— Конечно, информация о делах Дезире является конфиденциальной, но вы с бабушкой всегда были слишком строги к Логану. Ему вполне можно доверять. Вы просто не знаете его, как знаю я.
Брайан рассеянно кивнул, вежливо давая понять, что он хотел бы приступить к делу.
— Давайте не будем обсуждать сейчас достоинства вашего кузена. Вы, наверное, знаете, Шелби, что Дезире оставила вам поместье.
— Да, я знаю.
— После первого инфаркта у вашей бабушки накопились кое-какие долги.
Шелби резко выпрямилась на стуле.
— После какого еще первого инфаркта?
Брайан слегка покраснел.
— Я поклялся ничего не сообщать вам, Шелби. Дезире не хотела вас волновать.
— Она сообщила, что это была легкая ангина! Если бы я знала…
— Вы бы приехали сюда, чтобы ухаживать за бабушкой. А Дезире не хотела, чтобы вы ради этого оставляли свои дела. Она просто отлеживалась дома. Вы ведь знаете, она не любила никуда выходить.
— И все же…
— Да, она скрыла от вас свой инфаркт. Дезире всегда была очень скрытной. Но во время нашего последнего телефонного разговора она сказала мне, что болезнь заставила ее по-новому взглянуть на свою жизнь. Когда Дезире совсем перестала выходить из дому, я послал к ней своего помощника, чтобы тот проверил, все ли документы у нее в порядке. Он сказал, что Дезире выглядела довольно веселой. Она как раз разбирала бумаги и казалась счастливой, как ребенок. А это было примерно за неделю до ее смерти.
Счастливая Дезире? Само предположение об этом казалось Шелби неправдоподобным.
— Как я уже сказал, — продолжал Брайан, — у Дезире накопились кое-какие долги. Точнее, к моменту своей смерти она стояла перед угрозой потери дома.
Несмотря на работающий кондиционер, Шелби вдруг стало жарко.
— Я бы никогда этого не допустила, — сказала она.
Брайан заметил пот, выступивший у нее на лбу, и подвинул Шелби коробочку с бумажными салфетками.
— Я знаю. К счастью, Дезире не понадобилось проходить через все это. Но долги постепенно росли.
— Что ж, я продам дом, — Шелби приехала сюда именно за этим, но теперь, лишившись так неожиданно быстро всего, что составляло для нее понятие семьи, она чувствовала себя потерянной.
Брайан поджал губы и потер клочок седых волос, украшающих лысую голову.
— Возможно, этого не хватит, но не волнуйтесь, кредиторы не станут вас преследовать.
Шелби не собиралась обманывать людей, которые помогли Дезире деньгами в последние дни ее жизни.
— Я заплачу из своего кармана!
— Не уверен, что у вас найдется столько денег. Дезире не оплатила множество счетов от врачей. Долги вашей бабушки превышают цену дома, которая ориентировочно равняется пятидесяти тысячам, примерно тысяч на двадцать.
Шелби вынула из коробочки салфетку и промокнула лоб. Южанки никогда не потеют, всегда говорила ей Дезире. Они горят. Так вот, Шелби определенно горела.
— У меня нет таких денег, — тихо сказала она. — Я зарабатываю прилично, но Нью-Йорк — дорогой город.
Брайан мрачно кивнул.
— Что ж, пройдет время, пока претензии кредиторов рассмотрят и оценят всевозможные инстанции. В этот период никто вас не потревожит. Но я думаю…
— Подождите, Брайан, — перебила его Шелби. — Я нашла решение проблемы. Вернее, это оно нашло меня.
— Что же это за решение?
— Вы ни за что не догадаетесь, кого я встретила у вас в приемной!
— Думаю, кого-нибудь из местных старушек, но я наверняка окажусь не прав.
Шелби улыбнулась.
— Клея Траска.
Брайан хлопнул ладонью по лежащему перед ним пресс-папье.
— Секретарша сообщила мне, что он здесь! Так он пришел за этим? Он сделал вам предложение по поводу дома?
— Да, и вы никогда не догадаетесь, сколько он предложил! Сто тысяч долларов!
Густые брови Брайана удивленно взметнулись вверх.
— Сто тысяч долларов? Это очень щедро! — У него получилось что-то вроде «щдро». — Что ж, вы сможете оплатить долги, и даже после уплаты налогов у вас останется вполне симпатичная сумма. Это было бы замечательно.
— Да, действительно, — согласилась Шелби, вздыхая с облегчением. Хотя тоненький голосок где-то внутри все время нашептывал ей: «Слишком замечательно!»
