом, как лучше вести себя при прохождении таможенного контроля…

Марина затихла на заднем сиденье и видела, как долго в дверях их подъезда маячила худая фигура Ипполита. Он все еще чего-то ждал…


Из аэропорта она вернулась вечером.

У подъезда стояла машина «скорой помощи», в прихожей квартиры валялся чей-то рюкзак, в комнатах пахло камфарой и спиртом. Бабушка-генерал не вынесла разлуки с внучкой. У ее кровати стоял Пол, держал в руках блюдце с пустыми ампулами и слушал наставления врача, укладывающего в чемоданчик инструменты.

– Значит, ехать отказываетесь категорически. Пусть тогда внучок распишется здесь, что отказываетесь.

Марина поняла: мать себе верна и стойко сопротивляется госпитализации, не доверяя медикам.

– Давайте я распишусь, – вмешалась Марина.

– А вы кто? – безразлично поинтересовался доктор.

– А я дочь.

Выполнив все формальности, доктор сложил чемоданчики и направился к выходу. Мать беспокойно заворочалась:

– Марина, он собрался уходить.

– Ну да, укол сделал, расписку мы дали. Что еще ему делать…