Как обычно, оба работали не покладая рук, и поездка позволила сделать небольшой перерыв.
— Ты не представляешь, Сэм, как я рада, — проговорила Молли, когда повозка подскочила на выбоине в плотно утоптанной дороге. — Нужно было уехать из дома сразу, как покинул его Фоули.
— Всему свое время, детка. — Сэм выкупил у Фоули его долю ранчо сразу после происшествия на дамбе и попросил его уехать как можно скорее. Преподобный уехал в северную часть Нью-Йорка, где начал строительство церкви, как и планировал. Позже до «Кедрового ручья» дошли слухи, что во время строительства обрушились леса и раздробили ему таз, оставив его хромым.
— И отмстил я, сказал Господь, — процитировала Молли, прочитав телеграмму, и Сэм согласился с ней.
— Дочка и сеньор Сэм! — воскликнула Энджел, когда к дому подкатила в облаке пыли повозка. — Я так рада вас видеть.
Молли все меньше времени проводила в своем старом доме, несмотря на то что продолжала работать с Хоакином и Джамбо.
— А где мой маленький господин? — проворковала старая мексиканка, доставая из люльки сверток с видневшимися из него рыжими волосенками. Малыш Сэмюел Питер появился на свет весной, и с его рождением Молли избавилась от чувства вины за то, что вышла замуж за Браннигана. Разве можно стыдиться брака с мужчиной, который подарил ей такого очаровательного сына?
— Клянусь, Энджел, — проворчала Молли, когда руки Сэма обняли ее за вновь вернувшую свою стройность талию. — Ты испортишь ребенка.
— Не больше, чем его папа, да, сеньор Сэм?
Сэм подмигнул женщине, и Молли улыбнулась.
— Тут ты права, — произнесла она. — Сэм думает, что его сын святой, и мне приходится с ним соглашаться. Все трое от души рассмеялись.
— Заезжал отец Фицсиммонс, — сообщила Энджел. — Он говорит, что малыша давно нужно окрестить. Он собирается поговорить с вами об этом в воскресенье.
Молли и Сэм повенчались в церкви, хотя оба считали, что их истинное венчание произошло в грязной хижине во время урагана.
— Малышу можно надеть мое крестильное платьице, — предложила Молли. — Я уверена, что мама сохранила его. Я постараюсь его найти, когда буду упаковывать вещи.
— Кстати, пора бы уже начать, — напомнил Сэм о причине своего визита. — Чем скорее моя жена заберет отсюда остатки своих вещей, тем быстрее она окажется там, где и должна быть.
И Молли, и Энджел поняли, что именно хотел сказать Сэм, желая поскорее заполучить Молли в свою постель, и обе женщины густо покраснели. Сэм собирался наверстать упущенное за те месяцы, что они не занимались любовью в ожидании появления на свет своего сына. И Молли его идея казалась ужасно привлекательной.
— Сэм прав, — согласилась Молли. — Кроме того, я хочу забрать отсюда свои вещи, чтобы вы с Хоакином поскорее могли въехать.
— Ты уверена, дочка?
— Конечно, уверена.
— Хорошо. — Приземистая фигура мексиканки заполнила дверной проем. — Тогда тебе не придет в голову уехать от своего мужа.
Молли лишь покачала головой, потому что уже неоднократно слышала от своей подруги такие слова.
— Я никогда не брошу Сэма, Энджел, и ты знаешь.
Сэм слегка поморщился при ее словах, а Энджел лишь фыркнула.
Женщина отказывалась верить, что Сэм мог выгнать Молли из дома. Она считала его настоящим джентльменом и знала, что ни один мужчина не сможет устоять перед чарами ее воспитанницы.
— Я думаю, она права, Энджел, — поддразнил Сэм. — Молли навсегда застряла в «Кедровом ручье».
— Я уже говорила, что вы то, что для нее нужно. Присматривайте за ней.
— Уверен, что мое внимание вряд ли поможет, — пробормотал Сэм себе под нос.
Войдя в дом, Энджел принялась за работу в гостиной, а Молли, взяв ребенка на руки, отправилась в спальню. Хоакин присоединился к Сэму, и они начали вытаскивать из дома мебель, которую Молли наметила взять с собой в «Кедровый ручей».
Ее собственная комната давно уже пустовала, потому что вещи она перевезла в дом Сэма, где жила теперь постоянно. Пройдя по узкому коридору, Молли остановилась перед запертой дверью комнаты матери.
Молли нажала на ручку, вошла в комнату и, подойдя к широкой кровати, положила ребенка на мягкое голубое покрывало. Сквозняка здесь не было, поэтому Молли сняла с малыша одежду, и тот весело загулил, болтая в воздухе ножками.
