— Да вот банку тушенки в заначке держала, а та куда-то подевалась, — горевала Марго. — Ведь надо же его чем-то кормить, гостя этого.
— А-а-а, такая серенькая, в белой бумажке? — спросила Ветка.
— Да, точно! Где ты ее видела?
— Я ее не видела, — выпорхнула из-под кровати Ветка, и вслед за ней высунула растрепанную голову Марго.
— Тоха, ты только глянь на нее, — сказала она, выползая из-под кровати. — Совсем Зелень ополоумела! Она, кажется, проклятых капиталистов нашей тушенкой подкармливает. Они там в Париже в своем лапы лягушачьи трескают, вот и ловила бы ему лягушек…
Тут Ветка прыгнула на Марго, и они повалились на кровать, радостно молотя друг друга кулаками, и в этот момент вошли Фиса с Димой.
— А есть у нас нечего, — тяжело дыша, предупредила растрепанная Марго. — Ветка все в Париж унесла.
— Уже есть что, — сказала Фиса, а Дима поднял над головой большую сумку.
— Вы теперь для нас за продуктами ходить будете? — прикинулась Ветка маленькой девочкой.
— Не всегда, — честно признался Дима.
И вынул из сумки: жареную курицу, аккуратно уложенную в фольгу, пироги с грибами и с клюквой, баночку салата «столичный».
— Ты что, повар? — спросила Ветка, глянув на стол.
— Нет, — сказал Дима, — я студент, а это все из кулинарии, — и достал бутылку шампанского.
— Я сейчас тарелочки, — засуетилась Марго и бросилась было к шкафу, но вспомнила по дороге, что у нас имеется только кофейный сервиз, и побежала к Машке.
Через пять минут она уже расставляла дрожащими руками на столе тарелки, раскладывала ножи и вилки. Машка у нас была настоящей хозяйкой. А руки у Марго дрожали вовсе не от голода, который, надо заметить, никогда ее не покидал, а от присутствия мужчины на таком небезопасном расстоянии. Очевидно, срабатывал инстинкт самосохранения.
В дверь степенно постучали. Вошла мама. Она явно собиралась снова утащить Фису, но, увидев Диму, все поняла и сказала:
— Ну ладно, в другой раз… — И добавила, глядя на нашу Марго: — А там Лось в коридоре. Может, кликнуть?
Марго чуть не лишилась дара речи и выронила тарелку. Тарелка летела вниз почти вечность, как в замедленной съемке. Мы все за это время успели вспомнить, что тарелка Машкина, и замерли. Но у самого пола ее поймал Дима.
— Оп!
— А ты ловкий, — впервые подала я голос.
И он посмотрел на меня. Но как! Он меня заметил! Я уже существовала для него в этом мире и отражалась не только в карих глазах, но и в каждой ячеечке мозга, в каждом гнездышке памяти.
А потом он повернулся к маме и сказал:
— Нет, нам лоси ни к чему, правда, Марго?
И та с благодарностью закивала:
— Желание гостя — закон!
А потом мы пировали. Все ели с волчьим аппетитом, а я лениво грызла крылышко. Мне совсем ничего не хотелось. И как это Фиса может так жадно есть? Вдруг ему это не понравится? Нет, не было у нашей Фисы утонченных манер. А у меня были. Мы разговаривали немного. Я высказала вслух две или три фразы из заготовленных. Остальные предназначались только для его ушей. И я выжидала момента.
Ветку послали варить кофе, и Дима отправился с ней, потому что, оказалось, коллекционировал рецепты приготовления этого напитка. Отправился — это не точное выражение. Он сказал:
— А можно я посмотрю, как ты варишь?
— Пошли! — обрадовалась Ветка.
— Пошли, — сказал Дима, встал, взял Фису за руку, и все они отправились на кухню.
— Видала? — сказала мне Марго, как только закрылась дверь. — Он ее даже не спрашивает и не приглашает. Он ее берет за руку и ведет.
— Он настоящий мужчина, — сказала я, пытаясь смотреть сквозь дверь.
— Что с тобой? — спросила меня Марго. — Ты кого-то ждешь?
— Может быть, — ответила я с досадой.
Они вернулись с кухни, вволю нахохотавшись. Оказывается, пока Ветка спорила с Димой по поводу того, когда кофе следует мешать, а Фиса наблюдала за их спором, пытаясь упредить возможную драку, кофе сбежал и выплеснулся из нашего высокого кофейника мощной струей в супчик, который на соседней конфорке варили вьетнамцы из риса и корюшки.
