Персия Вулли - Гвиневера: Королева Летних Звезд

– Ты что, обвиняешь меня? – задала я вопрос, вырвавшийся у меня против воли.

Моргана смотрела в какую-то точку между собой и Артуром.

– Конечно, нет! – осторожно ответила она. – Я и не допускаю подобной мысли. Заговор с целью убить собственного мужа, который является верховным королем, был бы преступлением, которое взывало бы к небесам об отмщении.

Она снова замолчала, чтобы сказанное ею дошло до сознания каждого, а потом, подумав, повернулась ко мне. Я ругала себя за несдержанность, мне стало дурно, и по коже пошли ледяные мурашки.

– Нет, я не хочу верить, что ты способна на такое коварство. – Моргана вздохнула и грустно улыбнулась, как будто печально размышляя о чем-то сокровенном. – Кроме того, не знаю, ценишь ли ты это, но я люблю тебя как сестру и не могу представить, что ты можешь посягнуть на жизнь моего брата Артура.

Ее слова были нежны как шелк, но своим медовым голосом она затягивала петлю у меня на шее.

Рыцари обсуждали развитие событий. Но, когда поднялся какой-то юноша и попросил разрешения говорить, наступила тишина.

– Меня зовут Кадваладр, я кузен того человека, который умер, – В его голосе слышалось горе. – Я требую, чтобы король обвинил того, кто убил моего брата.

Слова эхом отозвались в зале, и Цезарь со вздохом опустил морду на лапы.

Артур был потрясен, но сохранял королевское самообладание.

– Ты обвиняешь королеву?

Юноша перевел дыхание, бросил взгляд на Моргану и потом кивнул.

– Мы все видели, кто дал ему кубок. Неважно, кому он предназначался. Он принес смерть.

Я могла поклясться, что этот парень был подкуплен Морганой.

Артур смотрел на него неверящим взглядом, на его лице были растерянность и гнев.

Моргана подняла руки – это означало, что она будет говорить от имени богов.

– После такого обвинения честь королевы можно защитить только поединком.

Мы с Артуром ахнули, ужасаясь тому, что древним ритуалом хотят заменить правосудие.

– Старые боги очень строги, когда нужно смыть пятно с доброго имени королевы, потому что она выражает волю народа и должна во всем заслуживать доверия.

Голос верховной жрицы был ханжески благочестив.

Артур посмотрел на рыцарей Круглого Стола. Они сидели как каменные, одни опускали глаза под его взглядом, другие нет, но никто не двигался с места. Наконец верховный король обратил свое внимание на юношу, стоящего перед нами.

– Ты, Кадваладр, согласен завтра на рассвете сойтись в единоборстве с рыцарем королевы?

Юноша, совсем недавно перенесший тяжелую утрату, теперь понял, что ему бросает вызов король, которому он так надеялся послужить, и заметно струсил.

– Или выноси свои обвинения, или возьми их назад, – гремел Артур.

Юноша, заикаясь, согласился на поединок, и Артур обратился к нашим воинам.

– Кто хочет защищать королеву?

Наступила ужасающая тишина, и мой живот скрутило в узел. Пальцы Артура сжались в кулак, и он ударил по ладони другой руки, щелкнув костяшками пальцев.

– Я не представляю, чтобы кто-то мог подумать, что Гвиневера виновата в этом, – закричал он в негодовании. – Она преданная жена, настоящий друг, хороший советчик и прекрасная королева. Каждый из вас чувствовал ее заботу и любовь, и мне стыдно, что вы ставите под сомнение ее честь.

Он помолчал, обводя взглядом каждого рыцаря. Я не могла поднять своих глаз на них и смотрела только на своего мужа. Оглядев зал, он повернулся прямо ко мне и потянулся за своим кубком. Выплеснув на пол его содержимое, Артур протянул мне кубок, чтобы я наполнила его.

Я наклонилась и сделала, что он просил, вспомнив вдруг, как я наполняла его кубок, когда мы встретились в первый раз. И теперь, как и тогда, я благодарно улыбнулась ему.

Он поднял кубок и, провозгласив тост за меня, выпил его до дна и перевернул его кверху дном как доказательство своей веры.

Но все его товарищи молчали.

– Прекрасно. – Его голос был суровым и размеренным. – Я назначаю Ланселота Озерного завтра в поединке защищать королеву. Если он будет побежден или убит, это станет доказательством вины королевы. Если он победит, Гвиневера будет вне подозрений.

Артур медленно оглядел рыцарей, стараясь понять, как они относятся к его приказу. Под столом я погладила своего мужа по ноге, извинилась и вышла из комнаты, остановившись во дворе, чтобы меня вырвало.