Прошло тринадцать лет, а комната оставалась прежней. Здесь все так же стояло красивое бюро из палисандрового дерева, а на столике возле кровати неизменно поблескивал изящный кувшин из голубого фарфора. В резном шкафу красного дерева все еще висели модные шелковые платья, которые так любила надевать мать Молли. Отец покинул комнату в день смерти жены и больше никогда туда не заходил, считая ее гробницей. Здесь всегда царил полумрак и идеальный порядок. Комната словно ждала возвращения своей хозяйки. Молли не решилась здесь обосноваться.
Молли любовно провела рукой по полированной поверхности бюро, и ее сердце замерло от волнения. Отец подарил это бюро ее матери в качестве свадебного подарка. Мать очень любила бюро, и Молли решила перевезти его в «Кедровый ручей».
Погрузившись в размышления о прошлом, Молли посмотрела в обрамленное серебром зеркало. Рядом с ним стояла серебряная шкатулка, выполненная в форме сердца. Дрожащей рукой Молли приподняла крышку, и в комнате раздалась нежная мелодия «Венского вальса». На красной бархатной подушечке внутри все еще лежали шпильки матери. Молли захлопнула крышку и отвернулась. Теперь прошлое осталось далеко позади, и она не позволит ему нарушить ее покой и счастье.
Глубоко вздохнув, Молли принялась за работу. Она проверила все шкафы и коробки, решая, что можно забрать с собой, что отдать Энджел, а что раздать нищим. Малыш заснул, и царящая вокруг тишина навевала на Молли грусть и воспоминания о прошлом. Она думала о днях, проведенных с матерью, и о том, как мало времени отпущено на их долю. Прогнать печальные мысли так и не удалось, и Молли с тяжелым сердцем продолжила работу.
— Хочешь забрать бюро своей матери домой? — спросил Сэм, просовывая голову в дверь. Он заметил грусть на лице жены, и выражение его собственного лица изменилось.
— Прошлое позади, детка, — тихо произнес он и, подойдя к Молли, крепко обнял ее.
— Я знаю.
— Дома ты почувствуешь себя лучше.
Молли кивнула.
Желая облегчить душевную боль жены и поскорее покончить с грустным занятием, Сэм выдвинул бюро на середину комнаты, и тихий скрип печальным эхом отозвался в ее сердце. Взглянув на бюро, Сэм заметил, что задняя его стенка слегка отошла, и на пол высыпались пожелтевшие листки. Он взял их в руки, ощутив, как по спине пробежал холодок.
Молли обернулась и увидела сидящего на корточках мужа с потускневшими письмами в руках. Заметив выражение его лица, Молли побледнела.
— Сэм? Что это? — Она поспешно опустилась на колени рядом с ним, пытаясь прочитать выражение его лица.
— Письма моего отца. Его почерк ни с чем не спутаешь. Они лежали за задней стенкой бюро. Наверное, они выпали, когда я его отодвинул. — Сэм протянул письма жене.
Во рту у Молли пересохло. Нужно ли ей читать их? Стоит ли вскрывать застарелую рану, которая лишь недавно затянулась? Какая-то часть ее хотела порвать письма на мелкие кусочки и развеять по ветру, пока они не причинили кому-нибудь боли.
— Прочитай их, — тихо произнес Сэм.
— Я… я не уверена, что стоит.
— Прочитай их, Молли. — Выражение лица Сэма стало суровым, а взгляд напряженным. Дрожащей рукой Молли вытащила пожелтевшее письмо из конверта.
«Моя дорогая Коллин», — начиналось письмо, и Молли сжалась.
— Это ничего не значит, — произнесла она, закончив читать письмо. Однако в ее глазах сквозила мука.
Сэм пробежал глазами по строчкам.
— Прочитай другие, — тихо произнес он.
— Я не хочу, Сэм.
— Прочитай, Молли! Мы оба должны знать.
Молли всем своим существом ощутила силу демонов, раздирающих его душу.
— Я ничего не хочу знать. Пусть все останется в прошлом. Забудь и ты.
Но Сэм лишь отрицательно покачал головой.
— Прочти остальные письма, — произнес он тихим голосом, в котором, однако, звучал приказ.
Молли неохотно открыла другие письма, написанные все той же твердой рукой. В них Шеймус Бранниган вновь и вновь признавался в любви к ее матери. Он говорил о своей страсти и их будущем. Он писал о том, что чувствует вину из-за любви к жене своего соседа, и о том, как счастливы они будут, когда наконец соединятся. Взгляд Молли затуманился, а скатившаяся по ее щеке слеза оставила на бумаге темное пятно.