– Что, плохой вечер?..
Он меланхолично давил окурком искры. Нет, на свежем воздухе всегда курится лучше… отдыхал он однажды у озера на границе штата, с редкостной красоткой – никто им не мешал, громко вопили птицы, и булькал камешек в воде… Брэндон очнулся от грёз, рассеянно мигая. Перед ним елозил попкой по жёсткому кожаному табурету захолустный вариант Мэрилин Монро. Всё, пора решать. Ты – либо трудный подросток в этом глухом болоте, либо… Тут вариантов было – по тридцать центов пучок. Он вздохнул.
– Худший.
Девушка озадаченно отодвинулась, придвигая к себе свою порцию пива. Оно пенилось и просилось в глотку… Чёрт, зачем так сразу пугать девицу? Вот уж не хотелось… И Брэндон улыбнулся по возможности ласково, жестом прося бармена принести ему нормальную зажигалку.
– И как же тебя зовут?
Господи, какая реакция! Мэрилин вспыхнула, потупила старательно накрашенные глазки, и захихикала так, как могут только скромницы. Они были либо учительницами, либо студентками в бесплатных колледжах… и все западали на такого приятного собеседника, как Брэндон. Он почувствовал нестерпимое желание одёрнуть воротничок.
– Кэндис… – Конфетка! Эй, а тебе подходит, – Ненавижу это имя! Когда-нибудь я его поменяю.
– Иногда это помогает… – он пожал плечами. Разве это ложь? – Я – Брэндон. – и ладошка легла на его тонкие пальцы, замёрзшие после половины ночи, проведённой на улице. Впрочем, кровь согревалась под действием несолидной дозы алкоголя и милого личика собеседницы. Девушка водрузила сумочку на полированную сотнями локтей стойку, и начала в ней рыться. Смущённо оглядываясь на парня, она попросила.
– Не купишь мне сигарет? "Мальборо"… Сейчас, я найду пару баксов…
– Оставь, это не солидно, – готов спорить на миллион – с ней никто ещё не заводил знакомства так лихо… ого, какой румянец! Впрочем, здесь чертовски жарко. Хорошо бы охладиться – ну, хоть подставив голову под струю воды в туалете. Комок в желудке исчез, настроение резко подскочило вверх, как на термометре. Раз дама хочет…
Длинноволосый, крепко сбитый парень, до этого бесцельно гонявший жёлтые шары по рассохшемуся столу, насторожился и стал оглядывать публику. На выходные он часто выезжал отдыхать с приятелями в районный центр – главное было, никого не растерять. Суровая физиономия преобразилась. Он потёр небритый подбородок, и, хмыкнув, толкнул локтём приятеля, до того неловко мелившего кий.
– Ты погляди-ка… что за дела…
Кэндис, несомненно, в большом городе не считалась бы таким уж лакомым кусочком. Да и усилий с дешёвой косметикой было приложено мало, но завсегдатаям, опрокинувшим бочонок пива на троих, этого было достаточно. Оплывшая фигура дальнобойщика, возвышавшаяся на месте молодого и обаятельного охотника за девичьими душами, вовсе не вдохновляла Кэндис. Девушка состроила брезгливую гримаску.
– Тут мой приятель сидит…
Водитель, сознавая своё превосходство, на возражения не реагировал. Он был настроен неплохо провести время.
– Ну и что?
– А то, что проваливай быстрее! – прошипела Кэндис, сводя брови к переносице. Сзади раздался спокойный голос её «приятеля», успевшего смотаться до Африки и обратно за сигаретами.
– Извините. Вы бы даму оставили в покое… – для Брэндона она в одно мгновение стала прекрасной дамой, у порога которой лежит громоздкий дракон. Его бы не мешало согнать, нашеячив мечом плашмя… Только не это! Сколько раз Брэндона лупили из-за женщин… и каждый раз заваруха начиналась вот так. Сволочь, сукин сын! Тебя здесь ждали? Ярость поднималась из затихшего было закутка возле желудка. Всё это достаточно читалось на лице маленького, худого парня, оставившего бутылки возле своей девчонки… идиотки, для которой проблема – дать!.. и вытирающего ладони о джинсы. Дальнобойщик фыркнул. В его-то баре, в его городе – да не оставить в покое! Наступить на хвост! Наш-шёл кому…
– Я чего-то не расслышал? Ты издеваешься, вроде того?! Тебя… – он ткнул пацана в грудь. – Не спрашивают, чего ты тут хочешь, пидор!.. – и, примерившись, ударил. Неловко кувыркнувшись, Брэндон упал. Сшиб пустой столик. Пепельница зазвенела, откатившись в угол. Стул перевернулся и задел кого-то из ужинающих. Пьяные выкрики сменило настороженное молчание. Троица, до этого ловко метавшая карты, немедленно поднялась на защиту своего товарища – как же, устал с дороги, а тут какой-то охламон задирается! Кэндис залезла на табурет с ногами, боязливо оглядываясь. Её сопровождающие, раньше всех угадавшие крепкую ссору, стали пробираться к эпицентру событий.
