Барбара Картленд - Дорога в страну любви

Девушка молчала, и он взглянул на нее, пытаясь угадать, о чем она думает.

— Что вы хотите этим сказать? — наконец, не выдержав, прямо спросил он.

— Я… извините меня, это вовсе не мое дело, — тихо проговорила девушка. С этими словами она вышла из фаэтона.

Маркиз спустился вслед за ней, а лакей взял лошадей под уздцы.

Кристина открыла входную дверь, и молодой человек, словно зачарованный, последовал за ней в дом, в маленькую прихожую.

— Вы должны объяснить свои слова, то, что вы имели в виду, — напористо заговорил он, — что, существуют какие-то неприятности и проблемы, о которых я могу не знать?

Девушка неуверенно смотрела на своего нового знакомого.

— Я виновата, — наконец заговорила она. — Это вовсе не мое дело, и я не имею ни малейшего права вмешиваться в то, что меня вовсе не касается. Все, что я сказала раньше, нужно просто считать необдуманным.

— Но я хочу, чтобы вы все обдумали и сказали правду. Мне просто необходимо знать правду. Так что же случилось?

— Наверное, вам лучше поговорить с викарием и задать этот вопрос ему, — стояла на своем Кристина. — Он очень волнуется, так же, как волновался и мой папа, что сейчас молодым людям совсем нечего здесь делать.

Маркиз внезапно стал очень серьезным.

— Я обязательно займусь этим, — без тени усмешки или снисхождения ответил он. — Спасибо за то, что взяли на себя труд поставить меня в известность. Завтра я обязательно приду к вам.

— Спасибо за то, что вы так добры ко мне. Бен… я знаю, вы дали тому человеку много денег. Конечно, я в долгу и непременно расплачусь.

Маркиз улыбнулся.

— Если вы это сделаете, то я буду чувствовать себя оскорбленным!

— Ах, ну тогда… спасибо, огромное спасибо! — искренне пролепетала девушка.

Маркиз сел в фаэтон, повернул лошадей и, приподняв на прощание шляпу, поехал прочь.

По пути к своему дому он не переставал думать о том, что происходит нечто странное и непонятное.

Ему повезло, что он узнал о происходящих в его владениях неурядицах, пусть даже и таким неожиданным способом.

И все-таки одна лишь мысль о том, что в Мелверли может происходить что-то плохое, раздражала и беспокоила его.

— Хотел бы я знать, в чем же все-таки дело! — вслух воскликнул маркиз, въезжая в ворота своей усадьбы.

Дворецкий ожидал прибытия господина в холле.

Рядом с ним стояли четыре лакея в ливреях, которые явно не подходили им по размеру.

— Добро пожаловать домой, милорд! — провозгласил дворецкий. — Очень приятно, что ваше сиятельство изволили наконец вернуться!

— Мне, конечно, надо было бы вернуться гораздо раньше, — отвечал маркиз, — но пришлось задержаться в Лондоне. Однако я вполне согласен с вами, Джонсон, что это большая радость — оказаться наконец дома.

Он по-хозяйски осмотрел просторный холл.

Портреты предков в блестящих на солнце золоченых рамах придавали комнате особенно торжественный и парадный вид.

— Ленч готов, милорд, — с соответствующей обстановке значительностью объявил дворецкий.

Но маркиз молча прошел в комнату, расположенную в дальнем конце холла.

Именно здесь всегда сидела его матушка, и здесь он в последний раз видел отца.

Третий маркиз Мелверли умер в то время, когда его сын сражался в Португалии. На похороны отца молодой офицер не попал.

Здесь, в этой старинной комнате, все выглядело в точности так же, как во времена его детства.

Книжные полки, вплотную уставленные толстыми томами в кожаных, тисненных золотом переплетах, мебель, очень старая, переходившая из поколения в поколение.

Не говоря ни слова, молодой человек повернулся и пошел по коридору в столовую. Эта великолепная комната, вернее, зал — настолько она была велика, — могла спокойно вместить до сотни обедающих и вовсе не казалась при этом переполненной.

В дальнем конце ее был построен балкон, на котором в прежние времена для гостей играл оркестр. Мальчиком он так любил слушать его!

Маркиз вспоминал, как во время званых вечеров тайком пробирался по лестнице и оттуда следил за всем происходящим, оставаясь совершенно невидимым.

