– Как у тебя желудок такую гремучую смесь выдерживает? – еще в молодости удивлялся ее пристрастию Геннадий.
– Если выдерживает, значит, организму требуется, – в тысяча первый раз объясняла она. – Я же не удивляюсь тому, что ты пьешь кефир с черной икрой…
В этот вечер она не была оригинальна. Накормила котов, налила себе ванну и взяла с собой пару апельсинов. Грелась в горячей воде и смаковала сочные дольки цитрусовых.
…Вопреки своим ожиданиям, она крепко спала, без мучительных раздумий о явлении по имени Роман. И утром, надев свой любимый костюм-шанель, слегка подкрасив глаза и положив светлую помаду на губы, отправилась на поиски приключений. Потому что свое согласие встретиться с Викторовым она иначе и не расценивала.
Джип стоял у края тротуара, а его владелец так же, как и накануне вечером, прислонившись пятой точкой к дверце, осматривал прилегающие улицы. Увидев Марину, жестом фокусника вытащил из машины цветы. Ей понравилось, что это был не новомодный букет, где цветы собраны, склеены, сцеплены проволочками и скобочками в некую композицию, а просто свежие, с капельками воды, розы. Их запах заполнил все пространство салона, так как в машине не было табачного дыма, а от самого Викторова исходил слабый запах чистого тела и дорогого мыла.
Они ехали уже минут пять молча, а Марина все никак не могла собраться с мыслями. Она видела, что производит на него магическое впечатление, что он так же, как и она, испытывает волнение и старается контролировать каждый жест. Наконец она собралась с духом.
– Если мы на самом деле едем к вам в загородный дом, то я должна заранее вас предупредить, что спать с вами не собираюсь…
Он повел на нее краем разбойничьего глаза и с легкостью сказал:
– А у меня и нету никакого загородного дома. Зачем он мне? В гамаке спать? Скучно.
– А куда мы едем? – с опозданием решила узнать Марина, отметив проявления собственной пустоголовости в присутствии этого мужчины.
– На аэродром, в Пузырево.
Она вспомнила, что рассказывал про него Евгений Борисович: «Летчик-испытатель, привыкший рисковать…»
«Мама дорогая, во что ты меня опять втравила? – с тихим ужасом спросила Марина в костюме-шанель ту, что носила джинсы. – Он же экстремал! Он же меня с парашютом заставит прыгать! Уж лучше загородный дом».
– Если захотите, полетаем, – спокойно говорил экстремал, не отрывая глаз от дороги. – А нет – подождете меня на земле. Я быстро. – Он снова читал ее мысли.
«Так, а что тут не прочитать? Сидит женщина в машине, которая идет по шоссе со скоростью сто двадцать километров в час, сидит ни жива ни мертва, выйти не может, а ей еще сообщают, что едут на аэродром. Тут и экстрасенсом не надо быть!»
…Она издали увидела выстроившиеся в ряд светлые спортивные самолеты на зеленом поле травы. По-видимому, летные тренировки еще не начались. Свернув с дороги, они въехали на территорию аэродрома через охранявшийся шлагбаум. Недалеко от каптерки дежурного Викторов поставил машину, открыл Марине дверцу, забрал цветы, кинул их на заднее сиденье, взял ее за руку и, как маленькую, повел за собой.
– Роман! Ты никак новобранца привез? – улыбаясь, приветствовал Викторова парень в летном шлеме и с рюкзаком за спиной. «Это у него парашют, наверное», – сама себе объяснила Марина, которая прыжки с парашютом видела только по телевизору.
На поле, близком к постройкам и ангарам, шла своя жизнь: кто-то разминался, кто-то укладывал парашют, кто-то смотрел карту. В общем-то до Марины никому дела не было, и она успокоилась, сосредоточившись на себе и Викторове.
Он неожиданно перешел на ты:
– Ну что, полетишь? Мне показалось, что ты не из трусливых.
– Я из осторожных…
– Значит, не полетишь. Ладно, я сейчас тебе все здесь покажу: и удобства, и смотровую площадку – и отлучусь ненадолго. Хорошо? А ты, если хочешь, можешь посмотреть.
Он водил ее за собой, объясняя и показывая: «Здесь можно стоять», «Здесь нельзя», «Отсюда лучше видно, а отсюда – ни фига».
Она наблюдала за его лицом: морщины на лбу и щеках разгладились, Роман казался моложе и больше походил на шкодливого пацана, чем на основательного, уверенного в себе мужчину. Она обнаружила у него совершенно мальчишескую, застенчивую улыбку. По всей вероятности, ему кто-то уже говорил о ней, поэтому он редко по-настоящему улыбался. Чаще только раздвигал, как в оскале, губы.