Бригит поддержала меня и принесла воды из фонтана. В королевских комнатах она накрыла меня пуховым одеялом, а по всему моему телу прошел озноб.

Ночь обещала быть долгой и мучительной.

Моргана стояла передо мной и, улыбаясь, приняла младенца из моих рук.

– Не признаю, не признаю, не признаю, – ворковала она, качая моего ребенка над пропастью.

Я всхлипнула, и Владычица повернулась ко мне и зашептала:

– Тсс… ты разбудишь его, смотри, как он взывает к небесам о мести.

Она приплясывала на краю пропасти, как будто хотела бросить туда моего младенца. Я с рыданиями потянулась за ним, кружась в пространстве, увидела внизу извивающегося человека, который потащил меня вниз… вниз, в темноту…

Руки Бригит обнимали, удерживали, качали меня, как это обычно делала мать, когда в детстве у меня бывали кошмары. Она напевала отрывки колыбельных, которые обычно пела мать, которые пел Кевин в тот вечер, когда мы убежали с Черного озера. Я задыхалась, страстно желая проснуться… и вспомнила о том, что, может быть, утром умру. И во сне, и наяву меня ожидал ужас.

– Тебя хочет видеть сэр Ланселот.

Я слышала слова Эттарды, но их смысл до меня не дошел.

Просыпаясь, я думала о надменном бретонце, которого Артур выбрал, чтобы защитить меня. Конечно, из всех воинов он был человеком, на которого можно было положиться с уверенностью, даже если он молчаливо презирал меня. И сейчас по какому-то странному повороту судьбы линии наших жизней переплелись, сделав каждого из нас важным для жизни другого. Смерть Ланселота в бою принесет смерть и мне, но если он победит, то я буду жить. Это довольно странная зависимость для людей, которые недолюбливают друг друга.

– Он просит разрешения увидеть тебя, – повторила Бригит, – и хочет говорить с тобой наедине.

Я открыла глаза и увидела стоящую перед собой Бригит. На ее лице было удивление.

– Можно не тревожиться о приличиях, если речь идет обо мне и Ланселоте, – заверила ее я. – Ты же знаешь, что мы не переносим друг друга.

Ощущение тошноты вернулось ко мне, когда я села и дотронулась до руки Бригит. Она предположила, что мои боли в желудке могут объясняться беременностью, если подействовало заклинание колдуньи.

Это был единственный лучик надежды после этой ужасной ночи, и я думала об этом, пока Бригит расчесывала мне волосы, а Эттарда помогала надеть халат. Ирония судьбы заключалась в том, что теперь, когда, наконец, во мне зародилась новая жизнь, моя собственная жизнь оказалась под угрозой.

Сквозь облака виднелась убывающая луна, и я остановилась посмотреть на нее, гадая, о чем же хочет говорить со мной рыцарь Артура. Может быть, Ланселот пришел, чтобы подбодрить меня, поскольку наше будущее зависело от его отваги на завтрашнем поединке. Это было бы проявлением доброты, которую я непременно оценила бы. А может быть, он решил извиниться за прошлую грубость и хочет прекратить войну между нами. «Если это так, – подумала я, – я пойду ему навстречу».

Когда дверь открылась, я улыбалась.

Ланселот вошел молча и остановился на середине комнаты. В полутемной комнате я не могла рассмотреть его лица. Но он был спокоен и стоял, сложив руки и ожидая, когда уйдут мои слуги.

– Через несколько часов я буду драться за тебя, – начал Ланселот, когда мы остались одни, – и я хочу кое-что тебе рассказать.

Я наклонилась вперед, пытаясь рассмотреть его лицо и понять его настроение, пока луна выскользнула из-за облаков и бросала холодный свет на него. Первый раз я увидела в глазах Ланселота ярость и гнев. Это было так неожиданно, что я отшатнулась от него.

– Я могу умереть в этом бою, госпожа, и, если такое случится, я хочу, чтобы ты знала: я защищал тебя не по доброй воле. Конечно, я буду драться так хорошо, как, ты знаешь, я умею драться, но только потому, что это приказал Артур… Ты не одурачила меня так, как ты это сделала с другими.

Я была ошеломлена и молча смотрела на него, ожидая объяснений. Но, сказав это, Ланселот стоял молча и непреклонно. Я привыкла к тому, что Артур, когда ему бывало трудно, начинал ходить по комнате, а неподвижность Ланселота действовала мне на нервы, и я вскочила на ноги.