Райан Уинфилд - Гармония Джейн

Кладбище окутали сумерки. Восточный край неба уже перемигивался звездами, а Джейн продолжала сидеть, прислонив лицо к холодеющему мрамору. Вокруг не было никого, а если бы кто-то вдруг оказался рядом, то услышал бы, как Джейн напевает любимую колыбельную Мелоди.

Войдя в гостиничный холл, Джейн остановилась и встряхнула головой. Что это с ней? У нее в глазах двоилось, будто по дороге сюда она налегала на крепкие напитки. Повсюду она видела близнецов в одинаковой одежде. Надеясь, что это просто следствие утомительного перелета, Джейн добрела до стойки администратора.

– Мисс, я могу вам чем-то помочь?

Наконец-то она попала туда, где ей не говорят на каждом шагу «мэм». Это обнадеживало. Возможно, Лос-Анджелес ей даже понравится.

– Меня зовут Джейн Маккинни. Калеб Каммингс должен был оставить для меня ключ от номера.

Женщина потянулась к папке с многочисленными кармашками:

– Говорите, Каммингс для Маккинни? Есть. Пожалуйста. – Администратор протянула ей карточку электронного ключа, добавив: – Если вы приехали на конгресс по желудочно-кишечным расстройствам, советую поторопиться. Автобус уходит через пятнадцать минут.

Джейн взяла карточку. Вестибюль по-прежнему наводняли близнецы. Она инстинктивно поднесла руку к животу. Желудочно-кишечные расстройства? Только этого еще не хватало!

– Боже, сделай так, чтобы это было просто совпадением, а не Твоим знаком, – пробормотала она, идя к лифту.

В коридоре она увидела тележку уборщицы. Похоже, к ее приезду в номере успели прибрать. Джейн вставила ключ, вошла. Ее встретила тщательно застеленная кровать и отсутствие Калеба. Джейн закрыла дверь, опустив сумку на пол. Потом прошла в ванную. Странно было увидеть его зубную щетку и триммер для бороды совсем не там, где она привыкла их видеть. Джейн даже показалось, что она вторглась в жизнь незнакомого ей человека. Облегчившись после самолета, она прошла к шкафу и раскрыла дверцы. Чистая одежда аккуратно висела на вешалках, грязная была сложена на дне шкафа. Джейн сняла туфли, потом джинсы, блузку и надела старую, вытянутую футболку. Она задернула шторы, погасила свет и свернулась клубочком на кровати.

Только сейчас она поняла, как жутко устала за эти дни. Тревога за здоровье матери, провал всех попыток наладить отношения с ней. А тут еще эта беременность и изматывающий маятник решения: «сказать – не сказать». Джейн прижалась носом к ткани футболки, вдыхая знакомый запах и незаметно погружаясь в сон.

Она забыла, где находится. Ей показалось, что это сон и во сне Калеб ее обнимает. Потом его губы коснулись ее шеи, скользнули к уху. Калеб прошептал ее имя, добавив, что рад ее приезду. Потом он стал шептать слова, которые Джейн никогда не мечтала услышать. Калеб говорил, что должен ей кое в чем признаться. Прежде всего, он не может без нее жить ни в этом, ни во всех других мирах. Она была звездой всех его снов и мечтаний, смыслом и назначением каждого удара сердца, каждого вздоха. Калеб говорил, что полюбил ее с первого взгляда и будет любить все дни отпущенной ему жизни. Джейн наслаждалась ощущением сильных рук, обнимавших ее, теплым дыханием, согревавшим шею, удивительными поэтическими словами. Эти слова наполняли ей сердце и душу. Когда исповедь Калеба закончилась, Джейн крепко поцеловала его. В номере было темным-темно, но мысленным взором Джейн видела пальцы, ласкавшие ее, прекрасные черты его лица. Потом наступил черед их ласк, таких знакомых и тоже каких-то новых. Одной рукой Калеб обнимал Джейн, другая путешествовала по ее телу, приводя в действие десятки маленьких генераторов. Вскоре они уже гнали по ее жилам электричество безудержного желания, от которого поднимались волосы на голове и сами собой раздвигались ноги.

Вскоре их голые тела слились в одно. Калеб вошел в нее, и это было совершенно естественно. Неестественной была их разлука, превращавшая каждого в половину пары. Благословенные минуты, когда Джейн напрочь позабыла все, что тревожило ее и вбивало клин ей в сердце. Она плыла на гостиничной кровати, как на облаке, не чувствуя ничего, кроме их обоюдного желания и неистовых, голодных поцелуев.

