София Чайка - Однажды, 31 декабря, или Так на чем мы остановились?

Тимофей привычным движением засунул руки в карманы джинсов, и Марина невольно залюбовалась крепкими ногами. Он же какое-то время смотрел на нее долгим задумчивым взглядом, а потом выдал:

— Пока не решил. Зависит от некоторых важных причин.

Она смущенно заерзала на диване. По идее ей должно быть безразлично, когда Тим уедет, но почему-то не было.

— Понятно, — протянула Марина, хотя на самом деле ничего не поняла. — А как поживают твои родители?

— Неплохо. Мама хлопочет на кухне. Отец смотрит телевизор. Елку мы уже нарядили.

Марина огляделась и заметила пушистую ель в углу. Она не сразу ее заметила в просторной комнате, поскольку лесную красавицу еще не украсили. Но рядом уже стояли знакомые пожелтевшие от старости коробки.

Вдруг захотелось расспросить Тимофея о многом, но Марина не решилась. Они не виделись слишком долго, чтобы запросто поговорить о чем-то, кроме насущного. А ведь когда-то она могла запросто сказать этому мужчине все, что угодно. К сожалению, эти времена миновали. Поэтому Марина лишь улыбнулась и весело подытожила:

— Что же, спасибо тебе. Теперь придется доставать с чердака костыли. Радует только одно — могло быть и хуже.

— Меня, к примеру, радует не только это.

Марина приподняла брови, реагируя на загадочный тон.

— Да? И что же?

— Мы наконец-то встретились. — Пока женщина приходила в себя и придумывала остроумный ответ, Тим направился к выходу, на ходу напомнив: — Не забудь приложить лед.

По гостиной ураганом пронеслись дети. Лена снова бегала за Андрюшкой, в этот раз со скалкой в руках, а Танечка семенила за ней, хохоча и стараясь не отставать, а Марина все еще раздумывала над словами Тима.

Что он имел в виду, когда говорил: «наконец-то встретились»? Он что, ее ждал? Да и зачем? Странно все это.

Насколько она знала, Тимофей давно работает за границей и появляется в родном доме редко. Во всяком случае, она ни разу его здесь не застала. Справедливости ради стоит заметить, что Марина и сама приезжает в Васильково не слишком часто.

Она проследила взглядом за дочерью и вздохнула. Леночка слишком уж напоминала свою маму в детстве. Только у девочки не было старшей сестры, изводящей ее нравоучениями. И комплексов естественно тоже.

Андрей споткнулся и в тот же миг оказался на полу, а Леночка замахнулась на него скалкой. Марина уже хотела вмешаться, но дочь лишь угрожающе помахала импровизированным оружием перед лицом поверженного «противника». Вздохнув, женщина подумала о том, что благородство у девочки в крови, и от этого никуда не деться. Гены. Счастье, что внешне она походила на нее. Непосвященные могли бы посчитать Леночку ее младшей сестренкой.

Дети исчезли из ее поля зрения, но неожиданно вернулся Тимофей. Он деловито вошел в комнату и, проворчав: «Я так и знал», подложил под ее ногу диванную подушку, а сверху водрузил резиновый пузырь со льдом.

Она крикнула «Спасибо!» уже в его спину. Тим в ответ пробормотал что-то о женском легкомыслии и исчез так же неожиданно, как и появился. Марина в очередной раз за девять лет пожалела, что такие мужчины, как Тимофей, никогда не женятся на таких женщинах, как она.

По давней привычке запретив себе мечтать о невозможном, Марина откинулась на спинку дивана и попыталась не обращать внимания на ноющую боль в лодыжке, когда в комнату впорхнула мама, на ходу вытирая руки о яркий самодельный передник с аппликацией.

— Ришенька, солнышко, извини, что не встретила. Тесто на пирожки месила. А что с ногой?

Мама наклонилась над ней, чтобы поцеловать в щеку, и Марина с низменным удовольствием вдохнула любимый запах корицы и яблок.

— Не волнуйся так. Отдохну немного и встану. Оставьте мне колбасу. Никто не режет ее красивее меня.

— И не любит ее больше тебя, — рассмеялась мама. — Почему ты не с Эриком?

— Погода нелетная.

Ей не хотелось говорить об Эрике, а мама слишком хорошо ее знала, чтобы продолжать расспросы.

— Вот и славно, что приехала. Мы скучали бы без тебя. Особенно отец. Ты же знаешь, как он о тебе беспокоится.

