Михаил Колосов - Мужчины Микки

Хлопнула дверь «родительской» спальни.

– Кажется, мы можем выйти. – Сконфужено заметила Люсси.

– Ой, ой, ой. За дядечку чужого он переживает. Жизнь боится ему поломать. А тут родной ребенок весь изломанный.

– Что вы! Он не виноват. И я вовсе не несчастна. – Люси всхлипнула. – Тетя Света, что мне делать?

– Уезжай, не думай даже. Живи своей жизнью. Хочешь, в Москву тебя увезу? Погостишь, посмотришь на историческую родину.

– Но почему я не могу жить с ним? Просто рядом. Помощницей, другом.

– Старой девой?

– Мне никто не нужен.

– Пять минут назад он говорил то же самое. Поехали-ка, деточка, со мной. Вашей семье Москва хорошо мозги прочищает. Посмотри другую жизнь, к старой всегда успеешь вернуться.

Они спустились в гостиную, разрезали до сих пор не тронутый торт.

– Ему теперь будет не до меня?

– Вот именно.

– А когда вы улетаете?

– Недели через две. В среду у дочки показ в Нью-Йорке. Поехали вместе? А оттуда сразу в Москву.

– Было бы здорово поехать с ним.

– О, господи! Ты как мужички завороженные.

– По крайней мере, я их очень понимаю.

Они посидели еще часа два. Выпили чаю, поболтали о том, о сём, собрались готовиться ко сну. Вдруг Света воскликнула нарочито громко, дабы заглушить очередной прилив откровений от Люсси:

– Мать честна́я! Мальчики! А мы на вас, вроде бы, уже не рассчитывали.

– Да, – откликнулся Микки, – мы решили поиметь совесть. Всё-таки праздник и гости.

– Ничего страшного, мы и без вас прекрасно время проводим, правда, Люсь?

– Что она говорит?

– Джерри, расслабься. Если будет что-то важное, я тебе переведу.

– Извини, папуль, но торт мы уже попробовали. – Зарделась Люсси. – Мы думали что…

– Спокойно! – Энергично вмешалась Светлана. – Сейчас мы его вот так подравняем, и будет почти как новенький.

– Круто! – Поддержал подругу Микки. – Ты прямо хирург по тортам.

– Скорее реаниматолог.

– А вот сюда воткнем свечу. – Подсуетилась в совою очередь всё еще смущенная Люсси. – Мы всегда ставим одну, символическую. – Пояснила она гостям. – Давай, папуль, загадай, чего тебе хочется.

Микки закатил глаза, помедлил пару секунд и дунул. Отрезал каждому по кусочку. Но только поднес ко рту первый ломтик, и тут же поднялся из-за стола:

– Пардон, ребята, мне нехорошо.

Джерри и Люсси одновременно вскочили:

– Тебе помочь?

От помощи Микки отказался. Но Люсси, всё-таки, не выдержала и через пару минут пошла за ним.

– Папочка, ты как? В порядке?

– Прости, малышка, перебрал. Давно не пил столько.

– Пустишь меня?

– Заходи.

– Хороший получился день рождения, правда?

– Неординарный, во всяком случае.

– Я безумно хочу, чтобы ты был счастливым! Я желаю, чтобы всё сбылось. Всё-всё, чего тебе хочется!

– Спасибо, доченька. – Он обнял её, погладил по волосам, по щеке. – Ты мой маленький птенчик, доброе, беспокойное сердечко. Благослови тебя Бог.

– Не психуй, возьми себя в руки.

– Почему меня не пускают? Не понимаю.

– Он не хочет. Что тут непонятного?

– Я должен его увидеть.

– Он так не считает.

– Бред! Идиотство! Чушь несусветная! Он с лишком пять лет не подпускал меня к себе, потому, что был слишком прелестен. Теперь он настолько же безобразен, видите ли! А мне на это плевать. Я тоже далеко не юноша и вовсе не Аполлон.

– Знаешь, что он мне сказал? Что если ты не подчинишься, я должна добиться судебного запрета. Он хочет, чтобы ты запомнил его таким, каким любил.

– Мне нужно его увидеть.