Оставшись одна, Марина наблюдала, как самолеты выезжают на взлетную полосу, как поднимаются в воздух, оттолкнувшись шасси от бетонных плит, как набирают высоту и делают разворот, как высыпаются из их днищ маленькие фигурки спортсменов и как один за другим раскрываются над ними разноцветные купола парашютов. Потом она смотрела, как в небе небольшие самолетики выделывали разные фигуры, названия которых она не знала. Она не могла определить, в каком из этих «циркачей» ненормальный Роман, потому что диоптрий ее линз не хватало на то, чтобы различить номер на борту.
Мимо нее за это время прошло много юношей и даже девушек, и она вдруг с грустью подумала, что ей уже никогда не узнать, что это такое – парить в воздухе. А потом она вспомнила своих студентов, Алену, Ипполита и пожалела, что только сегодня узнала о том, что есть и такая жизнь.
…Роман двигался бесшумно, она не услышала, а почувствовала, что он поднялся на смотровую площадку и стоит за ее спиной: к запаху чистого тела и дорогого мыла добавились запахи горячего металла и машинного масла.
– Ну что, устала? – Он обнял ее за плечи и первым вздрогнул от силы заряда, который пробежал по ним обоим. Он отвел пряди волос с ее шеи и провел по ней теплыми, чуть шершавыми губами. Его руки обнимали ее за талию, пальцами сомкнувшись на животе. Она лишь на мгновение вспомнила другие руки – не жесткие и крепкие, а чуткие и нежные… Роман все крепче прижимал ее к своему напрягшемуся телу, а его губы на ее шее стали горячими.
Она положила свои ладони поверх его рук и, стараясь сохранить ровное дыхание, тихо заметила:
– Я, Роман, видишь ли, несколько старомодна и не люблю развлекать скучающую публику…
Его хватка ослабла, и чуть хриплым голосом он сказал:
– Извини, я, кажется, поторопился…
Всю обратную дорогу они, как ни странно, оживленно обсуждали проблему возрастного ценза в прыжках с парашютом. Небольшая пауза возникла, когда он остановил свой джип там же, где утром Марина в него села.
– Может быть, я все-таки подвезу к дому? – мрачно предложил Викторов.
– Нет-нет, – с максимально доступной ей легко–стью в голосе воспротивилась Марина. – Мне еще нужно зайти в магазин. Я искренне тебе благодарна за то, что познакомил меня со всем этим… – И она беспомощно развела руки, не зная, каким словом назвать те ощущения, которые испытала, глядя в небо… Он посмотрел на нее, склонив голову набок, и неожиданно спросил:
– Чего ты боишься?
– Скоропалительных решений, – ответила она и поторопилась выйти из машины, хотя уже давно поняла, что Викторов из тех мужчин, которые прекрасно владеют собой в любых обстоятельствах.
– Видел я тебя с твоим Икаром, – сказал ей Геннадий, когда они беседовали с ним по телефону накануне традиционной «родительской» субботы и она сообщила ему, что пирога с капустой не будет так же, как и ее самой – дома.
– Где видел? Когда?
– А мы в Пузырево ролик про пиво снимали. Людей же запретили в рекламе использовать, а воображение потребителя надо поражать.
– Понятно, и что?
– А то, что, говорят, это самый отчаянный летчик. Рискует постоянно, как будто ему скучно на земле. Так что ты это… поосторожней. У тебя все же дочь. Да и я вроде как беспокоюсь.
– Да, Гена, спасибо, я учту. Пирог перенесем на следующую субботу, ладно?
…Но и в следующую субботу, и еще через неделю она так и не смогла выполнить свое обещание. Она поддалась на уговоры Викторова и загорелась желанием прыгнуть с парашютом. Как прилежная ученица, Марина изучала розу ветров, потоки воздуха вообще и над Пузыревом в частности. Пару раз она села в самолет с группой парашютистов, чтобы посмотреть, что ей предстоит. К своему удивлению, она не почувствовала страха. Было куда страшнее, когда двадцать один год назад ее привезли в родильную палату. Наверное, если бы мужики рожали, им бы меньше требовалось экстрима в воздухе и на воде. Его достаточно и на земле.
…Накануне своего первого прыжка она спала так же спокойно, как и перед первым свиданием с Романом. Она до автоматизма довела действия, которые нужно произвести, оказавшись в воздухе. Но самое главное, она знала, что тот, кто втянул ее в эту авантюру, будет рядом. Ощущения надежности и защищенности теперь были главными в ее жизни. Ведь она уже прыгнула, когда первый раз села в его машину и только на середине пути спросила, куда они едут. Это был затяжной прыжок. Что по сравнению с ним укладка парашюта и посадка в самолет…