Инна закричала, когда Лизино бедро вжалось между её раздвинутых ног, а зубы легонько царапнули кожу на шее.
– Не бойся, – прошептала Лиза. Её язык коснулся Инниного уха, а губы поцеловали нежную кожу под волосами, – Я люблю тебя. Очень люблю.
– Я тоже, – Инна повернула голову и впилась поцелуем в такие желанные губы. Она больше ни о чем не думала – чувства переполняли тело и мысли, заставляя забыть обо всем на свете.
Не прерывая поцелуя, Лиза начала двигать бедрами. Она сходила с ума от желания, но старалась не торопиться.
Нежно… Осторожно. Вверх-вниз. Вперед-назад. Соски настолько твердые, что еще чуть-чуть – и разорвутся от напряжения. Огонь внизу живота разгорается со страшной силой. Тела покрылись потом, скользят и нежатся в объятиях друг друга.
Лиза опустилась чуть ниже, поглаживая Иннины бедра. Её губы ласкали грудь, живот, язык впился в пупок, и тут же прошелся по мягким мышцам вокруг. Инна согнула ноги в коленях и сжала их как можно крепче.
– Тише, – Лизина ладонь нежно погладила бедра, ягодицы, и скользнула между ног, – Расслабься. Пожалуйста. Я так сильно хочу тебя, что мне даже больно.
Инна застонала и, не открывая глаз, раздвинула ноги. А через секунду она забыла обо всем на свете, отдавшись самому сильному в мире желанию, страсти и… любви.
– Как думаешь, мне стоит сказать, что я никогда не испытывала ничего подобного? – сонно спросила Инна. Она лежала на боку, поджав ноги, и нежилась в Лизиных объятиях.
– Не стоит, – Лиза улыбнулась и ткнулась губами в открытый кусочек кожи на шее, – Это будет очень похоже на любовный роман. Просто скажи, что ты меня любишь.
– А это разве не будет похоже на любовный роман?
– Будет, конечно. Но на наш собственный.
Сквозь тюль на окнах, в комнату потихоньку вливался рассвет. Но спать не хотелось – было страшно спугнуть восхитительное ощущение нежности. Лиза обнимала Инну сзади за талию, горячим дыханием обжигала шею и изредка пыталась потереться ногой о бедро.
– Я чувствую себя такой беззащитной сейчас, – снова прошептала Инна, – И одновременно защищенной. Слабой и сильной. Это так странно.
– Почему странно?
– Потому что я никогда не испытывала ничего подобного.
Смех тоже был ленивым – уж очень не хотелось шевелиться. Но благодаря смешку окончательно ушел сон. Лиза подняла руку повыше и опустила её на грудь Инны.
– Что ты творишь?
– Глажу тебя. Можно?
– Ни в коем случае, – не двигаясь, ответила Инна, – Я вся мокрая, и хочу в душ.
– Я могу погладить тебя и в душе, – Лизина рука ни на секунду не прекратила легкую ласку.
– Нет. Там мокро и скользко. Ванная не предназначена для секса.
Развитие этой волнующей и интересной темы прервал настойчивый Дашин крик, донесшийся через открытую дверь в гостиную. Лиза застонала чуть слышно, а Инна подобралась, высвободилась из объятий и с видимым трудом села на кровати.
– Мы должны быть ей благодарны, – улыбнулась она, оглядываясь в поисках футболки, – Даша подарила нам целую ночь.
– Конечно, – Лиза зевнула и свернулась в клубочек, – В таком случае – передай ей мою благодарность.
К тому времени, как Инна закончила с купанием, кормлением и сменой подгузника, Лиза давно уже спала. Она так доверчиво обнимала подушку и так славно улыбалась во сне, что хотелось немедленно забыть о работе, о делах, прилечь рядом, обнять и погрузиться в волшебный сон.
Но нет – сегодня нужно было обязательно ехать в офис. Поэтому Инна наклонилась, легонько поцеловала Лизу в бедро и прикрыла её одеялом.
Перед выходом из дома она – уже одетая и накрашенная – снова зашла в спальню.
– Пока, малыш, – прошептала она, улыбаясь, и положила на тумбочку записку, в которой были написаны всего три слова: «До скорой встречи».
Впоследствии эта фраза отчасти заменила для Инны и Лизы слова «я люблю тебя». В трех обычных словах обе вдруг обнаружили неизведанное ранее волшебство. На листках бумаги, в смсках, в электронной почте, маркером на холодильнике – «До скорой встречи».
Для них это означало вечность. Вечность, которую им предстояло провести вместе.
г. Таганрог. 2006 год.
Поймать такси в Ростове оказалось почти неразрешимой проблемой. Частники, которые паслись у аэропорта, заламывали совершенно нереальные цены, а машин с шашечками видно не было. Наконец, Лёка плюнула и приняла предложение симпатичного русского парня на не менее симпатичном Фольксвагене.
