— Стой, Инга!
Быстрый бег. Хватает за руку и разворачивает к себе лицом. Попытка заглянуть в глаза — противлюсь.
— Сережа, ну что еще?
— Не уходи…
— Зачем? — внезапно я узнала (до боли, до слез, до визга этот жуткий, и такой неумолимый своей правдой, вопрос). — Зачем я тебе такая нужна?
— Не знаю…, - растерялся. Тягучая минута, и решается, — наверно, потому что… люблю.
Так просто?
Обомлела. И если перед этим еще смотрела с дерзостью и смелостью ему в лицо, то сейчас тотчас взор потупила в землю.
Так просто? Ответ на этот жуткий вопрос: «Люблю…»?
И я его люблю, а ему все равно…
Как и мне — то, что ты любишь меня, Сережа. Как и мне…
Только мне хватит ума, тебе это не сказать в лицо.
Хватит ума… солгать?
Или, просто, промолчать.
Не знаю, еще не знаю, как поступлю…
Не знаю.
— Пошли обратно. Сделаем вид, что ничего не было. Что все… хорошо; а завтра, на трезвую голову, с утра поговорим. Идет?
Взгляд в глаза.
А кто из нас жестче? Он, Зоба, — со своей правдой, или я же — с приторной ложью и бессмысленной надеждой?
Наверно…. я.
Ампутировать пилочкой для ногтей больную конечность — что может быть более бесчеловечно?
Ведь лучше всё и сразу?
— Сережа, пойми, я не люблю тебя. И… как бы я не старалась, его из сердца не могу выбросить. И вряд ли есть толк… со мной всё это ждать, переживать. Да и я этого не хочу. Ты прости меня, что я такая тварь. Что все это говорю, делаю, да еще и в такой день. Я бы очень хотела быть тебе хорошей девушкой, возлюбленной, может, когда-то и женой. Но не могу…
Пожала растеряно плечами.
… закачала головой, виновато поджав губы.
— Это… из-за того, который там сидит?
Обмерла я. Так и есть — догадался…
Тяжелый вздох.
— Да неважно из-за кого это. Виновата во всем только я. И решение — моё.
— Может, тебе неважно…, - резкий разворот.
— Серега, — отдергиваю его за руку, не давая уйти. — Ему все равно на меня. Плевать. Понимаешь? Моя любовь — чисто моя проблема. Как и твоя… — осеклась на слове. Побелела я от ужаса осознания, что ляпнула такое…
Вдруг резко шаг ко мне ближе. Нагнулся ближе, выплевывая слова в лицо:
— Как и моя любовь — чисто моя проблема. Я не ослышался?
Обиженно прожевываю эмоции и несказанные слова, прячу очи от стыда.
— Я не это хотела сказать.
— Но сказала.
Несмело глаза в глаза.
— И долго ты еще мне собиралась голову морочить?
Тяжело вздыхаю, опускаю взгляд.
— Нет. Не думаю…
— Ты больная что ли?
Резко уставилась ему в лицо.
— Тебе, вообще, на всех пох*й?
— В смысле? — опешила я.
— Хоть бы постыдилась своей этой… гребанной правды. Она хороша — но только в меру. Если ты — больная на всю голову, то попытайся хоть часть всего этого скрыть. Поди, кто-то и клюнет на тебя всерьез…
Вырвался из моей хватки, разворот — и пошагал прочь.
Быстрые шаги по лестнице — и скрылся в помещении.
Замерла я в нерешимости.
А вот оно как… больно правду и говорить?
Я думала, неприятно только ее слушать. А оказывается, — и с другой стороны медали… тоже слезы. Тоже горе.
Да еще и — самоотвращение…
Принять решение. Быстрые шаги за ним вдогонку.
Уже сидит за столом, наливает себе алкоголь в рюмку.
— Коля, поехали домой, — обмерла я, зажмурившись, от осознания того, что ляпнула, как оговорилась. — Бл**ь…
— Ох**ть, она меня еще его именем называет, — вдруг заметал взгляды то на меня, то на Таню с Костей. — И вы, уроды, наверняка, все знали. И про нее, больную, и про этого ее… козла.
— Серега, не устраивай концерт, — рявкнул Парфенов.
— А ты присаживайся, присаживайся, не стой — тянет меня за руку вниз. — В ногах правды нет. Она вся на языке…. гребанная ты шл*ха…
— Босой, следи за языком, — не отступал Костя, а я лишь виновато молчу, потупив взгляд.
— Это я-то? Знаете что она мне там на улице заявляла? Ох**ли бы, если бы услышали…
— Прошу, ребята, потише, — вдруг вкрадчиво отозвался, прошептал официант.