Брэндон тряхнул головой, как жеребёнок, забежавший не в своё стойло. Драться было глупо – противник был, по меньшей мере, фунтов на сто пятьдесят тяжелее, сильно пьянее и разъярённее – но разве это его когда-нибудь останавливало? Злость удушливой волной поднялась к горлу. И он молча вскочил на ноги, стискивая кулаки. Есть землю его никто ещё не заставлял… Вокруг загомонили: народ начал хлопать в ладоши и разделился на два лагеря – болели, по традиции, за кого-либо из дерущихся. Второй удар, сокрушительнее первого, выбил паренька «за пределы ринга». Вставая (уже не с такой поспешностью) и бросаясь в бой, как теннисный мячик, отлетевший от стенки, Брэндон закричал. Пинок в живот врага получился воодушевляющий.
– Урод!.. – сзади послышались голоса. Волк небрасских степей, выплёвывая окурок, попытался дотянуться до его мелькающих в воздухе рук. – Скотина, вот ты кто! – Брэндон припомнил все сегодняшние обиды, пытаясь достать дальнобойщика. – Гад! Я тебе надаю… – он захлебнулся словами, получив лишний удар под колено. Двое парней, от которых несло табачищем, поставили его на ноги. Краем уха он услышал.
– Тихо, ковбой… – неужто ворчливое одобрение?! – Тише… а то не видишь, с кем связался? – говоривший ухмыльнулся от уха до уха, и выбил искру из глаз нападавшего.
– Надаю по белой, рыхлой заднице! Я тебя размажу!..
Бармен, прижимаясь спиной к ряду бутылок, старался пробиться к телефонной будке.
– Ладно, жеребец, ты сам это затеял! – две пары рук подхватили его подмышки и швырнули в сторону выхода. Толпа, собравшаяся вокруг, зарокотала. У всех чесались кулаки – хотелось присоединиться к драке; и чёрт с ним, на чьей стороне быть!.. Стараясь унять сбитое дыхание, Брэндон впервые подумал – молодцы, ребята… Не разобравшись, кто он, чей и откуда, пришли помочь… Это было по нему – чувство локтя, выпивка, девочки, за которых надо заступаться…
Собственно, всё это с ним и осталось. Сумасшедший вечер! Бои в забегаловках были для Линкольна не в новинку, и мальчики-пожар всегда были не прочь с левой руки заехать в ухо тому, кто пролил их пиво и не извинился. Никто не смотрел косо, если монтёр или слесарь приходили утром на работу с разукрашенной физиономией. Никто не поднимал крик, если другу, брату или приятелю приходилось после очередного отгула поваляться дома со сломанной ногой. Люди жили честно… жалоб не было, жили хорошо! Потому что делали, как положено, и думали, что положено. Символические реплики на воскресной службе в церкви – о том, что преступность в городе низкая, а калечат граждане друг друга чаще всего в пылу ссоры – никого не воспитывали. Единственного, чего не терпело общество Линкольна, заключённое в магическое кольцо одних и тех же проблем – это порчи государственного имущества, инакомыслия и коммивояжеров в запылённых костюмах. Последние привозили дурные вести и плохие товары… Америка, наилучшее место обитания, страна на благо Господа и меня , даровала право каждому штату на свои законы. Полицейские, восемь месяцев из двенадцати гоняющие собак на задворках, покупающие презервативы раз в неделю и наводящие неописуемый ужас на бомжей, не любили, когда дело касалось выпивох. А потому они сразу откликнулись на призыв из паба «У Большого Майка», заранее зная, что пара-тройка горожан переночует в вытрезвителе, а шайка чужаков, обязательно виновная в драке, получит тридцать дней в кутузке… Будет, кому тротуары мести.