Завести разговор в правильное русло удалось только в мае. Адам и Ева выходили на прогулки поздно вечером, и времени у них было достаточно.

— Что если я все-таки забеременею? — неожиданно спросила она в один из таких дней.

— Я буду только рад.

— Но где мы возьмем деньги на третьего ребенка?

— Дети рождаются во все времена, — пожал плечами он. — К тому же, воспитывать детей вместе с тобой — совсем не то, что с Беккой. Не бойся, я не буду говорить о ней плохого, но скажу одно — с тобой мне гораздо спокойнее. Теперь третьим малышом меня не напугать.

Она удовольствовалась этим ответом, но ему показалось, что тема еще не исчерпана, и он решил продолжить:

— К тому же, мне кажется, что это неизбежно. Я имею в виду, что ты очень красива, и я… не тот человек, который откажет себе в обладании такой женщиной. Тем более, если она моя жена.

— Знаю, — кивнула она. — И даже горжусь этим.

Адам остановился, не представляя, как можно перейти к следующим, самым важным вопросам. Это было необходимо, и он не сомневался, что даже если остановится сейчас, то рано или поздно ему все равно придется сделать этот шаг. Поэтому, посомневавшись, но, так и не подобрав нужных слов, он решил, что просто должен быть честным и терпеливым.

— Ева, — взяв ее за руку, начал он — я знаю, ты плачешь ночами. Пожалуйста, поговори со мной об этом.

Она отступила, но руки не отняла.

— Что говорить? Я уже все сказала в тот день, когда уволилась из гостиницы.

— Я хотел бы знать гораздо больше.

— Тебе это знать не нужно, иначе между нами все изменится.

Он сделал шаг к ней, вновь приблизившись и крепче сжав ее запястье.

— Может быть, я делаю что-то такое, что напоминает тебе о том дне? Может, я веду себя так, как тот человек?

Ева покачала головой:

— Нет, ты совсем другой. — Она вздохнула. Вопреки всем доводам собственной логики Ева ощутила желание рассказать больше, чем уже смогла открыть. Сомнения все еще терзали ее, и она уточнила: — Ты точно хочешь знать, как это было?

— Да.

Она взяла его за другую руку и подошла еще ближе, почти прижавшись к нему. Глядя на него снизу и взволнованно дыша, она начала говорить:

— У них там была вечеринка — ничего особенного, просто шесть пьяных мужчин, собравшихся далеко от своих домов. Меня отправили забрать грязную посуду и принести еще что-то, уже и не помню. Я прикатила тележку, вошла в номер. Пока раскладывала тарелки и забирала лишнее, один из них стал заигрывать со мной — предлагал мне деньги, пытался обнять. Все вокруг смеялись и подначивали его. Я почти закончила, когда он развернул меня к себе и что-то закричал — я так сильно испугалась, что даже не разобрала слов. А потом он отволок меня к спальне, бросил на кровать, и… к нему присоединился другой. Это длилось слишком долго, мне казалось, что я не доживу до конца. Когда в дверях показался еще один, я уже сползла на пол и спряталась под кроватью — к счастью, она была большой и широкой. Они хотели передвинуть ее или вытащить меня, но не смогли — были слишком пьяны. Они все были пьяными как свиньи. Я до сих пор чувствую их руки, как они хватали меня, а я отбивалась и старалась увернуться от других, но они появлялись буквально со всех сторон. В конце концов, они разбушевались, вылезли в коридор, стали приставать к другим горничным, требовать хозяина. Через час или два часа он пришел. Вытащил меня из-под кровати, всучил мне вещи и отправил в ванную, чтобы я оделась. Он вывел меня из того номера, но это не значит, что он посочувствовал мне. Я разозлила клиентов, из-за меня ему пришлось выслушивать жалобы и замечания, и ему это, сам понимаешь, совсем не пришлось по вкусу. О том, что случилось после, тебе рассказывать не надо.

Ее глаза наполнились слезами, и она держалась за него так крепко, что ему стало почти больно.

— Что теперь ты скажешь? У тебя порченый товар, побывавший до тебя аж в двух руках. И возможно, люди были правы, когда называли меня шлюхой — я, наверное, и стала бы такой, если бы ты не позвал меня сюда.

Адам отпустил ее руку и обнял ее, не заботясь о том, что их может видеть вся улица.

