Белла Фрэнсис - Опасная штучка

Он крепко держал ее, прижимаясь всем телом, чувствуя каждый дюйм ее гибкой плоти. Обеими ладонями обхватил ее лицо и продолжал целовать, не выпуская и не позволяя ей вздохнуть. Одна рука скользнула вниз и легла Таре на шею, пальцы почти обхватили ее горло.

И Майкл ощутил ее ответ. Ей это нравилось, да еще как! Он оторвался от ее рта и посмотрел в распахнутые изумленные глаза. Он рассматривал, изучал и понимал, что теряет голову. Тара была так опасна для него. Опасна и неотразима. Он должен заполучить ее снова, подняться с ней на следующий уровень. Не близость, или любовь, или другая романтическая глупость. Просто животная похоть, потому что он увидел это в Таре.

Она была с ним на одной волне, и Майкл собирался доставить ей такое удовольствие, чтобы Тара больше не чувствовала себя в полном одиночестве.

Майкл встал, бросил несколько купюр на стол и взял ее за руку:

– Вставай, мы уезжаем домой.

Но Тара продолжала сидеть, она не пошевелилась, даже не посмотрела на него.

– Нет, – сказала она. – Нет, Майкл. Ничего не будет.

Он оглядел бар: смеющиеся гости, отдыхающие у подсвеченного бассейна. Проходящие мимо официанты с профессиональным отстраненным выражением на лицах. За соседним столом группа элегантных женщин среднего возраста, которые явно узнали его. А потом его взгляд упал на Тару. Она сидела, склонив свою золотую голову. Вцепившись руками в края сиденья. Сведя ноги в коленях.

– Ты не хочешь этого? Не думаешь, что между нами возникла настоящая химия? – Серьезно, в своей жизни он никогда не сталкивался с таким невероятным возбуждением, похожим на взрыв, когда целовал кого-то.

– Химия не имеет значения. Самое главное происходит до и после химии.

Он посмотрел на нее сверху вниз. Целовать его так, как она только что целовала, с душой, а затем сказать «нет, спасибо»?

– Я не считаю тебя вертихвосткой, Тара.

– Но я считаю тебя обычным распутником, который пытается затащить женщину в постель – конечно, если важные люди не видят, – и, наигравшись, выбрасывает ее. Тебе глубоко наплевать на чувства. Майкл… – Она посмотрела на него в упор, во взгляде снова появился вызов. – Я не позволю с собой так обойтись.

Тара встала.

– То, что ты застал меня в момент слабости, когда другой парень кинул меня… на этот раз на деньги, но какая разница? И то, что я в стрессе… Все это не означает, что я еще когда-либо пойду с тобой. Зачем мне повторять то, после чего я чувствовала себя грязной и ничтожной?

Иногда Майкл действительно переставал понимать женщин.

– Мне очень тяжело, что ты ощущала себя грязной после того, что между нами было, Тара. Но между нами действительно особая химия. Если хочешь назвать это по-другому, давай…

– Химия не дает тебе право обращаться со мной так, как ты себе позволял, и вероятно, будешь снова, если я соглашусь на близость с тобой.

В ее глазах стояли слезы, но взгляд горел яростным огнем, а губы искривились в гневе. И во второй раз ничто не смогло остановить его. Майкл схватил прядь ее волос, потянул и быстро привлек женщину к себе – один долгий усмиряющий поцелуй и одно движение запястья, чтобы дать понять Таре, что ее слова ерунда. И ее ноги подогнулись в коленях.

Не выпуская ее, Майкл приблизил губы к ее уху и почувствовал, как она дрожит всем телом.

– Говори что угодно. Притворяйся, что не хочешь. Но мы оба знаем, что это повторится. И в следующий раз ты будешь просить. Умолять. И не будешь чувствовать себя грязной или ничтожной. Не будешь сердиться. Ты почувствуешь себя на седьмом небе. Поняла?

Он подхватил ее под руку и повел к лифту. Тара не сопротивлялась, и Майкл знал, что сломил и ранил ее. Если он заставит ее испытать обещанное, то реабилитируется перед ней. При этом Майкл был уверен на все сто, что Тара не позволит ему это так просто сделать.

Активность гена красоты у женщин семьи Круз была налицо. Тара листала фотографии, каждая из которых демонстрировала очередную, еще более знойную, черноглазую, темноволосую богиню. Снимки прошлых десятилетий – некоторые женщины даже запечатлены в традиционных темных свадебных нарядах и мантильях, иной раз и не скажешь, что они собираются на свадьбу, скорее на похороны. Тара легко определила фамильные черты – длинную изящную шею и высокий широкий лоб. Открытость, естественная красота и особенно элегантность и интеллект.

