Персия Вулли - Гвиневера: Королева Летних Звезд

Люди из форта бросились искать меня, как только увидели, что Тень вернулась без седока. Домой меня принесли в паланкине и положили в удобную кровать, но было уже слишком поздно. И после трех часов боли и ярости я лежала измученная, а ребенка больше не существовало.

Энида сидела рядом со мной, пытаясь по-своему утешить меня, но именно Рагнелла помогла мне забыть мое горе и облегчила мое сердце.

Гавейн привел ко мне королеву приднов через боковую дверь, и она стояла, рассматривая меня и плача. Я не знала, когда и как Рагнелла потеряла своего собственного ребенка, но такие подробности были не важны. Она села на кровать рядом со мной и, положив обе руки на мои виски, запела что-то медленно и тихо. Я закрыла глаза и чувствовала, что от ее прикосновений у меня на душе становится легче.

Грустный напев Рагнеллы был для нас спасением, убаюкивающей колыбельной песней, которую могла спеть каждая мать, когда-либо пережившая горе. Мы вместе оплакивали человечество, рожденное, чтобы думать над вечными истинами и медленно приближаться к смерти. Постепенно мои душевные и физические муки сливались с переживаниями наших предков, и чувство единения смягчало боль моей утраты.

Уже почти засыпая, я взяла руку Рагнеллы, благодарно поцеловала ее и положила снова на свой висок. Она сострадала мне, и она заслужила благодарность.

Я проспала день и ночь, и когда вернулся Артур, ни Рагнеллы, ни Вилены уже не было. Взволнованный, он вбежал в комнату и громко закричал.

– Ради всего святого, Гвен, зачем ты поехала верхом, когда у тебя такой большой срок?

– Поехала верхом? – разозлилась я, садясь на кровати и поражаясь, что он ругает меня в такое время. – Я ездила верхом каждый день с тех пор, как научилась ходить! Это случилось не потому, что я ездила верхом, а из-за этого отвратительного отвара, который прислала Моргана. Я знала, что не должна была пить эти отвары!

– Перестань. – Артур бросил на стол перчатки и приказал Эниде принести ему чего-нибудь горячего. Я никогда не видела его таким раздраженным. Он набросился на меня. – У Морганы нет причин желать нам зла, и твое постоянное подозрение постыдно, моей жене не пристало вести себя подобным образом.

– А не стыдно ли тебе приходить сюда и бросаться обвинениями вместо того, чтобы горевать о том, что мы только что потеряли, ребенка, Артур… ребенка!

Я разразилась рыданиями и торопливо отвернулась. Передо мной открывалась необъятная бездна, грозящая поглотить меня.

Артур замолчал, подошел ко мне, сел рядом и положил руки мне на плечи.

– Я, конечно, огорчен… мне сказали, что ты можешь не выжить…

Глядя на Артура, я думала о том, как мало я знаю этого человека: умер его ребенок, а он злится, вместо того чтобы горевать.

– Гвен, – сказал он решительно, все еще держа меня за плечи, – ты должна кое-что понять. Мне безразлично, будут у нас дети, или нет, но мне совсем не все равно, будешь ли ты жить, или умрешь.

Его слова заставили меня онеметь.

– Меня устраивает наша жизнь, и мне кажется, что ребенок не принесет ничего, кроме беспокойства. Я был доволен, что ты забеременела только потому, что это так радовало тебя, но поскольку короли выбираются не по родству, мне безразлично, будет у нас ребенок или нет, детей и без того слишком много.

Артур говорил холодно и резко, и на его лице появилось выражение явного отвращения, сделав его таким непохожим на человека, которого я так хорошо знала.

Я непонимающе смотрела на него. Неистовствовать от волнения и вдруг превратиться в лед – впервые я по-настоящему почувствовала, что это сын Утера.

Артур убрал руки с моих, плеч, поднялся и стал ходить по комнате. Лицо его смягчилось, но мы оба молчали. Я не могла ничего произнести, а он, похоже, предпочитал молчание.

Хотя я была слаба и ноги у меня немного дрожали, кровотечение прекратилось, и, когда Энида вернулась с подносом, я встала и села за стол вместе с мужем, желая примириться с ним.

Поев, он принялся рассказывать мне о недоброжелательных западных соседях. Свирепые и спесивые военные вожди, они считали выгодным пойти на союзничество с Пендрагоном, если он не будет посягать на их независимость.

