Я усмехнулась, представив себе разговор моей вспыльчивой сестры с этой говорливой личностью.
— Мне кажется это неплохой идеей. Но кхм. Наверно. Что я должна сказать?
— Нормальным голосом? Как насчет этого: быстрая коричневая лиса перепрыгнула через ленивую собаку.
— Окей, — я прочистила горло, вдруг застеснявшись своего голоса. — Хм. Хорошо. Э... быстрая коричневая лиса…
Смех взорвался на линии. Это было громко и резко, почти жестоко.
— Ох... Боже мой, Ханна, — я услышала топот, затем какую-то возню. — Вот черт. Ты действительно это сказала. Быстрая коричневая лиса... о, боже.
Мэтт снова разразился смехом.
Я посмотрела на свои колени.
— Что в этом, черт возьми, забавного? — прошептала я.
— Ханна. Ханна, прости.
Я слышал, как он сделал несколько успокаивающих вздохов.
— Ладно, — сказал он. — Мне, правда, жаль. Игнорируй меня, серьезно. У меня странное чувство юмора. Это... это показалось мне смешным. У тебя прекрасный голос. Надо же.
Надо же? Что он имеет в виду?
— Послушай, есть причина, по которой ты захотел поговорить, или ты просто ищешь новые ночные приключения?
— Вполне уверен, что это можно назвать началом утреннего развлечения, Ханна.
— Ладно. Ну ладно, как хочешь. Послушай, я не знаю, почему я...
— Я не могу перестать думать о тебе.
Его слова остановили меня.
В его словах и в его голосе было что-то. Честность.
— О том, что мы сделали, — продолжил он. — Или о том, что ты сделала для меня...
Мое горло пересохло. О том, что я сделала ему. Это должно было оскорбить меня — мысль о незнакомце, кончающем из-за подробностей моего тела, но нет. Это заинтриговало меня. Тепло между моих ног пульсировало.
— Ты знаешь, о чем я говорю, — настаивал он. При малейшей провокации в его голосе появлялась острота.
— Д-да, — я сумела взять себя в руки. — Да.
— Тебе это понравилось.
— Да.
— Ты сказала, что тебе жаль, что я не вошел в тебя по-настоящему.
— Да...
Я не думаю, что этот сладко-говорящий незнакомец имел право диктовать мне, как я себя должна чувствовать.
Я не могла поверить, что я так слепо соглашалась.
И я не могла поверить, что мой значительный словарный запас внезапно был сокращен до одного слова «да».
— Ханна, ты заставила меня жестко кончить. И я делал это снова и снова, думая о тебе. Позволь мне и тебе оказать помощь.
Его слова повисли в тишине между нами.
Оказать помощь. Помоги мне кончить.
— Да, — прошептала я. Мой голос был похож на писк.
— Боже, Ханна. Скажите мне, что сейчас на тебе?
Дрожь прошлась по моему позвоночнику, когда я заперла дверь в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Моя кожа покраснела. Я, должно быть, кусала губы, потому что они были опухшие и яркие.
— Нежно-голубой топ и джинсы.
— Сними джинсы. Что еще?
Мой пульс участился. Я сдернула мои джинсы одной рукой и опустила вниз, выходя из них. Я посмотрела на себя в зеркало.
Я ожидала увидеть замешательство на моем лице. Что происходит, с моим долбанным разумом, прямо сейчас? Но все, что я видела, это затянутый пеленой возбуждения взгляд.
— Серый бюстгальтер с пушапом и голубые стринги с черным кружевным поясом.
— Черт, стринги? Идеально. Боже, ты совершенство. Приляг. Расположи телефон возле уха. Я хочу, чтобы у тебя были свободны обе руки.
Я автоматически повиновалась. Я была воском в чужих руках. Даже не в его руках! Его сексуальный тихий голос был требовательным и обнадеживал.
Я схватила два полотенца из шкафа и расстелила их на полу в ванной комнате, затем растянулась поверх них и положила айфон около уха.
— Я уверен, что твоя грудь смотрится чертовски хорошо в бюстгальтере с пушапом, Ханна. Почему бы тебе не поднять топ и не показать её. Как они выглядят, мм? Прижатые друг к другу, прекрасные и высокие? Ты хочешь посмотреть на них? Сожми их для меня. Разведи ноги. Именно такой женщиной ты становишься, когда дразнишь мужчин красивыми сиськами? Могу поспорить, что тебе это нравится. Тебе понравилось сводить меня с ума в халате, помогая мне кончить.
