На этом бы и закончилась эта страшная история, если бы после смерти Найджела дядя Драко не унаследовал бы разработки, заподозрив главного мастера в грязных делишках. Проследив за ирландцем и узнав о его грязных делишках, дядя Драко вместе с папой придумали хитрый план, благодаря которому бандитов разоблачили и арестовали. Естественно, всех, кроме одного, повесили за совершенные злодеяния.

Наказания избежала сообщница Дайсона, его любовница по имени Линнет Тиррел, которая скрывалась в жилых районах на разработках.

Когда она предстала перед судом, то уже носила ребенка Дайсона. Линнет удалось избежать смерти. После рождения ребенка ее приговорили к высылке в австралийскую колонию для уголовников.

Когда младенец появился на свет, ее назвали Клеменси. Так как детям было не место в колонии, девочку отобрали от Линнет и отдали в семью ее матери, которая жила в кварталах разработок.

Совершенно невиновную в делах своих родителей Клеменси с самого начала заклеймили позором. Девочка росла, и все только и ждали, что она вот-вот что-нибудь да выкинет. Но ничего не происходило. Тем не менее, все готовы были биться об заклад, что родительская кровь еще заявит о себе и предсказывали, что дочь бандита плохо кончит.

Но, несмотря на прошлое этой девушки, мама сжалилась и наняла ее на работу в Грандж. Я знала, что жизнь Клеменси была не из легких и очень жалела горничную. Но та отвергла все мои попытки стать друзьями, всем своим видом показывая, что она ровня королеве и принялась за работу моей служанки только лишь для того, чтобы научиться хорошим манерам, правильно говорить и многому другому у тех людей, одной из которых ей предстояло стать в один прекрасный день.

Клеменси была смазливенькой девицей с огненными, как у лисы, волосами, треугольным лицом с высокими скулами, что придавало ей образ интригующей мегерки. Некоторые мужчины считали это привлекательным. Она всегда аккуратно и прилично одевалась, но никогда не упускала возможности выглядеть так, как будто только что встала с постели или готова броситься на кого-нибудь.

Даже папа, и тот не раз говорил маме, что рано или поздно Клеменси попадет в какую-нибудь переделку и ей придется собирать вещички. Но мама только улыбалась, качала головой и мягко упрекала отца, напоминая, что этой девочке и так выпала горькая доля, и мы должны быть более снисходительны к ней.

Клеменси осталась в Грандже, а папа настороженно следил за моим младшим братом Гаем, хотя тот все же попался в сети горничной.

Наконец, после лихорадочных приготовлений наступил мой вечер в Грандже. Как хорошо я помню его даже сейчас, после стольких долгих лет. Это было в 1841 году, в один прекрасный апрельский вечер.

Днем прошел дождь и сейчас от темной, влажной земли исходил свежий аромат умытой травы и глины, смешивающийся со сладковатым запахом распускающегося вереска, доносившийся в Грандж с торфяников.

Каждый новый порыв ветра приносил с собой солоноватый запах моря, бившегося о каменистые корнуоллские берега.

Тонкая, серая пелена тумана висела в воздухе, делая его прохладным и влажным. Раздавались пронзительные крики чаек, летающих вдоль побережья, и лирический, но несчастный призыв одинокого кроншнепа доносился с торфяников.

На чернильного цвета небе сияла полная луна и звезды. Их серебристое мерцание слегка рассеивало туман. Яркие лучи проникали через ветви деревьев в парке окружающем Грандж, отбрасывая на покрытую росой траву искрящиеся блики света. Глядя из открытого окна спальни, мне казалось, что на лужайке как будто разбросаны тысячи алмазов. Капельки искрились на лепестках цветов, пестреющих в саду. С тихим звуком, с шуршащих листьев на качающихся деревьях, спадали яркие бисеринки воды.

Грандж, похожий на маяк в ночи, сверкал множеством ламп и свечей так, что казалось, дом бледно-кремового цвета излучал золотистый свет. С обеих сторон парадной двери пылали факелы, витиеватый медный дверной молоток, висевший на крепких дубовых дверях, сиял тоже как-то странно.

Через открытые французские двери бального зала, выходившие на террасу под моим окном, доносились голоса слуг, снующих туда-сюда, чтобы удостовериться, что все готово. Звенел хрусталь и посуда, доносились звуки настраиваемых инструментов.

Стук в дверь оторвал меня от мечтаний. Овальная ручка повернулась, и в комнату вошла Клеменси.

– Пора идти вниз, мисс Лаура, – объявила она. Ее зеленые глаза сверкали, как осколки стекла, а щеки неожиданно ярко пылали.

«Интересно, она так же возбуждена, как и ее госпожа, тем, что у нас сегодня вечером в Грандже будут гости? – подумала я. – И, может быть, уже успела пофлиртовать с одним из лакеев?» Но если бы я попыталась спросить ее, то она, конечно, не ответила бы мне искренне, и, как обычно, бросила бы какую-нибудь насмешливую реплику, окинув к тому же презрительным взглядом. Поэтому я решила не спрашивать ее, ответив вместо этого:

– Да, я знаю. Сейчас иду.

