Ольга Резниченко - Отпускаю прошлое (СИ)

Несмело киваю головой.

— Отлично. Хоть в этом твой маргарин мы растопили.

Криво улыбнулась, виновато пряча взгляд.

— Ладно, — тяжело вздохнул. — Звони своей Тане. Когда она там собирается домой? Не вечно же мне тут с тобой нянькаться.

(краснею от сказанного)

Живо задергалась по сторонам. Сумка-то у Кости… там же и ключи, и телефон…

Опять виновато опускаю взгляд.

— Что опять не так?

— Ну, нет у меня здесь карманов. И телефона соответственно.

Закачал в негодовании головой.

— Как ты, вообще, еще трусы одела?

Невольно улыбнулась.

— На, звони с моего, — протянул аппарат. — Или и номер не знаешь?

— Не знаю.

Закачал головой.

Смолчал, прожевав ругательства.

— Ладно, поехали так, если что под подъездом подождем. Домой-то она, наверно все же явится? Особенно учитывая, что все твои вещи с ней.

— У ее Кости.

— Да, — скривился, проглатывая очередное матерное слово, — пофиг.

* * *

В окнах — темно.

— Звони в домофон.

… и там тишина.

— Еще одна, все никак не нагуляется, — тяжело вздохнул. — Набирай тогда любую квартиру. Пусть открывают.

— Ага, — ядовито улыбаюсь. — Ночь на дворе, а я буду трезвонить.

Вдруг запиликал звонок сам по себе. Миг — и отворилась дверь. Какой-то мужчина вывел свою собаку на улицу.

Живо забрались мы внутрь.

Подняться лифтом на восьмой этаж.

Шаг наружу — и, как двери захлопнулись, полностью погрузились во тьму.

— Надо же, у вас тут одни бомжи живут, что на лампочку не наскребут, или — храбрецы?

Ухмыляюсь.

— Скорее всего — первое…

Шаги к двери.

Нащупать дверной звонок — и нажать несколько раз.

Никого.

Несмелый разворот, отчего невольно оказались так близко… до неприличия близко, чувствуя друг друга дыхание.

Но не отшатнулся. Впервые не сбежал. Замер, как и я, пристально (сквозь полумрак) глаза в глаза (лишь нежный голубой свет луны, что едва пробивался из-за грязных стекол, давал право хоть что-то различать).

Чувствую, как волнение заставляет меня дрожать. Сердце колотится, как бешенное. Но не так страх разрывает меня сейчас изнутри, как трепет… перед этой, сводящей с ума, близостью с ним.

Глубокий (на сколько возможно) вдох для смелости — и первая потянулась к нему. Несмело коснулась его губ своими — замер не дыша, но вдруг секунды, и схватив меня за руки, останавливая, немного отстраняя от себя, шепнул:

— Тысяча слов — и всё как горохом об стенку. Да?

Несмело улыбаюсь. Робкие сомнения…

— Да.

Резко, грубо схватил мое лицо в свои ладони — и впился повелительным поцелуем в губы.

Шаг наощупь — и уперлись в стену. Жадно, блудливо скользнул по всему телу рукой — дерзко сжимая отвоеванные места: за грудь, за ягодицы, за бедра. Уверенно обернул к себе спиной. Движение куда-то в сторону — и силой наклонил, облокотил на перила — поддалась, задыхаясь от чувств…

Резкой рывок — и разорвал на мне белье… Еще тягучее мгновение — и эхом раздался по всему подъезду мой крик шального, больного удовольствия…

* * *

«Я тебя завтра наберу…»

В сотый, в тысячный раз прокручиваю его слова в своей голове, тщетный раз медитируя на экран телефона.

Бесполезно…

Ни сегодня, ни завтра… ни даже через неделю… не позвонил. Ни даже — через три…

А когда я звонила — попросту, игнорировал или сбрасывал.

Всё как и обещал. Всё, с*ка, как и обещал…

Не знаю, чем он руководствовался… Без понятия, да и… уже неважно.

Это был как гром среди ясного неба. Как молнией в макушку…

…

Жуткий, противный выдался день. Время, как еще никогда, медленно двигалось. И завтра — еще снова на работу. Ничего хорошего. Ни-че-го.

С самого утра покупатели треплют нервы: то срок не тот, подавай только сегодняшнее; то батон, видите ли, за сегодня уже «зачерствел»; то почему майонез не в холодильнике?

А я, мл*ть, откуда знаю, почему хозяин магазина решил расставить именно так этот гребанный товар? Наверно, потому что место в холодильнике не резиновое?!

— Девушка, а еще пряники, грамм триста-четыреста, но только если они мягкие. Они мягкие?