Ехали долго. Одно хорошо – парень оказался сообразительным, и сразу понял, что с разговорами лезть не стоит. Настроил на приемнике «русское радио» и принялся бодро подпевать популярной эстрадной песенке.
Смотри, как я без тебя научился жить.
Видишь – я летаю… Камнем с души.
Смотри… Это снова ты!
Только в этот раз всё должно быть без суеты.
Какой бред. Жить он научился… Если бы научился – то не пытался бы сообщить об этом целому миру. Вот если бы Лёка научилась – она была бы настолько счастлива, что постаралась бы как можно дольше сохранить в себе чувство самодостаточности.
Сашка… Ты могла бы гордиться мною сейчас. Еду исправлять старые ошибки. Извиняться еду. Сказать бы кому – так не поверят же. Смешно всё это. Одно только тревожит – Женя. Неужели случится чудо, и мы встретимся там, где всё началось? Да нет, нет… Не может такого быть. Но она ведь наверняка пишет Кристине – и через неё можно будет узнать адрес.
А дальше-то что? Приехать? И что сказать?
– Здравствуй, Маша, я Дубровский, – пробормотала Лёка и, словно очнувшись, окинула взглядом окрестности. До Таганрога оставалось всего десять километров.
г. Таганрог. Июнь 2004 года.
– И ты так просто отказался от жены и ребенка? – спросила Женя, закуривая очередную сигарету. – Даже не попытавшись побороться?
– Было бы за что бороться, – ответил Лёша, – За мучения любимой женщины? Уволь. Не мой это случай.
Они сидели в баре на Новом вокзале, и пили коньяк, закусывая его дольками свежего лимона. Кристина познакомила их в первый же день приезда Жени. До того, как Лёша проснулся, она уже успела объяснить, кто такие Лиза, Инна и прочие. И потому Женя с большим интересом отнеслась к мужу бывшей Лёкиной девушки.
Вот уже месяц они жили все вместе: Кристина и Толик с сыном в спальне, а Лёша и Женя – на диване и кресле в гостиной. За это время успели подружиться, и найти друг в друге благодарных слушателей. Относясь с уважением к стесненным обстоятельствам друзей, они старались почаще бывать вне дома, и частенько уходили гулять вдвоем, разговаривая без перерыва.
Вот и сегодня – едва заглянув домой, Лёша переоделся и позвал Женю поужинать куда-нибудь, чтобы дать Кристине и Толику побыть вдвоем. Так и вышло, что они оказались в этом симпатичном баре, и решили выпить коньяку по случаю пятницы.
– Она уже догадалась, где ты теперь живешь? – задала еще один вопрос Женя.
– Нет. Лиза вся в новом чувстве, и ей некогда этим интересоваться. Да оно и к лучшему. Жень, объясни мне, дураку, это Лёка во всем виновата?
– Почему вдруг Лёка?
– Не знаю. Я бы хотел найти человека, на которого можно было бы тупо свалить всю вину. И мне приятно думать, что именно из-за неё Лиза стала… такой.
– Лесбиянкой? – понимающе улыбнулась Женя и отпила еще коньяку. – Лёшик, лесбиянками не становятся, ими рождаются.
– Ерунда какая, – Алексей сморщился и глубоко вздохнул, – Неужели ты думаешь, что есть ген, который будет отвечать за то, любишь ты спать с мужчинами или с женщинами?
– А ты думаешь, что быть лесбиянкой – это всего лишь любить секс с женщинами? Дорогой мой, если бы это было так – всё было бы гораздо проще. Есть еще любовь, Лёшик. И именно она определяет, с кем ты будешь. Я не могу говорить за твою жену, но я была с Лёкой, потому что любила её, а не потому что предпочитаю видеть в своей постели женщин.
– Ага, – кивнул Лёша, – Всем нравится оправдывать собственные неблаговидные поступки любовью. Мол, я ж любил – что я мог поделать?
– В тебе говорит обида. Ты сейчас не можешь понять, чем же Инна оказалась лучше тебя…
– Женя, не надо! – на Лёшин смех начали оглядываться остальные посетители бара. – Не стоит играть в психотерапевта – он мне не нужен. Инна ничуть не лучше и не хуже меня. Семью мою она не разбивала – я сам это сделал. И речь сейчас не о нашей с Лизой жизни, а о жизни в целом. Я бы мог сейчас сказать, что никогда бы не полез в чужую семью, но это было бы неправдой. Сейчас я действительно в этом уверен, но кто знает, что будет дальше? Все эти «навсегда», «никогда» эфемерны. Я старался быть Лизе хорошим мужем. Она старалась быть мне хорошей женой. Что ж, не срослось, не сложилось. Мне, естественно, хочется найти виноватого, чтобы пустить хоть куда-то скопившиеся эмоции, но при этом я понимаю, что виноватых здесь нет и быть не может. Если б она меня любила – никакая Инна не помешала бы.