Вспоминал, как хороша была матушка в те торжественные вечера, когда надевала фамильные жемчуга Мелверли.

Молодой маркиз решил, что и он когда-нибудь обязательно будет устраивать подобные рауты.

Однако сомнительно, что кто-то из нынешних дам, даже таких красивых, как Дэйзи, сможет сравниться с его матушкой.

Маркиз сел за стол. Еда, ожидавшая его, была превосходной.

Мистер Барлоу оказался необычайно мудр и успел предупредить повара о том, что его сиятельство предпочитает легкую пищу.

Едва закончив трапезу, маркиз объявил:

— А теперь я хочу видеть мистера Уотерса. Надо думать, он трудится в своей конторе?

Джонсон не спешил с ответом, словно собираясь с духом, и маркиз терпеливо ждал. Наконец, когда пауза начала казаться уже чересчур затянувшейся, дворецкий, собравшись с мыслями, заговорил.

— Я… я не думаю, что мистер Уотерс сейчас здесь, милорд, — несколько неуверенно и растерянно пояснил он.

— Его нет в усадьбе? — недоверчиво воскликнул маркиз. — Но почему? Где он может быть?

— Мистер Уотерс обычно приходит днем, после обеда, милорд, — ответил Джонсон.

— Разве он не знал, что я должен сегодня приехать?

— Нет, милорд. Мы не ожидали прибытия вашего сиятельства так рано, поэтому и не сочли нужным уведомить его.

Маркиз не мог не удивиться столь странному объяснению. Кроме того, на лице дворецкого застыло какое-то непонятное выражение, подтверждавшее худшие подозрения — далеко не все в его доме обстояло благополучно.

Не произнеся больше ни слова, молодой хозяин вышел из столовой и пошел по длинному коридору. Он вел в контору, где и полагалось находиться управляющему имением.

Кабинет располагался в дальнем конце огромного дома и представлял собой просторную комнату. Стены ее были украшены картами земель, принадлежащих роду Мелверли, а в углу громоздилась целая гора черных упаковочных ящиков.

Как и ожидал маркиз, комната оказалась пустой. Больше того, она выглядела весьма и весьма неаккуратно. Очевидно, тот, кому надлежало в ней работать, не слишком усердствовал и не связывал свои насущные интересы с длительным пребыванием в кабинете.

Большой стол, за которым обычно трудился Уотерс, оказался загруженным бухгалтерскими книгами, причем одна из них даже лежала открытой.

Маркиз заглянул в нее.

Обязательное обозначение дат свидетельствовало, что управляющий работает над счетами вот уже в течение целого месяца.

Все то время, которое молодой маркиз провел во Франции, имение находилось исключительно в руках Уотерса.

Каждый месяц он исправно посылал отчет о работе с поверенным маркиза в Лондон, чтобы получить причитающееся ему жалованье. Распоряжение о таком порядке оплаты молодой лорд отдал еще до смерти отца. Смысл его состоял в том, что маркизу Мелверли-старшему, уже очень больному, казалось тяжким трудом вникать в повседневные нужды поместья.

Маркиз еще раз взглянул на книгу, а потом начал перелистывать страницы, с большим вниманием вникая в смысл записей.

Кристина Черстон пожаловалась, что и деревенские жители, и мужчины, вернувшиеся домой из армии, не имели работы. Вот именно это и оказалось очень трудно понять. При жизни отца все до единого работоспособные жители деревни были тем или иным способом заняты в поместье, которое они называли Большим домом.

Самые статные молодые люди начинали в качестве буфетчиков, а потом, немного научившись манерам и обращению с различными предметами обихода, постепенно переходили на должности лакеев. Другие же работали в саду или становились конюхами, плотниками, каменщиками или кузнецами.

Если им удавалась работа с домашними животными, то для них всегда в изобилии находились дела на ферме и на скотном дворе.

Поместье Мелверли, с огромным развитым хозяйством, с собственным сельским, да и ремесленным производством, по сути дела, представляло собой государство в государстве. И так продолжалось веками. Трудно было представить, что кто-то из деревенских парней, сильных, разумных и не боявшихся работы, мог не найти себе дело, а следовательно, и достойную оплату в усадьбе.