В таком ужасном состоянии находились мои душа и тело, когда однажды, я чуть не разрушила жизнь Ники и разбила сердце тети Мэгги.
Каким жестоким и бездушным было мое преступление против Ники! Теперь-то я это осознала и раскаиваюсь всей душой за ту боль, которую доставила тете Мэгги. У меня был шанс предотвратить все это. Я не воспользовалась им, а потом было уже слишком поздно что-либо изменить. Что сделано, то сделано.
Вот что произошло в тот ужасный день. Я уехала в Хайтс, так как подготовка к свадьбе шла своим чередом, и никто кроме меня не боялся, что жениха может и не быть. Анжелика, которая должна была быть моей подружкой на свадьбе, захотела, чтобы виновница предстоящего праздника посмотрела на ее платье, которое прислали сегодня утром. В детстве мы не были близки. Но с тех пор, как Анжелика узнала, что я выбрала Джеррита, а не Ники, которого она любила, хотя частенько называла его «плохое семя», между нами воцарились дружеские отношения.
– Подозреваю, этот молодой человек сделан из того же теста, что и его паршивая овца – дед, Квентин Чендлер, частенько говаривала девушка. – Не удивлюсь, если в один день Ники найдут в канаве пьяного и мертвого, как это могло произойти с дедом Квентином, если бы дед Найджел не притащил его домой из Лондона. Хотя бедный, развратный дедушка Квентин все же умер в коляске на полпути в Корнуолл, ты знаешь.
Все это было чистой правдой. Но я не понимала, как Анжелика может все время повторять эту историю. Она же только пожимала плечами и смеялась, потому что обладала ужасными чертами характера и испытывала величайшее удовольствие, отождествляя себя с колдуньей Моргозе из легенд о короле Артуре.
В тот день, однако, у Анжелики было прекрасное настроение; щеки ее пылали, а глаза горели, когда она, кружась по спальне и непрерывно болтая не только о моей свадьбе, но и о своей с лордом Грейстоуном, которая состоится следующим летом, примеряла свой наряд.
Таким образом, мы провели несколько, довольно-таки счастливых часов. Я поделилась с ней своими опасениями, почему Джеррит не написал ни слова. Но Анжелика разбила мои страхи в пух и прах, воскликнув:
– О, Лаура, будь уверена! Наверняка Джеррит преследует этого ужасного Гримзби где-нибудь во Франции или Италии и, как всегда, уверен, что ты любишь его. Твой жених вернется, как только сможет. Да ведь Оливер шлет мне такие короткие послания, что я даже не знаю, зачем он это делает! Этот человек даже никогда не подписывает их «Оливер», только «Грейстоун». Уф! Можешь себе представить, каково мне! Признаюсь тебе честно, я не знаю, зачем мы вообще хотим кого-нибудь из них.
Я улыбнулась, в душе соглашаясь с ней. Мы обе знали, что шутим. А так как Джеррит написал свое имя на карточке, сопровождающей хризантемы цвета топаза, слова Анжелики меня не только развеселили, но и приободрили. Я покидала ее в гораздо лучшем настроении, чем была последние несколько недель.
Стормсвент Хайтс был построен несколько веков назад, как укрепленное поместье. Поэтому, планировка дома была особенной: с извивающимися лестницами, тайными переходами и т. п. В южной башне, рядом с кабинетом дяди Драко, была комната с люком в полу, который вел в длинный подземный туннель, выходящий к конюшням. Когда пошел снег и ветер усилился, я, выглянув из окна главного зала на улицу, решила воспользоваться этим туннелем, чтобы пройти к лошадям.
Делать этою не стоило. Когда я, достигнув конца туннеля, поднялась на последнюю ступеньку, то услышала впереди раздраженные голоса и сразу же узнала их. Они принадлежали двум мужчинам, которые были ненавистны мне, – Ники и Торну. Два негодяя ссорились в конюшне. Все еще не понимая, что происходит, я потихоньку приоткрыла над собой люк и осторожно выглянула наружу, боясь, что они могут заметить меня. Они сидели на сеновале и были слишком увлечены своим спором, чтобы заметить присутствие посторонней.
– Ты задница! Ты проклятый цыганский ублюдок! – с жаром, брызгая слюной, кричал Торн. – Я последний раз предупреждаю тебя, Николас: оставь в покое Лиззи! Ты знаешь, что я имею ввиду, сукин сын! Я убью тебя, если ты не отстанешь от нее!
