Райан Уинфилд - Гармония Джейн

Джейн понесла сумку в свою старую комнату и остановилась, не сразу решаясь повернуть ручку. Ей было семнадцать, когда она покинула эту комнату и родительский дом. Даже бывая у матери, сюда она не заглядывала. Джейн набрала в легкие побольше воздуха и открыла дверь… Комнату она не узнала. Повсюду громоздились ящики, коробки, кипы старых журналов и тряпок. Двадцать три года эта комната служила ее матери свалкой. Что ж, такое было вполне в характере миссис Маккинни. «Она ведь и ко мне все время относилась как к живому мусорному контейнеру», – подумала Джейн.

Наводить порядок в этом логове она не собиралась. Жалела силы и не хотела давать матери новый повод для упреков и излияний своего недовольства. Джейн ограничилась тем, что освободила кровать от коробок и вороха старой одежды, вытрясла в коридоре простыни и вернула их на место. Потом она легла на старый мягкий матрас. Тот же пористый потолок – когда-то это было писком интерьерного дизайна – с большим коричневым пятном. След давнишней протечки. В детстве Джейн часто смотрела на это пятно, пытаясь мысленно придать ему интересную форму. Пятно становилось у нее то дрейфующим материком, то облаком, несущимся по небу. Даже Чеширским котом. Тогда она могла часами разглядывать потолок.

Однажды она даже увидела лик Бога. Размытый, но детская интуиция подсказывала ей, что это Бог. Джейн вспомнила, что пятно было на потолке не всегда. Оно появилось после проливного дождя со шквалистым ветром. Джейн разбудил вой ветра за окном и капли воды, падающие сверху. Испугавшись, она побежала в спальню родителей. Отец проснулся, дохнул на нее густым перегаром, назвал пугливым котенком и вруньей. Мать даже не шевельнулась. Спиртное было для нее превосходным снотворным. Джейн вернулась к себе в комнату, забралась в шкаф и лежала там, моля Бога, чтобы гроза поскорее ушла. К утру ничто не напоминало о ночной буре. С потолка больше не капало. Джейн подумала: может, она и вправду пугливый котенок и врунья? Напридумывала невесть чего. А через три дня на потолке появилось это пятно.

В животе противно заурчало. Позывы на рвоту. Опять. Джейн поспешила в ванную, склонилась над унитазом и вывернула из себя всю скудную еду. Она стояла на истертом коврике цвета морской волны. Накидка такого же цвета украшала унитазную крышку. Само сиденье было мягким, наполненным какой-то синтетикой. И оно тоже имело цвет морской волны. На полке в ванной стояли баночки и лежали куски мыла в виде морских раковин. От всех исходил густой тошнотворный запах. Голова Джейн закружилась. Запах не понравился и ее желудку, и он заставил Джейн еще раз склониться над унитазом.

Когда она разогнулась, ее слегка пошатывало. Тело плохо слушалось. Взяв ключи от материнской машины, Джейн поехала в ближайшую аптеку. Внутри ярко горел свет и играла громкая, раздражающая музыка. В аптеке она оказалась единственной посетительницей, чему была только рада.

Джейн положила в корзинку пакет с тестом на беременность. Больше ей в аптеке ничего не требовалось, но выкладывать один пакет перед мужчиной-фармацевтом ей почему-то было стыдно. Она добавила пару коробочек с чипсами и упаковку ватных палочек. Впрочем, фармацевту было абсолютно все равно, что она покупает. Он находился в ступоре. У Джейн даже мелькнула мысль, не злоупотребляет ли он нейролептиками. Фармацевт молча провел ручным сканером по ее покупкам, молча взял карточку, молча вернул. Ни привычного «Спасибо за покупку», ни пластикового мешка. Выйдя из аптеки, Джейн оставила чипсы и ватные палочки на крышке мусорного контейнера.

Через двадцать минут она снова была в удушливой материнской ванной. Джейн села на мягкое сиденье, закрыла глаза, мысленно произнесла молитву, после чего помочилась на тестовую полоску. Открыв глаза, она увидела синий крестик. Быть этого не может! Джейн достала новую полоску, снова помочилась. Ожидание показалось ей неимоверно долгим. Опять синий крестик. Джейн посмотрела на описание теста и хвастливую фразу: «Точность показаний превышает 99 %». Она вынула последнюю полоску. Мочевой пузырь был пуст. Не нужно ей этого третьего подтверждения. Она и так знала!

– Нет! – прошептала она. – С меня хватит.