Она подняла глаза на Майкла, который наливал кофе для них обоих и осторожно разглядывал ее. А у него все то же самое с избытком, но в мужской версии. Черт бы его побрал!

Тара до сих пор не оправилась от сцены в скайбаре. То, как он поцеловал ее при всех, а затем потащил к лифту, как пещерный человек. Она внесла ясность в их отношения, как только смогла отдышаться, и Майкл даже отступил. В самый угол лифта. А потом держался на почтительном расстоянии весь оставшийся вечер. Или, по крайней мере, делал вид. Она до сих пор не была уверена ни в нем, ни в его мотивах…

И до сих пор не знала, как не сорвалась. Эмоции, каких она не испытывала долгие годы, закипали в ней, и Таре пришлось побороться, чтобы сдержать их. Слезы! Еще чего! Она никогда не плакала, даже в самые мрачные моменты. Собиралась с силами и уходила. Не оглядываясь. Так почему же сейчас внутри все бурлит? Как только она увидела свет в конце туннеля, как только все начало складываться в ее пользу. Хорошо, не все, но по большей части… Она может справиться со всеми ненадежными Голландцами Ронни, ей просто нужно старательно охотиться дальше.

Но эта настойчивость, этот накал…

Она бросила еще один взгляд на Майкла, тот по-прежнему молча изучал ее. Суровые линии подбородка, сдержанность во всей фигуре. Эмоциональная сила этого мужчины слой за слоем открывала то, что Тара, как ей казалось, давно и навсегда похоронила. Не то чтобы он напоминал ей деда. Скорее, она просто не встречала никого, ни одного человека, кто заставил бы остановиться и засомневаться в себе, задуматься хоть на секунду: а правильно ли то, что она делает?

С тех пор как Тара покинула дом, она знала, что на верном пути. Было легко найти в себе смелость уехать. Сохранять мужество тоже оказалось просто. Но неожиданно, когда она уже почти дотянулась до приза, Тара заколебалась, имеет ли она вообще на него право. Майкл выбил ее из колеи – смутил, заставил сомневаться в себе. Он выпустил так много старых призраков, что желание бежать охватывало ее все сильнее.

Тара решила, что даст Анжелике время до конца дня, а затем отправится домой. Так нужно. Для собственного душевного равновесия.

– Нашла что-то вдохновляющее?

Она почувствовала уже знакомый прилив и волну адреналина, когда Майкл устроился рядом с ней на полу, вытянув перед собой длинные ноги в темных джинсах.

Ее ноги – в милых укороченных брючках и босоножках на низком каблуке – были отведены в сторону. Между Тарой и Майклом лежали груды фотографий и фотоальбомов. Он сидел в футе от нее, но энергия бешеными зарядами почти со свистом носилась в воздухе, и Таре казалось, что его руки касаются ее. Она немного подвинулась… подальше.

– Да. Можно использовать многие традиционные элементы. – Она перевернула несколько страниц. – Жаль, что Анжелики нет, она бы сказала свое мнение.

Майкл вздохнул и подвинулся на дюйм ближе.

– Честно говоря, она должна скоро появиться. Думаю, это рекорд. Обычно она исчезает на несколько часов. День и ночь – это чересчур даже для Анжелики. – Он наклонился вперед и начал перебирать альбомы. – А мамины фотографии здесь есть?

Она не хотела отвечать. Да, много снимков второй свадьбы с отцом Анжелики и Фернанды, уважаемым испанским политиком, – все, что Тара и ожидала. Его мать была классической испанской невестой своего времени. Но свадебного альбома, на который Тара действительно хотела взглянуть, – на мужчину, который завоевал ее девятнадцатилетнее сердце, отца Майкла, – не было.

Она протянула ему альбом, который держала в руках, и Майкл быстро пробежал его глазами.

– Тебя нет ни на одном снимке, – вырвалось у нее, прежде чем она сумела одуматься.

– Нет. Меня там не было.

Он произнес это как ни в чем не бывало. Значит, она может копнуть глубже?

– Сколько тебе было лет?

Он продолжал листать страницы:

– Точно не знаю. Подросток. Может быть, семнадцать. Или шестнадцать?

– Тебя не пригласили?

Он рассмеялся, и напряжение чуть ослабло.