Ольга Резниченко - Отпускаю прошлое (СИ)

— Сейчас Зоба приедет — и всех вас порешает!

— Ну-ну, Зоба! А чего не мэр, или президент?

— Смейся, смейся, с*ка, пока можешь!

— Это правда, — дрожащей рукой стираю со своего лица что-то липкое и вязкое (смотрю — чертова кровь, моя кровь).

Замер около меня «захватчик» взгляд то в глаза, то на своих ребят.

— Не надо, молю! — раздался пронзительный женский крик где-то в стороне, но затем резко стих.

— Стойте! — заорал тот, кто удерживал меня все еще в своей хватке. — Эта тварь, и вправду, кому-то звонила.

— И че?

— И ничего. Если правда — то уже через полчаса здесь весь лес будет кишить его людьми. А нет — то тогда и за вранье эти шмары получат. А пока давайте просто оттащим их отсюда и подождем. Все же лучше перестраховаться.

— А кто этот твой Зоба?

— Колян Зобов.

Замер ублюдок, задумавшись.

— Клещ, что ли?

— Клещ, — несмело закивал головой. — Если я верно понимаю, Клещ.

— Клещ, с*ки! Клещ, — рычит вдруг Танька. — П****ц вам всем!

Дрожа, она пыталась слизать кровь со своих губ, и при этом все же улыбаться. Лишь иногда я ловила полный надежды на меня взгляд… в мольбе о том, что бы я не врала — и все-таки, действительно, дозвонилась…

* * *

Эти ублюдки не так и далеко нас оттянули от лужайки, чтобы было видно, что там творится. Рот заклеили, руки связали (причем все это же нашлось среди нашего барахла, как бы не было грустно).

Время тикало. Мы ждали… ждали приезд этого Коли Зобова, как верующие — пришествие Христа. Одних ждало чудо спасения, а других — кара. Не знаю кто он, но это имя выпечаталось в моем сознании, как знамя самой большой и жуткой надежде. Как нечто зловещее, мифическое и необъятное.

Я пыталась вспомнить, слышала ли я его голос на самом деле, или мне показалось? Может, это были просто гудки — и я кричала в пустоту? И что я кричала? Сказала ли, где искать? Кто просил? Сказала ли, что знаю, кто он?

Я ничего не помнила — и от этого ситуация еще сильнее пугала. Животный страх раздирал изнутри. Если что, виновата во всем, что будет с нами, — лишь я. И только… я.

Однако еще больше повергало в трепет то, что никто из наших парней пока так и не вернулся. Живы ли еще? Что с ними? Что там происходит?

Может, то, что, в конце концов, все мы тут в лесу умрем — не такой уже плохой исход, чем узнать после всего… что там… произошло и чем закончилось?

— Уже минут сорок тут сидим, не вижу смысла ждать. Эти с*ки — врали, просто тянули время, — прорычал один из ублюдков.

— Ну, хочешь, рискни. Если что, рядом с Лешиком и похороним.

Скривился. Смолчал, лишь гневно сплюнул в сторону.

— Чет и наши долго там.

— Да хер его знает. И, бл**ь, надо же было вообще во все это вляпаться.

— Да это вот их х*й моржовый сам начал, напросился, мы бы сами вообще не лезли. Какого х*я он полез к нашим бабам?

— Свои, поди, не дают, — заржал третий.

Внезапно раздался шум мотора.

Замерли все мы, не дыша, прикипев взглядами к поляне.

Еще немного — и почти к самому костру выкатилось три джипа. Замерли. Но звук не затих — кто-то еще рванул дальше.

Открылись двери.

Шаги к автобусу. Кто-то кинулся внутрь, а кто-то — продолжил свой путь по периметру. Буквально минута — и вышел обратно из салона мужчина. Уверенно протянул своему товарищу какой-то предмет. Бегло осмотреть трофей, недовольно, злобно поморщиться.

— С*ка, это — Зоба, — наконец-то отозвался, прорычал Главный (из этой шайки, кто нас захватил).

— Точно? — гаркнул другой.

— Х*ёчно, — нервно сплюнул. — Ну что ж, лучше самим пойти решать, чем…

Разворот к нам.

Продолжил неожиданно:

— Пикнет хоть одна тварь, что тут было с вами — сам потом найду и зарою заживо в землю. И уже никакой Зоба вам не поможет. Ясно?

Вполне серьезно прорычал.

Несмело закивали мы головами.