Замерла я, сражаясь с гневом.

— Мягкие, — едва слышно рычу. Набираю из коробка на глаз нужного веса сладостей — и разворачиваюсь к покупателю. Но от увиденного, даже подпрыгнула на месте. Руки тотчас ослушались меня — и все посыпалось к чертовой матери на пол.

— Эх, ну что же вы! — запричитала старуха.

— Ну, давайте быстрее, — в негодовании вскрикнул какой-то молодой человек, стоящий в очереди. — У меня там такси ждет. Продайте бутылку воды без сдачи!

А взгляд мой прикипел к таким родным, и таким ненавистным глазам, что уставились на меня, не моргая.

— Ну, девушка! Чего замерли?!

— А мне молока! — от злости пробормотала лет тринадцати девочка.

Вдруг резвые, точные движения моего жуткого видения — ловко нырнул под прилавок и оказался со мной по одну сторону стола.

— Какую воду? — обратился к парню.

— Вот ту, с зеленой этикеткой.

— Прошу, — взял деньги, потом протянул товар, беглый взгляд на меня.

— Молоко тоже без сдачи?

— Да, — поспешила ответить девочка.

— Какое именно?

— Ну, девушка, вы мне пряники сегодня продадите?

Словно ожила я.

Невнятный разворот — и давай в новый пакет по-новому набирать сладостей.

Тягучие мгновения вынужденных действий — и наконец-то остались одни.

Не решаюсь взглянуть ему в лицо.

Стала, облокотившись на стеллажи. Взгляд пред себя.

— Зачем ты здесь?

Немного помолчав:

— И сам не знаю…

Криво улыбнулась.

— За четыре недели так и не придумал ничего интересного?

— Не прошло еще четыре.

— Да неужели? — с гневом рявкнула на него.

Глаза в глаза. Смело, дерзко, болезненно.

Первый не выдержал — отвернулся. Виновато повесил голову.

— А ведь я, дура, ждала тебя. Каждый день, до глубокой ночи. А ты, с*ка… не звонил.

Прожевал эмоции.

— Надо же, теперь ты молчишь, а я — матом крою. Как увлекательно. Нах*я обещал позвонить? Я бы и так все поняла, и не ждала бы. Ну, нахр*на?!

Взгляд мне в лицо, но лишь на короткий миг.

— Я хотел…

— Но хотей не дал. Так?

Тяжело вздохнул. Потер веки от переживаний.

— Мне уйти?

Глаза в глаза.

Выигрываю бой.

— Да.

От удивления вскинул бровями. Прожевал какие-то свои мысли.

И снова взгляд на меня.

— Уверенна?

За и против, и, проглотив лезвие боли, решаюсь. Жестко чеканю:

— Уверенна.

Улыбнулся неожиданно. Но затем язвительность, ехидность проступила на лицо.

— А ты не такая, как я думал…

— Вот и вали, туда, где пропадал всё это время, и думай дальше.

— Как пожелаете, моя королева.

Резвые, уверенные шаги на улицу — и не оборачиваясь, шустро заскочил в машину — и только послышался отдаляющийся шум рева мотора авто…

* * *

Жалела ли о сказанном?…о том своем решении?… о словах?

Не было ни дня, ни минуты, чтобы я не корила себя, не грызла, но… тем не менее… ему не звонила.

Он говорил тогда правду — а я, затуманенная мыслями и желаниями, все игнорировала. И получила по заслугам.

Сама виновата. Сама и несу теперь свой крест.

Всё равно я для него просто игрушка. Зверёк пушистый.

Альфа-самец. Доступный для всех — и ничей в итоге. Ну, и оставайся таким… раз это — твой личный выбор.

Надеюсь, ты с ним будешь счастлив… в этом, твоем сладко-говнистом мирке разгульной, бесшабашной жизни…

* * *

И вроде бы смысла особо не видела оставаться здесь дальше, кроме, конечно, дружбы с Танькой, однако я не спешила обратно, домой.

Наоборот, все больше склонялась к мысли до конца добить изменения в этой чертовой жизни: нахрен учеба, специальность которая мне не по душе; нахрен прежних знакомых — мне вполне хватает моей «Шабалиной старшей» и Кости. Родители? Не хочу их больше нравоучений, не хочу возвращаться к еженедельным походам к психотерапевту, к таблеткам (или травам, что она там мне прошлый раз приписала — я даже не заглядывала в ту бумажку). И, что кривить душой, — не хочу видеть автобус, который может увезти меня к «воротам в рай». Не хочу видеть… Макарова. Мне стыдно взглянуть ему в глаза, пусть даже и гранитные. Я многое натворила — и себе даже стыдно признаться в том, что было, а не то что бы Никите…