Подошла кошка и стала тереться о наши ноги. Ланс наклонился, взял кошку и посадил ее мне на колени. Она была спокойным и дружелюбным животным, совсем не похожим на свою мать, и устроилась на коленях, довольно мурлыкая.
– Не вставай, – сказал он. – Мне хочется запомнить тебя такой, какая ты сейчас.
И вот он ушел, а я гладила кошку и старалась удержать слезы.
Отойдя по двору довольно далеко, он резко повернулся и исчез, а на меня волна за волной накатывалась боль.
Я продолжала сидеть на пне, рассеянно поглаживая кошку, пока не услышала стук копыт по булыжникам дороги и голос Ланса, прощавшегося с часовым. Вскочив на ноги, я бросилась к лестнице, ведущей на крепостной вал, и склонилась над парапетом, заслоняя глаза от солнца.
Равнина внизу была золотисто-зеленой, густо заросшей молодой травой, и сладко пахла весной. В лугах цвели лютики, в небе заливались жаворонки, а Ланселот уезжал.
Он сидел на лошади с легкостью человека, проведшего в седле не один год, предоставив ей самой выбирать шаг, и ни разу не оглянулся назад, И только когда дорога скрылась в лесу, для меня окончательно потерянными оказались и он, и та жизнь, которую мы бы могли прожить вместе.
Слезы потоком побежали по моему лицу, и я стояла, плача, на ветру, пока не выплакала все слезинки. После того как ветер обсушил мои щеки, я медленно вернулась в Камелот.
Я стала постепенно воспринимать звуки жизни: стук в кузнице, разговоры девушек на кухне, окрики конюхов на конюшне. Дальше, на плацу, мужчины обучали оруженосцев, и я медленно пошла вдоль парапета, привлеченная их выкриками.
Бедивер показывал какой-то особенный выпад. Будучи одноруким, он по-прежнему оставался одним из лучших воинов Британии. Мальчики снова и снова повторяли прием, пока не научились выполнять его в одном стремительном движении. Мое внимание привлекла темная головка мальчика, сидевшего у боковой линии. Мордред забыл про шлем, лежащий у него на коленях, и с вниманием слушал, что говорил своим ученикам Бедивер.
Я улыбнулась сама себе: я так легко узнала Мордреда среди толпы, как будто была его настоящей матерью. Его страстное желание научиться обращаться с мечом было так же естественно для него, как и для его отца. Сердечная боль не отпускала, у меня стало медленно, но уверенно расти ощущение, что я поступила правильно.
У Мордреда оказалась прирожденная способность к верховой езде. К тому времени, когда пчелы начали собирать нектар с цветов липы, он был уже достаточно опытен, чтобы выезжать на дальние прогулки. Мальчик был необыкновенно впечатлителен. Он любил наблюдать, как высоко и свободно парят над землей орлы, потому что они напоминали ему об Оркнеях, а когда я взяла его с собой в Стоунхендж на праздник друидов, отмечавших летнее солнцестояние, он вызвал у него такой же суеверный ужас, как тот, который испытал Гавейн много лет назад, когда увидел Стоячие Камни в Каслригге.
Он радовался подъемам и спускам по холмам, особенно когда мы галопом мчались в высокой траве и нам в лицо свистел ветер, но темные, непролазные лесные чащи пробуждали в нем страх.
– Дома у нас нет лесов, – сказал он однажды, хмуро глядя на деревья, окружавшие нас – Все Оркнеи открыты и свободно продуваются ветром.
– Они совсем безлесые? – спросила я, пытаясь представить это место.
– Не совсем, там много полей и несколько рощ, деревья в которых искривлены от морских ветров. Но нет ничего такого мрачного и страшного, как ваши леса. Иногда мне снится, что моя мать пропала в таком лесу, – прошептал он, тревожно оглядываясь по сторонам. Его плечи вздрогнули. Потом он с усилием поднял голову и сказал уже более спокойно: – Я не думаю, что верховный король любит меня. Наверное, мне лучше вернуться домой.
– Именно сейчас король очень занят, – запротестовала я. – Может быть, осенью мы уговорим его побольше бывать с нами. – Ой, гляди… – Я указала в небо, поблагодарив провидение за своевременное появление орла. – Давай посмотрим, сумеем ли мы определить, где его гнездо. – Мордред повеселел, и к моменту возвращения в Камелот его страхи исчезли.