— Не говори о себе в таком тоне, — попросил ее он. — Никогда не говори так о себе. Ты не вещь, Ева. Ты живой человек, над телом которого надругались твари, которые не имеют права даже ходить по земле. Как жаль, что я не могу отомстить за тебя, как жаль, что я не могу вернуть им даже малую часть той боли, через которую они тебя протащили. Если бы я мог…

— Нет, не думай о расплате, лучше думай о том, как много у нас еще впереди. Возможно, я никогда не смогу смириться с тем, что произошло, но я сделаю все, чтобы стать для тебя хорошей женой.

Знать о том, что с ней случилось, было нелегко. После того разговора Адам сильно изменился. Когда кто-то из мужчин на ферме говорил «Твоя жена просто красавица», он почти терял самообладание — ему чудилось, будто каждый такой человек представляет угрозу.

Однажды Ева призналась, что уже жалеет о том, что поддалась его просьбам и все рассказала. То, что должно было принести облегчение, оказало противоположное действие — Адам лишился покоя, в нем зажегся огонек гнева, медленно тлевший внутри и грозивший со временем разжечься в огромное пламя, в котором могло сгореть дотла все, чем они дорожили.

Была и другая сторона, которая даже нравилась ей. Теперь, когда они ложились в одну постель, он чаще останавливался, пытаясь умерить свою страсть и дать ей время освоиться с ним. Иногда он просто просил ее раздеться и смотрел на нее, не прикасаясь к ней и не заставляя делать ничего другого. Поцелуи стали дольше и жарче, и каждый раз, когда он обнимал ее, Ева знала, что стоит сказать слово, и он отпустит ее — он больше никогда не пытался ее удержать.

Возможно, они оба просто не представляли, что значить быть женатыми. Ева не знала, какой бывает супружеская жизнь, а Адам никогда не испытывал подобной страсти к своей первой жене. Заключая брак, ни один из них и подумать не мог, что все будет настолько сложно.

Им обоим приходилось идти на уступки и пересиливать себя. Ева открывалась, преодолевая страх. Адам сдерживался, стараясь умерить свое желание. Ночи становились все теплее, и они часто выходили из дома, оставляя спящих детей в кроватях. Исключением были лишь те дни, когда Ева покидала дом одна — Адам знал, что она не хотела никого видеть, и потому не ходил за ней следом. Ему это было и не нужно — он знал, что Ева скрывала под покровом темноты свои слезы.

В мае Адам решил, что настало время позаботиться о будущем учебном сезоне. Поэтому, скопив немного денег, он отпросился на целую неделю, собрал свою семью и увез их в Торонто. Это было время, когда они могли погулять по городу, поглядеть на порт, пройтись по улицам и вместе сходить в магазин, чтобы купить тетради и карандаши для Дебби. Он не собирался жить в деревне вечно, а потому не хотел, чтобы его дети отвыкали от города.

Впереди было целых семь дней — бесконечная перспектива для радостных ребятишек и счастливых родителей. Они сняли однокомнатную квартиру в том же районе, где жили до этого, и проводили долгие часы, катаясь на трамваях и бродя по площадям. Ева собрала все сшитые за зиму сарафаны, рубашки и штанишки — нарядов было столько, что Дебби и Мэтью могли менять их каждый день. Адам не ждал никаких проблем. Неприятности, как водится, нашли их сами.

Слухи. Самое живучее, скользкое и легко приспосабливающееся существо, которое снует между людьми, заглядывает в души и всюду оставляет свой след. В среду это существо добралось до них — мальчик, который принес молоко, как-то странно посмотрел на Еву, когда она открыла ему дверь. Когда Адам довольно грубо поинтересовался, что такого интересного он нашел в его жене, паренек только ухмыльнулся и сказал, что слышал о ней много такого, чему не хотел бы верить.

Вечером, после прогулки, Ева вышла на кухню и села у окна со стаканом холодной воды — эту привычку она переняла у своего мужа. Адам пришел следом за ней.

— Наверное, нам лучше не обращать на это внимания, — сказала она, глядя за темное стекло. — Мы все равно уедем через неделю. Просто дай мне время освоиться с той мыслью, что обо мне знает вся округа.

Она опустила голову.

— Ты не должна винить себя в том, что люди болтливы, — сказал Адам. — Никто не смеет обвинять тебя.

— Ты зря женился на мне, — дрогнувшим голосом сказала она. — В деревне было так спокойно и тихо, что я забыла о слухах, которыми полнятся городские дома. Моя слава пойдет впереди меня, и тень упадет даже на Дебби. Ты напрасно позволил мне уехать с вами. Что теперь делать?