— Да ты лучше той компании скажи, что ведет себя, словно в родном ауле.
— Серега, замолчи уже, прошу, — зарычала я, не сдержавшись… (боясь того, что все это может услышать Зоба).
— Да мне пох*й, и на них, и на тебя, и на всех, кто здесь собрался. Хочу — ору.
— Да ладно, что за крик — а драки нет? — вдруг послышался за нашими спинами веселый… знакомый голос.
Замерла я, обреченно прикрыв веки.
— О, Костяныч! И ты здесь? Не здороваешься уже… забыл, загордился…
— Не выдумывай, — резко встал Парфенов и пожал протянутую руку. — Просто, не видел.
— Ну да, ну да. Я вот тоже… Только ее вот и заметил.
Внезапно приблизился на последних словах прямо к моему уху (стоя со спины), дюжая доля алкоголя волной обдала меня от его дыхания.
— Видите, и даже она меня игнорит. Дожил… сплошное неуважение, нелюбовь. А раньше-то… сколько страсти, сколько пыла, как хотела меня, как бегала. Да, родная?
Замер вдруг. Уставился на ошарашенного Босого. — Вот ты сидишь тут, орешь на нее. А мне она — сначала тачку разбила, потом — вовсе сердце раскромсала. И я молчу. Набухался — и тихонько, смирно молчу.
— Тогда почему мы тебя еще слышим? — несмело шепчу.
Рассмеялся мой палач.
— Во-от, видишь, какая змеюка. Все жалит меня. А ведь я предупреждал, просил, умолял… Нет, взяла меня, использовала — и бросила.
— Это еще кто кого, — рычу, не оборачиваясь.
— Вы че, совсем ох**ли тут? — вдруг возмущенно вскрикнул Сергей, резко взмахнув, разведя руки в стороны; выдвинулся из-за стола; нервически рассмеялся.
— Че ты вякнул?
— Не надо, Коль.
— Да че это, давай поговорим.
Резво срывается с места Босой.
Подрываюсь вмиг я и Костя.
— С*ка, ты че такой смелый?
Резко хватаю Николая за рукав, и тащу за собой.
— Вот и бегите, пока я вас не порешал.
Вдруг стихла компания Зобова. Пристально уставилась на нас.
В момент побледнела я от ужаса.
Нервно шепчу Коле:
— Умоляю, не надо. Я и так его сегодня бросила. Не надо еще больше… его добивать.
Медленно, ошарашено перевел взгляд на меня Зоба.
Немая пауза — и ухмыльнулся.
— Ну, раз бросили тебя, то пардон, — неожиданно отозвался к Сергею. Глупо так, наигранно скривился. — Я ж не знал, что эта с*ка и тебя бортонула.
— Иди нах*й, — вдруг рявкнул Босой.
— Ты че, бессмертный? — резко кинулся к Сергею. Вновь вскочил с места и Серый, но Костя вовремя преградил тому путь, удержал.
— Б***ь, Инга, уводи его нах*р отсюда, пока трупы не посыпались! — рявкнул на меня Парфенов.
— Зоба! Зоба, остынь, — оттягиваю уже и сама Николая в сторону. — Пошли отсюда.
Взгляд того на меня.
— А ты все равно потом меня пошлешь.
— Никуда я тебя не пошлю. Поехали, — пытаюсь удержать шатающегося Зобова.
— Врешь же.
— Нет.
За и против. Взгляд на соперника, на меня. На друзей.
— Забейте, все нормально, — вдруг махнул в их сторону рукой, обнял меня — и пошагали на выход.
Что-то еще крикнул вслед Босой, но я уже не услышала.
— Куда? — дико заревела я, видя как это неадекватное тело лезет за руль.
— Как куда? Ко мне.
— Дурак, что ли. Мы так только в гроб доедем. Давай такси вызовем.
— И больше часа ждать. Я так, вообще, усну тут… или поубиваю всех. Особенно этого твоего… хахаля.
(тяжело сглатываю слюну; за и против)
— Тогда пошли пешком.
— Куда? — рассмеялся.
— Куда угодно, только подальше отсюда.
Пристальный взгляд мне в глаза, словно выискивая там подтверждение, что я вру, хочу обмануть его, но не натыкаясь ни на что подобное — соглашается:
— Ну, пошли…
Это была странная ночь. И не смотря на собачий холод — и забытые куртки в ресторане, отнюдь нас ничего не смущало. Разгоряченные алкоголем… и старыми, накалившимися чувствами… мы сходили с ума.
Не прошли и сотни метров, как грубо хватил меня — и тут же повалил куда-то в кусты. Рухнули на траву — и лишь глупо рассмеялись.