— Ева, ты должна выйти отсюда, — сказал он, удерживая руку хозяина на весу.

Повторять не пришлось — Ева развязала фартук, выбросила его в кучу тряпья и вышла за дверь. Через несколько минут Адам присоединился к ней. За закрывшейся дверью прозвучали возмущенные слова:

— И если кто-то еще солгал мне насчет своей семьи, лучше признайтесь прямо сейчас!

Ева шла, не оглядываясь и не пытаясь сбавить шаг, но на улице, когда отель остался за ближайшим поворотом, она остановилась и прислонилась спиной к холодной кирпичной стене. Адам успел подхватить ее под локоть, когда она стала опускаться на асфальт, и ему удалось обнять ее, приняв большую часть ее веса.

Ее тело сотрясалось от рыданий, и она беззвучно шептала непонятные слова. Через несколько минут он смог разобрать несколько фраз, которые она повторяла вновь и вновь:

— Что у нас за жизнь? — говорила она. — Разве мы живем? Что это за жизнь?

Она схватилась за рукава его рубашки и прижалась к нему, не обращая внимания на прохожих. Так больно ей не было уже очень давно.

Три дня назад ее чуть было не изнасиловал пьяный клиент, который решил, что ему позволено распускать руки. Тогда ей удалось вывернуться и убежать, но одна из горничных предупредила ее, что лучше не говорить об этом начальству и не пытаться жаловаться другим. А вчера в отеле была вечеринка бутлегеров, и она не успела вовремя выйти из номера. Ева не хотела вспоминать о том, что произошло, но от нее тут почти ничего не зависело.

Позже, когда они сидели в ее комнате, она все рассказала Адаму. О случае в номере американцев узнал хозяин, но он ничего не сделал — наоборот отругал за то, что она посмела воспротивиться. Для этого при собеседовании и выяснялись детали семейного положения — чтобы разгневанные мужья не заявлялись в отель с претензиями. Замужние горничные были слишком затратным удовольствием — с девушками все было проще. Их можно было бы вышвырнуть вон, не опасаясь последствий и шума. Кому и что может рассказать опозоренная девушка? Она сделает все, чтобы утаить свое унижение от других, она будет бояться, что никто не возьмет ее замуж. Владелец и его приезжие гости были надежно защищены этой стеной молчания.

Ева оказалась другой. Она не постыдилась рассказать о своей беде Адаму, и в тот момент ей было все равно, что он мог о ней подумать. Да, она сама была во всем виновата — зачем она согласилась работать горничной? Зачем она вообще пришла на работу в этот отель? Однако Ева знала, что повидавший голод и безденежье Адам не станет судить ее слишком строго. Еще неделю назад она так сильно боялась его осуждения, а сейчас вдруг поняла, что может ему довериться.

Когда другие делали ей больно, обижали ее или говорили о ней гадости, ей хотелось найти утешение в руках сильного человека, который погасил бы всю ее боль. Ей, как и любой другой женщине, хотелось просто ощутить себя любимой и защищенной.

Пустые желания — она всегда была одна. Одиночество научило ее справляться с любыми бедами самой — она сжимала зубы, глотала слезы и шла вперед, не оглядываясь на лающих собак.

И вот сегодня случилось чудо — в момент, когда она была готова расплакаться от публичного унижения, в дело вмешался Адам. Он солгал, назвавшись ее мужем, но по большому счету это не имело значения. Вряд ли он был рыцарем в сияющих доспехах, и Ева не верила в то, что этот героический поступок станет основанием для романа. Важным было лишь одно: хоть раз в жизни случилось то, о чем она мечтала.

Немного успокоившись, Ева умылась и вернулась в комнату.

— Вам, наверное, нужно к детям. Они беспокоятся о вас.

Адам улыбнулся:

— Я о них тоже беспокоюсь, но сейчас меня тревожишь ты. Сможешь остаться одна?

Она кивнула в ответ:

— Конечно.

— Если тебе не хочется сейчас быть в одиночестве, я приглашаю тебя к нам. Конечно, наша комната тебе уже опротивела, но, по крайней мере, у тебя уж точно будет компания.

— Я не хочу быть одна, — призналась Ева. — Но я не могу подняться к вам. Как оказалось, люди зашлюховали меня за то, что я работала в отеле, я сама узнала об этом только вчера. Слухами земля полнится.