Ветке стало плохо, а Фиса шипела:
— Возмездие! Возмездие! — и кружилась на одной ноге, как ведьма.
— За что нам возмездие? — не понял Дима.
— Не нам, Вьетнаму, — простонала Ветка, пытаясь выловить ложкой хоть немного кофейной гущи из вьетнамской кастрюльки. Но кипение шло бурно, и супчик быстро приобрел нехарактерный коричневый цвет.
— Давайте уносить ноги, пока никого нет! — предложил Дима.
И они сбежали.
А потом, когда мы допивали кофе, дверь распахнулась без стука и на пороге обозначился Оз.
— Вот вы где! — радостно сказал он и сел на кровать, потому что все стулья были уже заняты.
И сел он не просто на кровать, а на Фисину кровать. И не спускал с Фисы глаз.
— Хочешь кофе, Оз? — протараторила Марго.
— Да нет, знаешь, я устал сегодня, спать хочу, — заявил Оз и вытянулся на Фисиной кровати.
У меня сердце чуть не выпрыгнуло, а у девчонок, похоже, упало. «Молодец, Оз, — думала я. — Так держать».
— Познакомься, Оз, это Дмитрий, — сказала Фиса.
Оз вскочил с кровати и, кланяясь, подошел к Диме, протягивая руку.
— Очень приятно. Может, в шахматы?
— Нет, — только и сказал Дима.
— В нарды?
— В другой раз. Мы уже уходим, — заявил он и опять проделал свой неповторимый трюк: взял Фису за руку, и они направились к вешалке. — Пока.
Дверь захлопнулась, и мы все уставились на Оза. Я даже забыла, что мне хотелось сказать черному королю пару фраз наедине.
В глазах Оза ненависть медленно сменялась полным отчаянием. И это был до того страшный процесс, что каждой из нас хотелось провалиться сквозь землю. В этот момент в дверь постучали, и на пороге появился Лось. Он улыбался во все тридцать два зуба:
— Скажите честно, вы меня звали?
Первым засмеялся Оз, потом, нервно подергиваясь, Марго, потом Ветка, глядя на них, потом я. Лось подумал, что мы так ему обрадовались, и тоже засмеялся. Ему, давясь хохотом, кто-то налил кофе. И мы смеялись так еще долго. До слез. До самых горючих в жизни слез…
11
Доктор Р. мерил кабинет шагами, когда вошел Оз.
— Черт побери, — сказал доктор, — мне надоели ваши игры. Или вы мне все рассказываете, или я прекращаю занятия с Антониной — разбирайтесь с ней сами.
Оз сначала сжал кулаки, но потом заставил себя успокоиться и сел.
— Если я вам все расскажу, то вы мне все равно не поверите.
— Почему?
— Потому что мне никто не верит. И я не знаю, как им доказать…
— Что доказать?
— Подождите. Я пришел к вам за спасением.
— За спасением души?
— Да нет. Черт с ней, с душой. Мне другое нужно. Только я не могу вам ничего рассказать, пока не расскажет Тоня. Пусть она первая.
— А потом?
— А потом вы мне и поможете.
— Как?
— Я потом вам скажу, не торопите меня. Мне нужно, чтобы вы узнали все сами.
— Но послушайте, объясните мне, почему вам понадобилось спасение через десять лет после всего, что случилось? Где вы до этого были?
— Жил, работал. Ничего не делал. Не знал, что делать. Но потом книжка мне попалась про гипноз. Я прочитал ее и понял: вот что меня спасет. А через несколько дней приятель на работе про вас рассказал. И я тогда решил: вот кто меня спасет. Так я пришел к вам.
— Подождите, подождите. Ко мне вовсе не вы пришли, а Антонина!
— Вы уверены? — улыбнулся Оз.
— Конечно. Она мне сама рассказывала, что увидела объявление на Невском, и…
— Доктор, а ваши объявления хоть когда-нибудь появлялись на Невском? — спросил Оз, и доктор Р. задумался.
— Ваши афиши висят только в Озерках. Вы ведь не Кашпировский.
— Так как же тогда…
— Я вашу афишу месяц на Невском наклеивал, пока Тоша ее заметила.
— Господи, у меня что-то с головой, — сказал доктор Р. — Вы, кстати, никогда не наблюдались у психиатра?
Оз полез в карман, а доктор подумал, подняв глаза к потолку: «Господи, помоги, опять в карман полез! Что еще у него там?»
— Вот, — сказал Оз, доставая и протягивая доктору бумажку.