– В чем дело, Торн? Ты что боишься, что твой проклятый, ничего не стоящий папаша умрет, и я смогу каким-то образом завладеть Хайклифф Холлом через твою сестру? – ухмыльнулся Ники. – Бог-то знает, что ты не в состоянии заполучить себе ни одну женщину, грязный, маленький педераст! Интересно, знает ли леди Снобхан, как ее хахаль смотрит на меня, когда думает, что его никто не видит? Ты больше Лиззи жаждешь увидеть в своей постели мужчину, думаешь, я не знаю, дерьмо? О, боже! Меня от тебя просто тошнит!
– Видит бог, ты заплатишь за это, вонючий развратный кобель! – прошипел Торн. – Еще заплатишь!
В следующее мгновение мужчины вцепились в горло друг другу. Я наблюдала, совершенно ошеломленная, не в состоянии пошевелиться или даже отвести глаза. Мое состояние было близко к шоку. Уши горели от услышанных непристойных слов, о существовании которых я даже и не подозревала, хотя к своему огромному ужасу, поняла их суть. От услышанного волосы зашевелились у меня на голове. Мне всегда казалось, что с Торном что-то не так. Теперь я узнала, что именно. Торн, капризный, жестокий Торн был любовником мужчин. Я почувствовала внезапный приступ тошноты. Меня вырвало прямо на ступеньки. Вытерев дрожащей рукой рот, я опять приподняла люк, с удовлетворением отметив, что мужчины все еще продолжали драться и даже не слышали других звуков.
С того дня в детстве на чердаке, Торн все-таки научился драться. Он дрался хорошо и, хотя Ники был выше и тяжелее соперника, ему явно пришлось попотеть. Ругаясь и ворча, мои кузены покатились по сеновалу, разбрасывая в разные стороны солому. Несколько раз они исчезали из моего вида, поэтому до меня доносились только звуки ударов и сопение. Было такое ощущение, что я снова вижу ту драку на чердаке, только более жестокую. Неужели конюхи не услышат шума и не придут посмотреть, что здесь происходит? Наверняка они сидят где-нибудь все вместе у очага в своих домах неподалеку от конюшен. А так как стены Хайтса были толщиной примерно в фут, то слуги возможно даже и не подозревают, что на конюшнях кто-то есть.
Наконец наступила зловещая тишина, нарушаемая только затрудненным дыханием, сдавленными проклятиями. Вдруг раздался ужасный звук: «Бум!». Ники и Торн были скрыты от меня стогом сена, поэтому, немного поразмыслив, выкарабкалась из туннеля и на цыпочках стала красться, чтобы получше разглядеть, что там происходит. Драка продолжалась. Испугавшись, Торн схватил вилы и склонился над Ники, собираясь прошить его насквозь. Когда он яростно попытался воткнуть вилы в Николаса, тот ловко увернулся от смертельных зубьев, одной рукой пытаясь ухватиться за деревянную рукоятку, чтобы вырвать их. Мужчины яростно вырывали друг у друга вилы, кружась по чердаку, несколько раз подходя к самому краю. Наконец Торн выпустил свой конец и с грохотом повалился на сено на краю отверстия, через которое оно сбрасывалось вниз в конюшню. Сено сдвинулось, в воздухе закружились пучки соломы, когда кузен пытался отползти от провала. К моему ужасу, он не смог удержать равновесия и свалился с сеновала вниз, тяжело шлепнувшись на пол. Конюшня была пустой, двери стояли раскрытыми, и мне некуда было спрятаться. Я стояла не в силах отвести глаз от разыгравшейся сцены, от вида его согнутых от удара ног. Падая, Торн ударился головой об угол деревянной кормушки, через которую перевалился и теперь лежал тихо. Из виска текла кровь.
– О, Боже! – остолбенев от страха, прошептала я, а потом закричала и побежала к неподвижной фигуре. – О, Боже!
Подбежав ближе, я перевернула кузена на спину и прижалась ухом к его груди, чтобы узнать дышит ли он, бьется ли его сердце. Торн оказался жив, хотя и был бледен и, по всей видимости, без сознания. С криком Ники спустился с лестницы и, чуть не упав, подбежал к нам.
– О, Боже, Лаура, с ним все в порядке? – спросил он, останавливаясь неподалеку от меня.
Покачиваясь, держась за дверь, Ники поднялся на ноги. Его лицо было пепельного цвета, а руки дрожали.
То, что я сделала дальше, было чудовищно. Я сожалела об этом всю свою жизнь. Мне не хотелось этого делать, но это признание не уменьшает мою вину. Сказать по правде, дорогой читатель, когда я подняла глаза на Ники, то не помышляла о мести. Он был только презираем мною за свою попытку изнасиловать меня той ночью на берегу и за отвратительную ложь Джерриту, последовавшую затем.