— Ничего страшного, пусть эти люди подавятся своими словами, — ответил он. — Мне все равно.

— У вас есть дочь, вам не должно быть все равно.

Он покачал головой:

— Как знать? Может быть, мы уедем из этого дома и уже не вернемся сюда. Я нашел работу на ферме, и у меня есть возможность снять домик поблизости. Мои дети в безопасности.

Вот так рушатся сказки. Рыцарь продолжал жить обычной жизнью, и его сердце было безраздельно отдано детям — для Евы оставалась только капля человеческой благодарности, вылившаяся в благородный порыв. Скоро он уедет, и его дети вместе с ним. Ева заставила себя улыбнуться:

— Это замечательно. Я очень рада, что вы нашли работу за городом — говорят, там проще выжить. Можно собрать хоть какие-то запасы на зиму. С детьми там будет проще.

Если продолжается его жизнь, то почему она должна стоять на месте? Ева отбросила сантименты подальше и подумала о том, что вновь осталась без работы.

Адам проворочался с боку на бок всю ночь — сон, так крепко связавший его детей, почему-то не спешил приходить к нему. После всего, что рассказала ему Ева, он не хотел оставлять ее в этом доме, но и взять с собой, не посоветовавшись с детьми, тоже не мог. Ему было известно, к чему приведет решение уехать за город вместе с незамужней девушкой — им придется либо пожениться, либо разбежаться и больше никогда не встречаться. Имел ли он право предлагать ей такое скоропалительное решение? Брак, заключенный без ухаживаний, признаний и обещаний — совсем не то, о чем мечтают девушки. Потом она начнет жалеть о том, что так много всего упустила, но будет уже слишком поздно. Все получится так же, как и с Беккой. Она станет отдаляться от него и с каждым днем будет все больше думать обо всем, что потеряла, связав свою жизнь с бедным мужчиной. А потом она уйдет, и детям придется проходить через весь этот ужас снова. Может ли он подвергнуть их такому риску?

Мысли разрывали его голову, и Адам поднялся в четыре часа утра, чтобы посидеть на кухне, выпить холодной воды и хорошенько все взвесить. Дебби выскользнула из своей постели и последовала за ним бесшумной тенью.

Она села напротив него и, подражая отцу, налила себе полный стакан воды.

— О чем ты думаешь? — серьезно глядя прямо ему в глаза, спросила она.

— Я хочу пригласить Еву поехать с нами.

— Поехать куда?

Адам тихо рассмеялся: он и забыл о том, что не сказал детям о намечающемся переезде. Пришлось вернуться к самому началу и объяснить все толком:

— Фермер, на которого я работал в последние дни, очень хорош в своем деле. У него большое хозяйство, а рабочих рук не хватает — честных работников немного. Он предложил мне работать постоянно, и я даже приглядел там домик, который будут сдавать за двадцать долларов в неделю. Это дороговато, но нам хватит оставшихся денег — в деревне еда не такая дорогая. Там можно набирать дрова бесплатно — только рубить их придется самим, но с этим я справлюсь. Я к тому, что электричество почти не нужно — плита тоже дровяная. Только покупай свечи, и все дела.

Дебби кивала и улыбалась. Перспектива пожить где-то в другом месте ей нравилась, хотя она почти не понимала, что значит жить без электричества.

— У нас будет дом как у бабушки? — вдруг спросила она.

— Да, точно. Помнишь, как бабушка рассказывала, какой вкусный хлеб получается на дровах? У нас будет такой же.

— И ты хочешь взять с собой Еву? Будешь платить ей, чтобы она смотрела за домом?

Это было бы замечательно, но, к сожалению, такое предложение казалось невозможным.

— Я бы и рад, — согласился Адам. — Да только, если она поедет с нами, люди поймут это неправильно. Подумают, что она моя жена и ваша мачеха.

— Или мама, — предположила Дебби.

— Или мама, — подтвердил ее слова Адам.

— Ну и что? Зато ее никто больше не будет бить. И если она умеет обращаться с такой плитой, то научит меня готовить еду. Было бы хорошо пожить рядом с ней и не бояться, что она скоро уйдет. Мне нравится Ева. Ты мог бы даже жениться на ней, если она этого хочет.

Адам опустил глаза и повертел в руках стакан, не зная, как подобраться к опасной теме. Они еще не говорили о смерти Бекки, хотя Дебби понимала гораздо больше, чем он мог себе представить.