Ребекка Брэндвайн - Море любви

– Николас всегда был отчаянным и дерзким мальчиком, – спокойно заметила тетя Мэгги. – Даже в детстве, он всегда хотел быть во всем лучше Джеррита. Но никогда не понимал, что не сможет занять место старшего брата в наших сердцах… Там у него есть свое место, такое же любимое.

Она замолчала, вспоминая. Потом тетя Мэгги храбро объявила:

– Все же он Чендлер. А мы, Чендлеры, нигде не пропадем. Даже если Драко не сможет догнать его теперь, Ники найдет выход. Мой сын сам проложил себе дорогу в мир. Возможно, через несколько недель, а может быть, и месяцев, когда Драко обнаружит его и сможет сказать ему, что Торн жив, он вернется к нам уже более разумным человеком.

– Да, может быть, – эхом отозвалась я, надеясь, что все так и будет.

– Никто из нас не знал тогда, что Ники не поехал в Лондон, а оттуда на континент, как мы предполагали. Нам даже и не снилось, что вместо этого, он сядет на корабль и уплывет через море на другой конец земли, не сообщив ни слова о своем местопребывании. Пройдет почти три года, прежде чем мы снова увидим его.

Как нити переплетаются в целом куске материи, так и мои печальные поступки переплели жизни Прескоттов, Чендлеров и Шеффилдов.

Через несколько дней дядя Драко вернулся домой с пустыми руками, хотя я надеялась на другое. Но, что самое неожиданное, он не злился на меня. Тетя Мэгги, предварительно попросив мое разрешение, вскоре рассказала ему обо всем. Поэтому дядя Драко знал, что у его племянницы были веские причины припугнуть Ники виселицей и заставить его спасать свою жизнь бегством. Но, все равно, хотя дядя и не обвинил меня, а даже, когда наши пути пересеклись, стал проявлять ко мне интерес и доброту, что раньше делал только из вежливости, я знала, что нанесла ему жестокий удар. Всегда молчаливый и задумчивый, он чаще обычного стал вздыхать про себя, и почти за одну ночь его виски посеребрила седина. Мне было очень больно смотреть на этого человека, и, хотя я все еще боялась его, хотела, чтобы старик отругал меня. Может быть, от этого мне хоть чуть-чуть бы полегчало.

Но этого не происходило. Даже Торн, которому, как казалось, дядя Драко, если б мог, с удовольствием свернул бы шею, как обычно избежал наказания. Сильное чувство самосохранения подсказывало этому подонку, что его просто так, как меня, не простят. Поэтому он вдруг решил, что поступит благоразумно, если нанесет визит своей невесте леди Снобхан О'Халлоран в ирландское поместье ее отца. Что и сделал, немедленно уехав из Холла, прежде чем его сестра или дядя Драко узнали о похождениях родственничка.

Такое серьезное происшествие, с ужасными последствиями, нельзя было просто так скрыть от посторонних глаз. Слуги вглядывались в каждого всадника, проезжающего по торфяникам, подслушивали у закрытых дверей, подглядывали в замочные скважины, пытались разнюхать наши семейные тайны и натерли мозоли на языках, сплетничая и обсуждая их. Несмотря на то, что кроме Ники, Торна и меня, реальные факты были известны только дяде Драко и тете Мэгги, по деревне скоро поползли слухи, в которых была небольшая капелька правды.

«Мистер Николас и мистер Торн поспорили и сильно подрались, – говорили люди, – мистер Торн упал. Затем мисс Лаура, которая присутствовала при этом (причины моего присутствия назывались разные), заявила, что мистер Торн умер. Поэтому мистер Николас выбрал бегство вместо пляски джиги на виселице».

Новость о происшествии распространялась с такой скоростью, что вскоре я не могла поднять головы из-за пристальных взглядов окружающих. Но не только мне досталось от этих разговоров и пересудов.

Лиззи выглядела так, как будто съела лимон и обнаружила его гораздо кислее, чем предполагала. Из-за того, что она часто хмурилась, между бровями у нее залегли две маленькие, глубокие морщинки, ее раздраженный рот показывал, что девушка совершенно сломлена духовно. Это портило неброскую, холодную красоту Лиззи, которую та унаследовала от нашей прабабушки Прескотт Чендлер.

