После многочисленных отсрочек и затягивания дела – совсем не в духе Франка! – инженер решил провести неделю перед Вознесением в Париже, у двоюродной кузины Филиппины, в обществе родителей. Лола привезет Ленни и Марию, потом заберет их. Если произойдет катастрофа, нечто невыносимое вроде «боюсь-этого-дядьку-который-говорит-что-он-мой-папа», она прилетит и мгновенно объяснит дочери весь этот бардак.


Лола умолчала о сомнениях и начала обратный отсчет дней. Франк боялся собственных реакций. Да, он вспыльчив и категоричен, но дети ни при чем. Он должен их увидеть. Во плоти. Не по скайпу, с которым так умело управляется Эльза. Такое, с позволения сказать, общение каждый раз доводит его до слез.

Он тоже запустил обратный отсчет. И плохо спал, но решение принял. Я не хочу выглядеть несчастным и жалким по одной-единственной причине: из-за детей.


Сколько недель они не виделись? Это было ужасно. Новая встреча с ней еще страшнее. Врач нарушила его планы, перенеся операцию. Она разрешила ему покинуть больницу. Родители не работают, так зачем ждать Вознесения? Можно снять загородный дом, это куда лучше чужой парижской квартиры. Франк за несколько кликов нашел бревенчатое шале в лесу Фонтенбло и набрал номер Лолы, не подумав, что сейчас услышит ее голос. Вживую.

– Это Франк… – произнес он вместо «Это я…».

– Здравствуй.

Она застыла с трубкой в одной руке и пресс-пюре в другой посреди кухни в Нуазьеле.

– Как дела?

– Я хочу видеть детей.

– Мы условились на Вознесение.

– С 26 апреля по 3 мая. Я снял дом в пятидесяти километрах от вашего, так что уж постарайся.

Франк держал паузу. Лола молча ждала, глядя, как пакет картошки медленно соскальзывает в раковину.

– Мне необходимо знать, что ты им сказала.

Комок пюре шлепнулся на тапочек.

– Что мама и папа больше не живут в одном доме, но очень сильно их любят. Я поставила на ночной столик твою фотографию.

– Ту, где я снят один?

– Да. В парке, во Франкфурте.

Франк точно помнил, когда его «щелкнули». Лола была в светлых джинсах и белой футболке. Фотография – всего лишь картинка, но мгновение вечно. Ее мерзавец – фотограф. Проклятье! Инженер нажал на кнопку, испугавшись, что сорвется. Лола кинула в раковину пресс-пюре и тапочек.

Эльза была права: когда швыряешься предметами, на душе легчает. Она попросила отпуск за свой счет, получила его – не без труда, – но это не имело значения.


Франк представил бывшую жену в постели с «тем мерзавцем» и тут же приказал себе остановиться. Сейчас важно только свидание с детьми. Он готовился к поездке, как авантюрист к опасному приключению: они окажутся в одном пространстве. На весь остаток жизни Лола будет для него чужой женщиной, которая родила от него двух детей. Прекрасной чужой женщиной, которая делала меня счастливым.

Он швырнул палку через палату, сбив чашку с недопитым кофе. Плевать…

5

Бертран стоял с фотоаппаратом наизготовку и ждал, когда извергнется исландский гейзер. На дисплее лежавшего на земле телефона высветился номер Дафны. Он не стал отвечать. Сделал снимки – среднего качества, и тот самый – последний. Он промок с головы до ног и ужасно замерз. На сей раз Бертран путешествовал без проводника, только он и его лучшие идеи. Не всегда уникальные. Он включил отопление на максимум и стуча зубами добрался до гостиницы у моря. Принял обжигающий душ, надел вылинявший спортивный костюм, лег на кровать и подкрепился чипсами, сладким печеньем, солеными крекерами – все оказалось совершенно безвкусным – и водкой.


Его мысли были заняты почтовой открыткой. С улицы От ничего не пришло, Лола не позвонила, но конверт со штампом «По указанному адресу не проживает» не вернули.

В «хорошие» дни он уверял себя, что полгода еще не прошли. В такие дни, как сегодня, он смотрел телевизор, читал почту и отвечал на звонки. Дафна оказалась настойчивой, и на сей раз он решил поговорить.

– Я знаю человека, который мог бы заинтересоваться твоей книгой. Его зовут Макс Делорм, он с тобой свяжется.