Мысли лихорадочно понеслись в прошлое, на двадцать один год назад. В те дни, полные физической и душевной боли, когда Джейн узнала, что беременна Мелоди. Знай она, чем обернется рождение дочери, сколько горя это принесет самой Мелоди и ей, она бы без колебаний сделала аборт. Что бы ни говорили эти противники абортов, но избавление от нежелательного зародыша и смерть взрослой дочери – понятия несопоставимые.

Спрятав лицо в ладонях, она заплакала, повторяя один и тот же вопрос:

– Почему? Почему? Почему?

Ночью она лежала без сна, смотрела на потолочное пятно и отчаянно пыталась превратить его в знакомое лицо, которому можно задать вопрос. Спросить о будущем и о прошлом. Но жизнь в реальном мире давно лишила Джейн детской веры. Пятно оставалось свидетельством давней протечки, а память подбрасывала ей мрачные воспоминания из прошлого.

Джейн сидела за кухонным столом и ждала, когда ее мать выйдет к завтраку. Миссис Маккинни вышла из комнаты уже одетой. На ней было одно из платьев, которые она надевала в церковь. От матери и платья пахло пудрой «Эйвон» и духами. Мать молча села напротив Джейн. Та встала, взяла с плиты заварочный чайник и налила матери чашку ее любимого чая «Эрл Грей». Потом снова села. Помня, что мать любит яйца вкрутую, Джейн сварила несколько штук. Мать придирчиво выбрала одно, разбила скорлупу чайной ложкой, после чего принялась чистить. Кусочки скорлупы с легким звоном падали на тарелку.

На полке громко тикали часы. Потом заурчал холодильник. Джейн казалось, что им обеим не прорваться через многолетние завалы непроизнесенных слов, взаимных обид и неприятия. Малая часть ее существа хотела разметать эти завалы, уничтожить злые чары прошлого. Но бóльшая часть понимала, что лучше все оставить как есть.

Очистив яйцо, мать срезала верхушку и посолила. Затем поднесла его ближе к серому утреннему свету, льющемуся из кухонного окна.

– Смотрю, розовый куст у тебя прижился, – сказала Джейн.

– Марта заедет за мной, – продолжая разглядывать яйцо, сказала мать. – Если хочешь, поехали с нами.

– А не рано ли тебе в церковь? – удивилась Джейн. – Надо сначала окрепнуть.

– Я прекрасно себя чувствую, – резко ответила мать. – Я всего лишь упала в обморок. Временная потеря сознания. И если добрый Господь решит взять меня к себе, надеюсь, это произойдет в церкви. Если ты поедешь с нами, переоденься во что-нибудь… поприличнее.

– Спасибо за приглашение, но у меня другие планы. Я собиралась съездить на остров.

Мать кивнула, по-прежнему не взглянув на Джейн. Потом взяла солонку и снова посолила яйцо. Наверное, забыла, что оно уже посолено.

– Тогда можешь взять мою машину, – предложила мать. – Марта меня отвезет и привезет обратно.

– Спасибо, мама. Это очень любезно с твоей стороны.

Мать поморщилась и наклонилась над чашкой, как будто слово «мама» обожгло ей мозг. Потом сделала несколько глотков чая.

Джейн смотрела на пар, поднимавшийся из чашки и заслонявший длинный материнский нос. Мать, которую она знала, пряталась сейчас за маской косметики. Неужели она хотела замаскировать морщины и истончившуюся кожу? Чашку мать держала обеими руками, словно пытаясь согреть пальцы.

– Знаешь, я однажды туда ходила.

– Куда? – не поняла Джейн.

– На кладбище.

– Ты там была? Навещала Мелоди?

Мать кивнула:

– Был чудный день. Я даже не собиралась. Как-то все само собой получилось. В цветочном магазине Бренды Томпсон… представь себе, ее магазин цел до сих пор… я купила розовые скабиозы и розовые тюльпаны. Они бы ей понравились.

От этих слов у Джейн потеплело на сердце. Пусть мать и не жаловала Мелоди, но все-таки пришла на могилу внучки. Джейн ощутила комок в горле и принялась разглядывать узор скатерти, чтобы не заплакать.

– Мама, мне надо с тобой поговорить по одному очень важному делу. Если ты не возражаешь.

Ответа не последовало. Мать смотрела мимо нее, вперившись в кухонное окно. Ее разум был где-то в другом месте. Вскоре матери понадобится удалять катаракту на обоих глазах. Но она и сейчас казалась отделенной от мира зрячих и не видела ничего, кроме прошлого. Впрочем, и материнское прошлое было подернуто густой пеленой лжи минувших лет.