Страстно надеясь, что Ники когда-нибудь, да женится на ней, девица отказывала каждому поклоннику, заезжавшему в Холл. Теперь, когда ей исполнилось двадцать три года, и первая молодость уже прошла, а впереди не было никаких планов на замужество, Лиззи наверняка была обречена на жизнь старой девы. Я подозревала, что для нее это явилось горькой пилюлей.

А в том, что Ники ускользнул из ее цепких рук, как раз в тот момент, когда был так близок, Лиззи обвиняла меня, за что возненавидела еще больше.

Клеменси тоже приписывала мне потерю своего любовника, – если таковым Николас был для нее. Зеленые глаза служанки смотрели на меня с ненавистью, особенно, когда девица думала, что я ее не вижу. Из-за страха перед Джерритом, она продолжала относиться к своей госпоже с уважением, но, тем не менее, не упускала малейшей возможности отомстить совершенно детскими способами: расшатывала каблуки моих туфелек, так, что они неожиданно подворачивались во время ходьбы, не затягивала узлы на завязках моего корсета, и те вдруг развязывались под платьем, подавала ледяную воду при мытье волос и бесчисленное множество подобных мелких пакостей. Все это выглядело случайным совпадением. Поэтому обвинить Клеменси в чем-либо было трудно. Я сдерживалась, чтобы не сделать ей замечаний. Мне не хотелось удовлетворить ее тщеславие знанием того, как она злится на меня и пытается унизить. К тому же, служанка могла насплетничать о молодой хозяйке папе и маме. Я была не уверена, – догадалась ли Клеменси о моей беременности. По тому состоянию, в котором она нашла меня в ту ночь помолвки близнецов, можно было подумать о многом.

Но, по всей вероятности, родители даже и не догадывались, что их дочь отдалась Джерриту и сейчас носит его ребенка. Уважая мои желания, дядя Драко и тетя Мэгги ничего не рассказали им, даже то, что у меня была веская причина обвинить Ники в убийстве. Папа и мама милостливо поверили, что я ошиблась, объявив Торна мертвым. К моей радости, на следующий день после возвращения дяди Драко, Клеменси сбежала из Гранджа.

Я понятия не имела, куда она уехала, и лишь предполагала, что та решила преуспеть там, где потерпел неудачу дядя Драко – найти Ники. Для слабой девушки это была невыполнимая задача, потому что, если уж дядя не нашел его, то и никто не сможет. Конечно же, Клеменси не спросила у меня совета или, хотя бы, рекомендацию (потому что была слишком бесстыдна, просить чего-либо, особенно после того, как нехорошо поступила по отношению ко мне). Даже не оставив записки, горничная сложила свои пожитки и растворилась в ночи, совершенно не заботясь о том, что после ее необъяснимого исчезновения все в доме перевернется вверх дном.

Маму это событие очень расстроило, но папа сказал, что произошло лишь избавление от ненужного мусора. И его слова подтвердились, когда на следующий день я обнаружила, что Клеменси украла половину содержимого моей шкатулки с драгоценностями. К счастью, все действительно ценное, осталось. Ее бегство явилось для меня таким облегчением, что я даже не сказала бы маме и папе о краже, если бы не Айрис, одна из служанок, присутствовавшая при обнаружении пропажи безделушек.

Но Клеменси я видела не в последний раз, об этом вы еще услышите.

Прошло еще немало времени, и вот, за две недели; до нашей свадьбы приехал Джеррит.

Сразу после полуночи я услышала слабый стук в окно. Сначала мне показалось, что это снег или ветки старого дерева, растущего прямо под окном комнаты, стучат в стекло. Но когда стук стал громче и настойчивее, я встала с постели, чтобы посмотреть, что это такое. В комнате было довольно холодно. Я зажгла свечу, набросила халат и, поплотнее в него закутавшись, подошла к окну. Отбросив занавеску, я не поверила своим глазам и от изумления открыла рот. За окном была темная фигура Джеррита. Он взобрался на дерево и сидел на одном из сучьев. Я была поражена. Хочу заметить, что в другое время, Джеррит нашел бы это весьма забавным, но холод помешал ему.

– Ради бога, Лаура, впусти меня! – потребовал он, настойчиво стуча в окно. – Я сейчас замерзну здесь до смерти!

Придя в себя, я быстро поставила свечу, отодвинула защелку и широко распахнула окно. В комнату ворвались снег и ветер. Ругаясь и дрожа, Джеррит ввалился в мою спальню.