Макс позвонил поздно вечером:

– Я друг детства Дафны. Проводил каникулы с ее семьей с самого моего рождения до развода родителей. Мне было тринадцать. Дафну знаю как облупленную, никогда с ней не спал. Характер у девушки плохой… – Макс улыбнулся. – …зато голова хорошая. Бывает иногда. Нет, довольно часто.

Бертран молча ждал продолжения.

– Мой отец издавал комиксы, три года назад я принял факел из его слабеющих рук. Я знаю, кто ты, видел твои работы, и меня заинтересовала идея книги о воде. Ничего не стану обещать, но хотел бы знать, как ты видишь это издание.

– Нечто текучее, плавное, как прогулка. Несколько коротких текстов. Хочу, чтобы читатели почувствовали воду, и работаю над этим. Много фотографий на каждой странице. Изображения не должны нуждаться в пояснениях. Снимков много, будет еще больше.

– Давай встретимся, когда вернешься.

– Не раньше мая. Я позвоню.

– Не торопись. Я пока подумаю об издательской стороне проекта.

– Спасибо.


Бертран знал, кого должен благодарить за протекцию, и сделал это. Дафна сидела в гостиной, на диване цвета лишайника. Она улыбалась и думала: «Воистину, телефон – чудо! Доносит до нас улыбку и слезы». Дафне впору было расплакаться от счастья: сегодняшний звонок был очень позитивным и обещал будущее, внушающее надежду / ожидаемое / непредвиденное. У нее была природная выдержка, она точно знала, что говорить и делать (или НЕ делать) в решающий момент, если хочешь добиться поставленной цели.

– Хлоэ собирается использовать четыре твои фотографии. Считает, на палубе ты поработал лучше нее.

– В какой номер?

– Июньский.

– Я ей позвоню.

– Работы и правда хороши, я их видела. Тебе следует чаще снимать моду.

– Нет. Это «умный стих», минутное озарение.


Она улыбнулась. Он отключился.


Почему я больше не чувствую твоих рук, Лола?

6

Мари-Анж открыла дверь Лоле с детьми. Франк стоял в конце коридора, опираясь на палку, одетый в широкие штаны и объемный свитер. На бывшую жену он даже не посмотрел, а детям улыбнулся. Они не испугались – видели его лицо каждый день на экране, – закричали «папа»! И обняли, словно расстались накануне, а Лола пошла за чемоданом и коляской. Она не замечала окружающего пейзажа и думала только о Франке: волосы у него той же длины, что и тогда, в Рождество, та же улыбка, с детьми он говорит тем же тоном, но держится скованно.

Она носила вещи, мысленно готовясь встретить взгляд голубых глаз Франка. Мари-Анж указала ей комнату, объяснила, какие вещи они привезли с собой, в том числе раскладушки… Лола прислушивалась к голосу Франка, он и дети смеялись, воспоминания накатывали волнами.

– Уверена, все пройдет очень хорошо, – сказала Мари-Анж.

– Я привезла вам копию моего расписания.

– Отдай Франку…

Лола вернулась в гостиную.

– Вот медицинские карты и мое расписание полетов.

Он встал и отошел, чтобы она могла расцеловать детей.

– Мамочка вернется за вами через девять дней.

Франк вывел ее за дверь, под чистое апрельское небо, и сказал, глядя в упор:

– Я не такой идиот, чтобы похищать Ленни и Марию. – Помолчал и добавил фразу, которую поклялся произнести, чего бы это ни стоило: – Если бы я не остановился на автобане выслушать твое «эпохальное» сообщение, лежал бы сейчас в могиле вместо Камински.

Лола промолчала, и он сказал то, что решил не говорить:

– Мегера была права. Из-за тебя я страдаю так сильно, как не мог даже представить, и топчусь по руинам моей жизни.

– Франк, я…

Он дернул рукой с тростью.

– Я не готов выслушивать извинения и не хочу понимать тебя.


Тишина сгустилась. Франк повернулся, чтобы уйти. Останься он еще хоть на секунду, вынужден был бы признать, что находит Лолу такой же красивой и желанной, как раньше. Его жизнь совсем запуталась. Он подогревал гнев, чтобы держаться на плаву, много работал, голова была занята уравнениями, но… Он все еще любил ее. Готов был выслушать. Но забыть? Никогда.

Швыряние предметов успокаивает нервы, но в лесном шале проблема решалась иначе, совсем просто: Мария молча дала понять, что хочет к отцу на руки.

7