— Что ж, давайте пригласим этого парня! — Он позвонил секретарше. — Лилиан, попросите мистера Траска войти. Что ж, это лучшие новости, которые я услышал за сегодняшний день.
Клей вошел, пожал Брайану руку, попросил почтенного пожилого адвоката называть его по имени и уселся рядом с Шелби. Его лицо с правильными чертами снова выглядело непроницаемым. У Клея был вид человека, добившегося осуществления своих планов.
— Итак, Клей, — начал Брайан, — мисс Лэнгстафф сказала мне, что вы намерены купить ее дом. Это правда?
Клей кивнул.
— Да, я предложил за него сто тысяч долларов.
Брайан довольно улыбнулся.
— Миссис Лэнгстафф… — Звонок селектора прервал Брайана. Несколько секунд он внимательно слушал собеседника, затем нахмурился, повесил трубку и сказал: — Прошу меня извинить, я покину вас на несколько минут. — Он встал и направился к двери. — Еще раз прошу меня извинить. Я постараюсь недолго.
Как только за Брайаном закрылась дверь кабинета, Шелби вдруг вспомнила слова, произнесенные Клеем в приемной, которые показались ей весьма странными. Сейчас Шелби представилась возможность уточнить их смысл.
— Ты сказал, Клей, что ожидал увидеть меня такой, какой я была в школе? Что ты имел в виду? Разве моя внешность сильно изменилась? По-моему, я выгляжу точно так же. Не выросла ни на дюйм.
Клей улыбнулся этому намеку на рост Шелби. В Кентукки, где идеалом женщины были изящные чопорные барышни с оленьими глазами, Шелби всегда выделялась на общем фоне. Она достигла своего теперешнего роста, пяти футов девяти дюймов, в возрасте тринадцати лет, и это всегда придавало ей уверенность в себе. Лицо Шелби тоже было нетипичным — тонким, с высокими скулами, полными губами и орлиным носом. Но за последние двенадцать лет ни одна из этих черт нисколько не изменилась. Так что же имел в виду Клей Траск?
— Нет, ты действительно не стала выше, — сказал он. — И волосы такие же рыжие, но все же выглядишь ты совсем иначе. В школе ты казалась… — Он запнулся, словно воспоминания о школьных днях были ему неприятны. — Впрочем, это было давно. В школьные годы все мы выглядим совсем не так, как став взрослыми.
Шелби так и не поняла, кого он имеет в виду, себя или ее. В школе Шелби всегда держалась в сторонке, никогда не примыкала ни к одной компании. В то время она объясняла это тем, что не хочет никому подчиняться, но сейчас, спустя двенадцать лет, начинала понимать: это было не единственной причиной. Подсознательно она боялась, что одноклассники могут не принять ее дружбы. «Я всегда была одиночкой, — думала Шелби со смешанным чувством гордости и боли. — А сейчас разговариваю с человеком, незнакомым с подобными проблемами».
— Думаю, ты прав, Клей, — сказала она. — Жить не так, как все, было очень тяжело. Поэтому я и уехала отсюда, окончив школу.
— Значит, во всем был виноват Луисвилл? Ты разозлилась на целый город?
— Вовсе нет. Просто меня раздражали незыблемые социальные стереотипы Брекинриджа.
— А ведь школу помог основать кто-то из Лэнгстаффов.
— Как же можно было забыть, если классная наставница каждый год напоминала мне, что именно поэтому я получаю стипендию.
— И еще благодаря хорошим оценкам, — добавил Клей.
— Да, — согласилась Шелби, с удовольствием отметив, что Клей помнит о ее способностях. — И все же я никогда не чувствовала себя своей в школе. Никогда. Но я, по крайней мере, не была покорной овечкой.
Слова Шелби удивили Клея, но ему, похоже, нравилась ее грубоватая прямота.
— Овечкой?
— Да, слепой рабыней моды — безмозглой куклой. Впрочем, клоунов среди мужской половины класса тоже хватало.
— Это точно, — сказал Клей, затем вдруг щелкнул пальцами. — Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Шелби рассмеялась.
— Давай вспомним, — продолжал Клей, поудобнее устраиваясь в кресле, которое было явно маловато для него. — Брекинриджская куколка образца тысяча девятьсот восьмидесятого года должна была…
— Носить стрижку «каскад», как у Фары Фосетт, с мелированными концами, иметь хороший цвет лица и красивые плечи, — подхватила Шелби.