(хотя… вид наш сам за себя говорил: синяки, лохмотья, раны)

Развязать, сорвать скотч…

* * *

Едва мы дернулись вперед, как нас окружили и буквально за секунды — все уже лежали на земле, лицом вниз, руки за головой.

Прошелся между нами этот «товарищ», Зоба, судя по всему, словно смакуя картиной повиновения. И наконец-то отозвался:

— Чей телефон?

Несмело подняла я глаза вверх. Молчу.

Похож на мой.

— Я спрашиваю, с чьего телефона мне звонили? Чей этот аппарат?

— М-мой, — неуверенно, испугано шепчу.

Внутри все сжалось от холода и ужаса. Чувствую, как по всему телу сокращаются мышцы, словно перед расстрелом.

— Поднимите ее, — живо скомандовал.

Подчинились. Лицом к лицу (но меня еще учтиво поддерживают за руки, дабы не грохнулась на землю).

— Кто еще с тобой?

— Все эти девушки.

— Поднимите и их.

(исполнили)

Шаг ближе. Вплотную ко мне.

Взгляды сцепились.

— Ну, я — Зоба. Звонила?

Тяжело сглатываю слюну.

Решаюсь на звук.

— Д-да.

— Откуда номер?

— П-парфенов дал. Вбил. Сказал позвонить. Костя… Парфенов.

Закивал головой.

— А где он сам?

(и вновь глотаю слюну; за и против)

— Ушел… с другими. Там какая-то завязка случилась.

— А эти кто? — короткий, беглый взгляд около.

(замерла я, словно решая их судьбу)

— Не знаю. Наверно, из тех, с кем и столкнулись.

Закивал вдруг головой. Шаг в сторону.

И опять взгляд на меня:

— Они что-то вам сделали?

Несмело (отрицательно) качаю головой.

— Н-нет.

Ухмыльнулся.

Шаг ближе.

Да так, что дыхание обдало кожу. Едва слышно, шепотом:

— А если… честно?

(иронично улыбнулся на миг)

Замерла я, ошарашенная. За и против.

— Нет, не успели. Только что…

— Только что?

— То, что сами видите…

С серьезным, тяжелым видом вновь закивал головой. Шаг в сторону.

— Ублюдков к нам в машину. Девок — в автобус. Лысый и Борзый, останетесь с ними. Жека отзвонись Кузьме. Поедем дальше. Встретимся на «загорке».

Мы сидели молча, забившись, словно малые котята, на заднем сидении в автобусе, теснясь друг другу. Лишь иногда всхлипы нарушали тишину.

Я догадываюсь, какие жуткие мысли сейчас в голове Тани, эхом прошлое вторило во мне безумные предположения… и оттого ставало еще ужаснее на душе.

И почему так происходит? Едва ты пытаешься зачеркнуть тот самый жуткий день из своей жизни, как вдруг судьба решает повторить все вновь: вот только (спасибо), что теперь не ты сидишь в первом ряду. Глядишь со стороны… и с некой, даже тебе непонятной, жестокостью рассуждаешь:

«Что есть, то есть. Мы не в силах что-то изменить. Если суждено…»

Обреченно закрываю лицо ладонями, пытаясь погрузиться в свой привычный (плотный) кокон равнодушия, да, увы, не получается. Не сегодня, не сейчас. Я вновь голая — а судьба с розгами в руках.

Рубит по нашим нежным спинам своей безжалостной плетью — до крови, до кости, до души… Выдавливая, выуживая из нас жизнь, но не дожимая до конца… Когда сознание вот-вот отпустит — вновь сердца удар, вновь живешь. Вновь, с*ка, дышишь.

И так… по чертовому кругу. По жестокому, садомазохистскому кругу. И единственное, что можно принять за наше довольствие ситуацией, это решение — подчиниться… и жить дальше. Существовать, страдать… и пресмыкаться.

Много прошло времени. Много немых взглядов наших: то на молодых людей напротив, то за окно — в темноту. Где кто-то еще жив, а кто-то, возможно…. уже мертв.

Однако черные пешки, или же белые сейчас отправляются в коробку?

Известно лишь судьбе и Богу.

… лишь Богу.

* * *

Когда раздался шум автомобилей, всех, буквально, подкинуло на месте. С каждой секундой еще громче рев, и еще усердней изводит тело лихорадка.

— Сидите здесь, — скомандовал «Лысый».

Внезапно вытащил из-за пояса пистолет и вышел из автобуса.

Тягучее ожидание, и лишь спустя минуты — несколько джипов, наконец-то, выкатило на лужайку. Открылись двери — первыми высыпали наши ребята.