— Да, — ахнула я.
Да, да, да. Я стащила плотный топ вверх, подняла его высоко над моей грудью, обнажая бюстгальтер и грудь в пустой ванной комнате. Я представила, как Мэтт нависает надо мной. Я представила, как он, ухмыляясь, говорит мне, что я люблю покрасоваться своими сиськами. Правда ли это?
Я сжала чашки моего бюстгальтера и прикусила губу, чтобы подавить стон.
— Твои соски чувствительны. Ты сама сказала мне это, — Мэтт тихо рассмеялся. — Скрути их, Ханна. Сожми и потяни. Не бойся причинить себе боль. Готов поспорить, ты уже промокла.
— Да, — прошептала я. — Боже, Мэтт... Я чувствую, как сильно промокла.
Это правда. Я чувствовала влагу, источавшую желание у меня между ног.
Мэтт резко вздохнул.
Дрожащими руками я расстегнула лифчик, и груди выскользнули из чашечек. Я ущипнула за сосок и ахнула, сжав его между пальцами. Такие чувствительные! Стрела удовольствия пронзила меня. Не бойся причинить себе боль. Я скрутила соски и вскрикнула.
— Ханна.
Впервые я услышала дрожь в голосе Мэтта. Он теряет контроль. Он теряет контроль со мной. Я начала дрожать.
— Кончи со мной, — прошептала я. — Мэтт, пожалуйста.
— Да. Я кончаю. Я ничего не могу с собой поделать. Ханна... Боже, сделай это. Раскрой свою киску и потри клитор. Кончи со мной, Господи, мне это нужно. Что ты делаешь со мной?
Мои соски затвердели и болели. Я сдвинула в сторону стринги и начала скользить пальцем по клитору. Все между ног было пропитано моими соками.
— Так мокро, — выдохнула я. — Везде. Так мокро. Мэтт, Боже.
— Повтори моё имя снова. И снова.
— Мэтт. Боже, Мэтт, я... я кончаю.
Я покраснела от смущения. Самостоятельное получение оргазма могло занять более двадцати минут. Сейчас, с настойчивым голосом Мэтта в моем ухе, я не могла остановить возрастающее удовольствие.
— О Боже, Ханна. Черт, я...
— Кончи! — задыхалась я.
Мэтт издал рваный стон. Моя киска пульсировала, и удовольствие прокатилось по моему телу, подобно ударной волне. Мое тело сотрясалось от нахлынувшего оргазма на полу. Влага растеклась по моим пальцам. Блаженство.
Я не знаю, как долго я пролежала, пытаясь выровнять дыхание и чувствуя замедляющиеся толчки экстаза. Мое сердце успокоилось и стало биться в размеренном темпе. Я думаю, что смогу теперь проспать вечность. Мэтт вздохнул на линии и делал один глубокий вдох за другим. Наконец его голос нарушил тишину.
— Синий — твой любимый цвет?
— Что? — я лениво улыбнулась. — Я имею в виду, да. Как ты узнал?
— Удачно догадался, — пробормотал он.
— А какой твой любимый цвет?
— У меня его нет.
— О, это немного печально.
— Хах, — он усмехнулся. — Хотя есть один. Ты будешь смеяться. Поэтому я не скажу.
— Что? Ни в коем случае, я не буду смеяться.
И все испортив, я засмеялась. Я слышала удовольствие и счастье в своем голосе. Мне нравился наш интимный разговор. Это было подобно тому, когда мы с Миком наслаждались друг другом, прежде чем заняться сексом. Жаль, что ничто не вечно.
— Это, наверное, покажется смешным, потому что мой любимый цвет... ярко-розовый. Я прав?
— Не скажу. Эй, уже поздно. Хотя нет, я уверена, что рано, Мэтт.
Он рассмеялся.
— Попалась, птичка. Ты с нетерпением ждешь, когда окажешься дома?
— И да, и нет. Я скучаю по своей семье. Я скучаю по Колорадо. Я тут выросла. Хотя уверена, что буду в одиночестве.
— В одиночестве? У тебя ведь там семья.
— Не в том смысле.
— Ах, — я могла услышать улыбку в голосе Мэтта. — Нет понятия «одиночество», существует только идея «одиночества».
Я моргнула и села.
Нет такого понятия, как одиночество. Существует только идея одиночества.