От обиды и бессилия Джерри чуть не плакал. Всё это походило на злой нелепый розыгрыш. Двадцать пять лет счастливой жизни с Микки, прожитые на одном дыхании, не подготовили его ни к чему подобному. Неделю назад он проснулся утром; не обнаружив обожаемого супруга подле себя, ничуть не обеспокоился – Микки частенько срывается к больным среди ночи. По мобильнику милый был не доступен, что тоже поначалу вполне укладывалось в естественные рамки. Так он успокаивал себя до вечера, пока не позвонила Люсси, которая объявила, что папочка у неё, и останется погостить, по крайней мере, на неделю. Сам «папочка» то ли не в духе, то ли не в форме и к телефону не может подойти. «Какой дурак! – Казнился Джерри. – Я должен был сразу сорваться к ним. Господи! Чего же я ждал?». Всю неделю он пытался дозвониться до друга, тот упорно не отвечал. А потом опять позвонила Люсси и выдала нечто ни с чем не сообразное: «Микки пожелал остаться в доме для престарелых».

– Нет, я в аду или во сне. Как ты могла допустить такое?

– Думаешь, я в восторге? Он ничего не хочет слушать, сам всё решил. Ему там нравится. По-видимому, флюиды всё еще в силе, потому что мальчики санитары с ним более чем любезны. Они его обожают. Он этим забавляется. Он говорит, что в этом пансионе чувствует себя настоящим стариком, от чего получает удовольствие. Я ведь тоже устроила истерику. Била себя кулаком в грудь, кричала, что мой отец попадет в богадельню только через мой труп. Но он меня переупрямил. И поверь мне на слово, лучше тебе его не видеть. Слишком велико потрясение.

– Он неузнаваем?

– Когда я в тот день открыла дверь, ни на секунду не было сомнения, кто передо мной. Но это было… нет, я слов не подберу.

Микки тогда проснулся чуть свет. Еле продрал глаза – так плохо он никогда себя не чувствовал. По привычке поплелся в ванную, надеясь облегчить свое состояние под душем. Глянул в зеркало и никогда не употребляемое русское ругательство, ужасно грязное, само из него вырвалось:

– П…ц! Портрет Дориана Грея.

Он постарел. Выглядел точно на свои восемьдесят. Сердце застучало так, что Микки испугался – сейчас оно выпрыгнет из груди. Он даже придержал его рукой. «Главное Джерри не напугать». Единственное решение созрело мгновенно. Он бесшумно и скоро оделся. Глаза очень плохо видели, поэтому пришлось воспользоваться рейсовым автобусом, чтобы потом пересесть в междугородний.

– А что ты думала, я вечный? – Сказал он вместо «здрасти» потрясенной Люсси. – Рано или поздно зацикленная программа нестарения должна была дать сбой. Только не предполагал, что это будет так. Думал, как все, начну стареть постепенно.

Идею с пансионом он родил в дороге, и по приезде стоял упрямо на своем. К Джерри возвратиться почему-то было немыслимо. А остаток жизни под опекой Люсси – тоже не слишком привлекательная перспектива. Конечно, она всю себя положит на алтарь его старости. Но ему ни к чему такие жертвы.

Джерри лучше написать прощальное письмо. Вот только собраться с духом и с силами.

Сил не осталось почти ни на что. Угасание прогрессировало буквально на глазах.

Периодически Микки впадал в приятное забытье. То ли дремал, то ли грезил наяву. Достоверные воспоминания смешивались с вымыслом. В безотчетных видениях Джо и Тедди сливались в одного человека, больше всех похожего на Джерри. Потом разъединялись на время, каждый становясь самим собой. Потом опять сливались, и тот единый, единственный, ласкал его, лелеял и нежил.

Заботливые санитары протирали усохшее тело Микки влажной губкой. А иногда несли на руках и окунали в ванную. Невыразимое блаженство.

– Я догадался! Ты ихтиандр. – Подкалывает Тедди. – По телеку говорили, есть медузы, что ли, двести лет живут и не старятся. Может, тебе вживили их гены?

– Похоже, так и есть. Детектив Левин! Вы раскрыли дело. Только человекомедуза не ихтиандр, иначе как-то зовется. В тебе погиб гениальный генетик.

– Мы должны задержаться еще здесь, в Москве. Я хочу расследовать, что стало с твоей матерью.

– Не нужно, милый. Я всё знаю. Она умерла вот так же, как я, от внезапной старости. Ведь я никогда не знал, сколько ей было лет. Такая молодая и красивая. Всегда.

Его комната в доме престарелых не слишком напоминала больничную палату, но Микки нравилось думать, что последнее его пристанище похоже на больницу. Он обожает больницы. Клиника его единственный истинный дом. Красота и молодость, и чрезвычайная привлекательность – всё это суета, не стоящая внимания. Главное, что он хирург.