За мгновение перед оргазмом Калеб оторвался от ее губ и прошептал ее имя. Джейн обхватила его плечи, затем крепко обвила ноги вокруг его ляжек. Ее оргазм пришел следом, и тогда окружающий мир перестал существовать. Они с Калебом превратились в две планеты, вращающиеся вокруг друг друга. Но это по ощущениям. Их тела оставались крепко переплетенными.

Устав, Калеб лег рядом. Джейн привычно пристроилась у него на плече. Его улыбка была видна ей даже в этой кромешной темноте. Калеб нежно играл ее волосами.

– Я так по тебе скучал, – признался он.

– Это я поняла! – засмеялась она. – И я тоже скучала по тебе.

– Прости, что задержался. Мы в студии снимали рекламу автомобилей.

– Если в их рекламе снимается такая знаменитость, как ты, они должны расплатиться с тобой новенькой машиной.

– Новенькой машиной? Увы, это не шоу Опры Уинфри «День рождения». Хотя за эти съемки нам заплатят. Я как-то спокойно к ним отнесся, а продюсера переполнял энтузиазм. И его команду тоже.

– Еще бы! Они с твоей помощью продадут миллионы машин и получат щедрые комиссионные.

– Пускай, – ответил Калеб. – Лучше расскажи, как ты. Когда мы говорили перед твоим отлетом из Сиэтла, мне показалось, ты чем-то расстроена.

Джейн хотелось рассказать ему. Просто взять и рассказать. Лучшего времени, пожалуй, не придумаешь. Но такой шаг показался ей эгоистичным. Калеб начнет мечтать об их будущем и выпустит из рук настоящее, где он так близок к победе. И еще она знала: стоит произнести эти слова, как что-то в их отношениях безвозвратно изменится.

Завтра. Завтра она обязательно ему скажет.

– Малышка, ты мне не ответила.

– Да поговорила с матерью на прощание. Она всегда умела вогнать меня в депрессию. Но потом я успокоилась. Сказала себе, что я уже давно не подросток. Ну и от полета устала. Завтра высплюсь и буду как огурчик. Слушай, а почему в номере так темно? Я даже силуэта твоего не вижу.

– Когда я сюда вселился, мне очень мешали сигнальные огни. Вот я и залепил их изоляционной лентой. Но если хочешь, я включу настольную лампу.

– Не надо, – ответила Джейн, обнимая его. – Не шевелись. Давай полежим тихо. Я хочу слушать биение твоего сердца.

– Согласен. – Калеб поцеловал ее в макушку. – Тем более что оно бьется ради тебя.

Джейн разбудил резкий звонок гостиничного телефона. Она почувствовала, как Калеб перелез через нее, взял трубку и положил снова. Джейн закрыла глаза и вернулась в сон. Проснувшись, она увидела, что дверь ванной приоткрыта и оттуда по полу тянется луч белого света, деля номер на две неравные части. В ванной шумела вода. Джейн встала, прошлепала по полу босыми ногами и распахнула дверь ванной. Калеб стоял, подставив голову под струи воды. Джейн вспомнилось, как они с Грейс ездили в Париж. Вспомнился Лувр. Пожалуй, Калеб ничем не отличался от прекрасных мужских скульптур, которые она там видела. Сбросив футболку, Джейн присоединилась к нему.

Теперь уже она обняла Калеба сзади. Он сразу повернулся, заключил ее в свои объятия и потянул под упругие горячие струи.

– Прости за вторжение, но дверь была открыта, – сказала Джейн.

– Незачем извиняться. Я специально оставил дверь открытой.

– Тогда тебе должно быть неловко, что разбудил меня раньше времени.

– Ты уверена, что раньше? – спросил Калеб, целуя ее в шею.

– Уже не слишком.

Калеб осторожно развернул Джейн, прижав к стене. Она закрыла глаза, с волнением предвкушая его дальнейшие действия. Руки Калеба вернулись вместе с мягкой губкой. Вначале он вымыл ей спину, потом плечи и руки. Затем, встав на колени, стал мыть ноги. Потом снова развернул, вымыл ей грудь, живот и лобок.

Все это время он напевал красивую мелодию, которую Джейн слышала впервые. Боже, как нежен он был с ее телом, как поглощен им. Это действительно было не просто мытье под душем, а ритуал поклонения богине. Завершив ритуал, Калеб поцеловал Джейн в лоб. Тщательно смыв с нее всю пену, он вышел из душа и сдернул с вешалки мохнатое полотенце. Все это казалось продолжением ритуала. Такого скромного, даже целомудренного проявления любви Джейн еще не испытывала. Она закрыла глаза и попыталась вспомнить услышанную мелодию, одновременно моля Бога, чтобы у нее достало смелости сказать Калебу то, что не решилась сказать ночью.