– Единственными, кто не захотел встретиться с нами, были воины Хуэля, и, если бы Ланс не склонил их на нашу сторону, нам бы пришлось отказаться от мысли встретиться с ними этой зимой и вернуться домой.

Я кивала, все еще не зная, что ответить этому человеку, который час назад стал мне чужим.

– Я думаю, что мне лучше вернуться в лагерь, – признался Артур, вставая и глядя на меня. – Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Мне страстно хотелось укрыться в его объятиях, чтобы он заслонил меня от холодной, тоскливой пустоты, но он не проявил никакого желания к этому, поэтому я сидела молча, не в силах пошевелиться, а он похлопал меня по плечу.

– А тебе, Гвен, лучше отдохнуть.

Пока он выходил из дома, я сидела, не двигаясь, бессмысленно глядя в пространство.

Может быть, я никогда и не знала его. Может быть, у нас никогда не было ни общих чувств, ни общих надежд и мечтаний, ни общего страха и боли. Может быть, нашим единственным ребенком останется Британия. Я знала, что когда-нибудь я буду гордиться этим, но в тот момент мысль об этом ужасала меня.

Медленно и молча я встала и легла в кровать.

– О, Гвен, она делает солнечный день еще красивее и улучшает плохое настроение, – вздохнул Гавейн, глядя на Рагнеллу с таким откровенным обожанием, что я не могла сдержать улыбки.

Королева кочевников вела своих оленей. Одетая в грубую шерсть и старые шкуры, она почти не выделялась среди своих животных – можно было подумать, что она умеет становиться невидимкой, и только пучок блестящих перьев зимородка на голове позволял отличить Рагнеллу от оленей.

Северные олени своенравны, как козы, и также непредсказуемы. Они вытягивали вперед свои широкие морды, когда Рагнелла почесывала у них за ушами, и пугливо отпрыгивали, если она делала резкое движение.

Королева кочевников вдохнула воздух, а Гавейн засмеялся.

– Ты знаешь, что она прежде всего делает по утрам? Вылезает из-под груды шкур, которые она называет постелью, и сопит, как медведь, роющийся под гнилым пнем. После этого она снова забирается под шкуры и говорит, где выпал снег и далеко или близко, пасутся олени и что у «высоких людей» в Стерлинге готовится на завтрак. Я слышу, как над ней потешаются придворные, но среди нас нет ни одного человека, которому нечему было бы поучиться у нее и ее народа.

Я кивнула в знак согласия. Эта молодая королева древних, которую придворные прозвали «мерзавкой», относилась к ним с гордым презрением. Она всегда высоко поднимала голову и казалась мне олицетворением подлинной гордости, несмотря на издевки многих. Мне нравилась ее величественность, и я сама стала подражать ей.

Артур вернулся в Стерлинг, воодушевленный новыми идеями об отношениях с каледонцами, и о детях мы больше не разговаривали. Поэтому я держала голову так же высоко, как Рагнелла, и занималась своими делами, надеясь, что ни Артур, ни кто-либо другой не узнает, как горька была моя печаль.

Зима прошла в бесчисленных пирах и праздниках, крепость была уютной, а леса полны вепрей и оленей. Днем мужчины охотились, а вечерами в доме пели, играли и рассказывали разные истории.

К Артуру приезжали племенные вожди каледонцев. Они привозили с собой музыкантов, и вечером раздавались звуки арф и волынок. Это была сильная музыка, она поднимала настроение, и воины один за другим складывали свои мечи и под громкие звуки прыгали и скакали.

После этого начинались народные танцы. Мне нравилось выполнять разные фигуры, становясь то на носок, то на пятку, и хотя Артур никогда не присоединялся ко мне, Ланселот танцевал охотно. Мы проводили вечера, кружась по залу, заполненному прыгающими танцорами.

Отношения Гавейна и Рагнеллы переросли в страстный любовный роман. Племянник Артура все больше времени проводил под навесами у холмов, где придны стояли лагерем, и кое-кто из придворных стал беспокоиться, что рыцарь может попасть в их таинственный мир. Хорошо известно, что простые смертные впадают в искушение и переступают порог Полых холмов, они редко возвращаются обратно.

– Моя жена думает, что принца заколдовали, и он не замечает, как Рагнелла отвратительна, – признался один местный богач. – Но я бьюсь об заклад, что в постели она превращается в красавицу, ты же знаешь, как они могут менять свой облик, эти колдуньи.