Я, конечно, не могла воскресить его мать, но страх перед верховным королем должен исчезнуть. Вечером я заговорила об этом с Артуром.
– Я знаю, тебе не хочется иметь с ним ничего общего, но если бы ты только дал ему возможность поближе познакомиться с тобой, ты бы понял, что он очень милый мальчик. И главное, очень хочет быть полезным, – закончила я.
Мы находились в том спокойном состоянии, которое наступает после занятий любовью. Я гладила волосы на груди мужа, отмечая отдельные седые волоски, уже появившиеся то тут, то там.
Артур вздохнул и, опершись на один локоть, смотрел на меня сверху вниз.
– Значит, ты и в самом деле собираешься впустить его в нашу жизнь? – спросил он.
– Но ведь это ты дал ему жизнь, разве это можно забывать? – ласково ответила я. – Кроме того, в нем так много твоего. Я не предлагаю, чтобы ты признал его перед всем миром, просто предоставь ему возможность, которую ты дал бы любому мальчишке, приехавшему служить тебе.
– Он знает?.. – Артур и не пытался закончить фразу.
– Не уверена. Думаю, твоя холодность огорчает его. – Я приложила руку к щеке Артура. – Он всю вторую половину дня проводит на плацу, привыкает обращаться с мечом, изучает движения воинов и бегает за Бедивером в надежде, что сможет чем-то помочь. Но, если ты поощришь его хоть немного, это будет совсем другое дело.
Муж отвел взгляд от моего лица и смотрел в какую-то далекую, невидимую для меня точку, потом медленно кивнул.
– Я слышу, Гвен… и попытаюсь, – обещал он.
Я не ожидала, что это произойдет так быстро, и тихо улыбнулась, довольная тем, что он понял, как в нем нуждается ребенок.
С этого дня у нас установился негласный распорядок дня.
С утра с Мордредом была я – учила его обращаться с лошадьми, занималась с ним историей, рассказывала об искусстве дипломатии, а с полудня он присоединялся к мальчикам, занимающимся на плацу, куда иногда заходил верховный король посмотреть, как проходят уроки. Артур не говорил и не делал чего-то особенного, но он больше не избегал мальчика, и это было уже начало.
Девушка из Карбонека, узнав, что Ланс в этом году не вернется ко двору, собрала свои вещи и выехала домой, по-прежнему лепеча, что в один прекрасный день он поймет, что именно она предназначена ему судьбой. К тому времени я была более чем счастлива избавиться от нее и от ее пронырливой служанки.
В середине лета Фрида родила близнецов, здоровых и крепких, как и их мать. Мы дразнили главного псаря, что теперь у него есть свой собственный выводок, а он был так взволнован, что на секунду я подумала, что он собирается назвать младенцев Цезарь и Кабаль.
Частенько приезжал погостить Гвин из Нида и привозил с собой своего брата Идера. Вместе с Артуром они изучали родословные лошадей, отмечая появление новых жеребят и посылая годовалых лошадей в Ллэнтвит, где Иллтуд приучал их к поводьям и тренировал.
За стенами нашей крепости поселение Южный Кадбери продолжало расширяться, и бродячие торговцы и купцы постоянно останавливались там. Я старалась не только не спрашивать о Лансе, но и не думать о нем, но каждый гость приносил новые известия о его приключениях. Его благородство и храбрость сделали его имя известным всюду, где он бывал, и скоро люди стали почитать его как своего любимого героя.
– Сэр Ланселот победил разбойника, захватившего купеческий обоз и требовавшего выкуп, – рассказывал один.
– Спас девушку, чей дядя пытался отнять ее земли после смерти ее отца, – говорил другой.
Жил некоторое время отшельником в Бретонских горах, – объявил какой-то монах. – Очень набожный человек, этот бретонец.
Я молча кивала, вспоминая нашу поездку в пещеру к отшельнику, когда Элейна упрекала его в излишней набожности.
К осени, когда кончили убирать хлеб и дни стали прохладными, вернулся с севера Гавейн. Он прошел прямо к Артуру, а потом разыскал меня в саду, где я плела венок из колосков последней скирды с наших полей. Отложив древний символ плодородия в сторону, я встала и по-родственному обняла его, а потом отступила назад и оглядела сверху донизу.
Принц оркнейский, был невероятно худ, но непривычно спокоен. Его движения были не такими резкими, как раньше, и даже голос его стал мягче.
– Наша семья благодарит тебя за заботу о Мордреде. Надеюсь, он не причиняет беспокойства.