Марина понимала, что мама имеет в виду Эрика. Они как-то случайно встретились у нее дома, и ее друг не понравился папе. Совсем. Однако ее мудрый папочка знал, что его младшая дочь слишком упряма, чтобы ее можно было переспорить, и промолчал. Теперь она и сама убедилась, что ее отец, как всегда, оказался прав. Алексей Степанович — сам слишком мужчина, чтобы не понять, что перед ним обманщик и прохвост. А Марина в очередной раз ошиблась.

— Где папа?

— Вместе с Павлом отправился к школе включать иллюминацию на главной Васильковской елке.

Отец уже двадцать лет работал директором в местной школе, а Павел, его зять, учителем физики. Электрические огни на самой большой ели в Васильково давно стали их почетной обязанностью.

— Понятно. Извини, что от меня мало толку.

Мама погладила ее по плечу и улыбнулась:

— Отдыхай. Мы почти закончили. Сейчас вернуться мужчины и украсят нашу красавицу. А где Тимоша?

Агния проговорилась, больше некому.

— Ушел домой. У него достаточно дел и без моей ноги.

Мама смотрела ей в глаза и улыбалась, словно понимала, что на душе у дочери. Неужели догадывалась? А может она давно обо всем знает, но молчит?

Нет, не может быть такого быть. Марина никому ни в чем не созналась и при первой же возможности улизнула отсюда, хоть ей и не хотелось. Но зато стала самостоятельной и деловой женщиной. Вполне успешной и довольно привлекательной. И ее уже давно никто не называет «Риша-стервиша».

— Смотрите-ка, кто приехал?! Риша-стервиша, собственной персоной!

Невольно простонав, не столько от боли, сколько от привычного разочарования, Марина вспомнила, что ей уже не восемнадцать, и заставила себя ослепительно улыбнуться.

— Да, это я. Павлик.

Марина умышленно выбрала этот вариант имени располневшего за последнее время мужа сестры — в отместку за обидное прозвище. Она знала, что так его звала только бабушка, когда он учился в начальной школе. Вообще-то с Павлом они никогда не ссорились. Он отличался завидным добродушием и ничего плохого ей не сделал. Но и хорошего — тоже. Паша во всем полагался на жену, повторял ее слова и ни в чем ей не перечил, что в глазах Марины делало его сообщником Агнии.

Она не стала тратить на Павла больше времени, чем он заслуживал, и с радостью протянула руки навстречу отцу. Он обнял ее и поцеловал в макушку, как всегда делал в детстве. Марина едва не прослезилась. Она обожала его.

Мама забрала у отца дубленку и вышла из комнаты.

— Детка, я даже не надеялся на такое счастье! Ничего не скажешь, порадовала отца!

— Одни трудятся, не покладая рук, добиваясь лишь кивка. А другим стоит заявиться домой раз в год, и их уже носят на руках! — Как всегда внезапно появившаяся Агния с недовольным видом посмотрела на заснеженные валенки отца, но промолчала. В этот раз досталось Павлу. — Возьмешь тряпку и вытрешь пол. Учишь тебя, учишь, и все без толку.

Агния величественно удалилась, Павлик пожал плечами и засеменил за ней, а отец подмигнул Марине.

— Главней всего — погода в доме.

Она согласилась с отцом. Кто-то должен уступать, чтобы жизнь не казалась адом. И ее совсем не удивил тот факт, что в семье ее сестры эта роль выпала Павлу. Агния всегда отличалась деспотичностью, скрытой под маской правильной и воспитанной девочки, девушки, женщины. Редко кому выпадала возможность почувствовать все нюансы характера Агнии на себе. В детстве козлом отпущения обычно оказывалась Марина, а сейчас, видимо, этот крест нес на себе Паша.

Она вспомнила, каким самоуверенным красавчиком он был в юности. Конечно, не таким привлекательным, как Тимофей, но довольно симпатичным. Во всяком случае, девчонки из класса Агнии, а значит Тима и Паши тоже, так как все они были одногодками, считали мальчишку неотразимым. Младшие, наверное, тоже, но Марина этого не замечала. Во-первых, среди девочек у нее не было подруг, а во-вторых, все ее внимание сосредоточилось на одном единственном парне — который почти не обращал на нее внимания. Именно тогда она и выбрала особенную тактику поведения, за что и удостоилась злополучного прозвища.

Марина вздохнула и откинулась на подушки, удерживая мозолистую руку отца в своей ладони.