Клеменси, как обычно, надменно кивнула и вышла. Я еще раз взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что выгляжу так, как хочу, и весело улыбнулась своему отображению.

Клеменси уже уложила мои волосы, искусно разделив их пробором посередине. Она заколола и завила волосы так, что те вились колечками по обеим сторонам лица, и вплела золотистые атласные ленты. В довершение Клеменси приколола на прическу белую орхидею в тон моему платью. Оно, конечно, не было таким красивым как платье, сшитое для первого бала в Лондоне, но все равно очень нравилось мне. Платье было сшито из перламутрово-белого шелка, украшенного тончайшим кружевом. Низкое декольте обнажало пышную грудь, короткие рукава напоминали створки ракушки. Основание каждого из них украшали золотистые банты. Широкий, плетеный золотой ремешок опоясывал мою талию. Юбка, обшитая снизу золотой лентой, спадала колоколом до самого пола. Шею украшала нитка жемчуга. На ногах блестели золотые туфельки.

Надев длинные белые кружевные перчатки, захватив золотистый веер и ридикюль, я выпорхнула из своей спальни и быстро пошла к лестнице, ведущей вниз; туда, где меня ждали мама и отец. Они смотрели на меня с гордостью и одобрением. Когда я спустилась, низкий, восхищенный свист папы и тихое мамино восклицание ввели меня в краску. Я с радостью заняла свое место между родителями, как раз вовремя, потому что по гравийной дорожке, ведущей к дому, уже шуршали колеса экипажа, оповещая о прибытии первых гостей.

Через минуту Сайкс, наш лакей, объявил о приезде дядюшки Драко и тетушки Мэгги вместе с Джерритом, Николасом и близнецами Александром и Анжеликой. Кузены Дамарис и Брайони (не сомневаюсь, что они надулись), так же как и мой брат Франсис, были слишком молоды, чтобы посещать вечеринки и поэтому остались дома. В это же самое время, по лестнице не спеша, спустился мой брат Гай.

Холл заполнился разговорами и смехом, когда гости обменивались приветствиями. В это время Сайкс вместе с двумя другими лакеями ловко, но ненавязчиво уносили шляпы, плащи, трости из ротанга и перчатки. Мужчины пожимали друг другу руки и похлопывали по плечам, а женщины обнимались и обменивались легкими поцелуями в щеки, согласно моде на континенте. И так как молодая хозяйка только что достигла порога совершеннолетия, то она не могла пренебрегать своими обязанностями. Обменявшись любезностями с дядей Драко и тетей Мэгги и пожелав им приятного вечера, я с радостью повернулась к своим кузенам.

Мы давно уже не виделись, потому что занятия съедали почти все мое время и затруднили общение с ними. Мои кузены последнее время тоже не искали встречи со своей любимой сестрой, как это обычно бывало. Все эти дни Джеррит, Николас и Александр работали на каолиновых разработках своего отца и в «П. & Ч. Пароходной Компании», которую папа и дядя Драко основали несколько лет назад. Анжелика же, которая была на год старше меня, находилась в Лондоне на заключительном Сезоне, где дебютировала. Поэтому сейчас, несмотря на то, что мы вместе выросли, у меня было такое ощущение, что я вижу их впервые. К своему удивлению, мне с трудом удалось узнать красивых мужчин и прекрасную женщину, которые стояли передо мной.

Хотя мои кузены выросли окруженные множеством слуг, которые ухаживали за ними, они вовсе не были изнеженными и ленивыми. Наоборот, подобно черным лошадям, выращенным дядей Драко в Стормсвент Хайтс, юноши были темноволосыми, живыми, умными, элегантными, очень похожими на своего отца. Увидев их, уже никто не сомневался, чьи это сыновья. Стройные и гибкие, с горячими головами и пылающими глазами, пылкие, вспыльчивые и смелые натуры, они, в то же время, были очень дружелюбны с теми, кто знал, как обращаться с ними. Но, так как таких людей было мало, то мои кузены пользовались дурной славой за их неистовое своенравное поведение, сдерживаемое только твердой рукой отца и авторитетным спокойным голосом матери. Были и такие, которые считали этих молодых Чендлеров наиболее надменными из всех детей этого выскочки – цыганского ублюдка. Но если братья и догадывались об этом, то не подавали вида, упрямо гордясь своими предками. Не обращая внимания на тот факт, что они и их подвиги частенько становились предметом сплетен, юноши искренне наслаждались неприкрытым презрением или тайной завистью глупых и пассивных людишек, лишенных запаса жизненных сил дяди Драко и выдержки тети Мэгги. Оскорбить одного из них – означало оскорбить всех. Хотя они и могли, да частенько так и случалось, драться между собой не на жизнь, а на смерть и каждый хотел быть первым, но всегда объединялись, если им грозила опасность со стороны. Вероятно, цыганская кровь оказывалась гуще воды.