Вив Дэниэлс - Только ты (ЛП)

— Тесс, — покачав головой и прижив кофейную чашку к губам, произнесла она. После стольких лет след оставленной на ней губной помады смыть было невозможно. — Пойми, отец не даст тебе деньги на учебу в Кантоне, ты получишь их только в случае учебы в государственном университете.

Я указала ей на несколько цифр.

— Но если ты взглянешь вот сюда, то увидишь…

Мама вздохнула, тем самым напоминая мне отца.

— Милая, пора взглянуть фактам в лицо. В следующем месяце тебе исполнится восемнадцать, и, так или иначе, твой отец не обязан давать тебе ни цента.

Слова мамы, которые словно ударили меня по лицу, причиняли большую боль. Должно быть, она заметила мою реакцию, потому что продолжила уже в более мягкой форме.

— Я понимаю, ты считаешь, что обучение в Кантоне — это нечто особенное, но я знаю, какая ты умничка. Ты сумеешь отлично провести время и в государственном университете. Поступив туда, ты тем самым сможешь осчастливить отца, а хорошая учеба позволит ему гордиться тобой. И тогда, возможно, он поможет тебе с магистратурой, медицинской школой или с чем-нибудь другим, чем ты захочешь заняться.

Я посмотрел на свои расчеты, аккуратно расположенные поверх конверта из Кантона.

— Ты меня понимаешь?

Да. Я все понимала: и когда в восемь лет оказалась в больнице, и когда в двенадцать мне сняли брекеты, и в четырнадцать, стоя за изгородью теннисного корта. Стивен Свифт установил свои правила, и мы были вынуждены им следовать.

Я выбрала государственный университет, папа выписал чек, но никого из нас невозможно было этим обмануть. Когда в этом году я заняла второе место на государственной научной ярмарке, мама была там и поддерживала меня, отец, в свою очередь, даже не прислал цветов. Когда я стала финалистом регионального конкурса «Сименс», мое имя — Тереза Макманн — появилось в центральной газете. Пусть мама и вырезала заметку, повесив ее в рамке на стену в нашем коридоре, я втайне надеялась, что отец не заметит ее, дабы избежать вопросов о гранте в три тысячи долларов, который я получила.

Он ничего нам не должен, но мы по-прежнему обязаны ему всем.

Впервые лето после окончания школы я проводила вдали от дома. Вместе с сотней других подростков я получила приглашение провести три недели в научном лагере университета Корнелла. Три исследовательских курса, преподаваемых настоящими учеными, место в кампусе, питание в столовой — и всё это за счет гранта для одаренных и талантливых школьников, которые планировали развитие своей будущей карьеры в области науки и техники. От нас с мамой требовалось лишь достать деньги на карманные расходы и билет на самолет. К тому же, у меня остались кое-какие сбережения после участия в научном конкурсе «Сименс».

Оказавшись на борту самолета, я почувствовала себя свободной как никогда в жизни. Нам не пришлось просить денег на поездку у отца, а, следовательно, и его разрешение мне не требовалось. Я не знала, что меня ждет в Корнелле. Учебу в старшей школе нельзя назвать лучшим периодом моей жизни, но и нелегким травмирующим испытанием, какой ее представляли в фильмах для подростков, она не казалась. У меня были подруги, с которыми мы взяли напрокат лимузин на выпускной и развлекались исключительно в женской компании. Изредка я принимала участие в пижамных вечеринках, которые устраивала моя подруга Сильвия в тесной квартирке своей сестры. Помимо Сильвии в школе у меня была еще парочка подруг, с которыми я общалась, при этом понимая, что друзьями на всю жизнь мы вряд ли останемся. Когда вся твоя жизнь окутана тайнами, довольно трудно заводить близких друзей. Да и парня у меня никогда не было. Для большинства одноклассников я была «той девчонкой-зубрилкой». Здесь же мы все были такими. И это главное.

Моей соседкой по комнате оказалась пуэрториканка Кристина из Бруклина, основным предметом которой являлась биология. У нее были кудрявые волосы, а веки смахивали на павлиний хвост — слишком уж разноцветно были накрашены.

— Дерматология или пластическая хирургия, — объяснила она мне при знакомстве. — А твой предмет?

— Биоинженерия? — Мои слова больше походили на вопрос, чем на утверждение.

Ее павлиньи глаза оценивающе расширились.

— Жесть.

Я застенчиво пожала плечами, как делала это, выступая на научных ярмарках.

— Эмм, я считаю, что очень часто науку используют для уничтожения живого мира. Может, у нас получиться сделать что-нибудь полезное для того, чтобы и в команде хороших парней прибавилась парочка очков.

— Ты только посмотри на себя! Само благородство, — произнесла Кристина с улыбкой на лице. — А я здесь для того, чтобы делать людей красивыми.

Кристина с ее подводкой для глаз, как я поняла позже, обладала гораздо высоким интеллектом, чем казалась на первый взгляд. Благодаря научной стипендии в Нью-Йорке она изучала процесс трансплантации кожи пострадавшим от ожогов. Но и ее макияж — тоже не шутка. Она два года проработала визажистом в «МАС» в торговом центре где-то на Манхэттене. И сам факт того, что я об этом центре ничего не слышала, очень ее возмутил. Помимо всего прочего, осенью она собиралась остаться в Корнелле.

— Льготы штата, детка³.

— Ух, я тоже собираюсь поступать в государственный университет. — Да уж, это вам не обучение в Лиге Плюща.

В таком ключе в течение всей ознакомительной встречи проходило большинство бесед с другими студентами. Каждый из нас рассказывал о том, что изучал, с каким проектом приехал сюда, какой колледж выбрал и свои планы на будущее. Складывалось впечатление, что все собравшиеся будут учиться либо в Гарварде, либо в Массачусетском технологическом университете, либо в Калифорнийском технологическом университете. Я даже слышала, что несколько человек собирались в Кантон.

Моя практичная разумная часть возобладала, и я не стала сочинять, будто еду в Оксфорд, что, кстати, обернулось для меня благом, поскольку я познакомилась с перспективным физиком, который как раз таки там и собирался учиться.

Я решила сходить в буфет.

— Хороший выбор, — услышала я чей-то голос, пока выбирала сырную тарелку.

— Простите? — Я обернулась.

На меня изучающе смотрели голубые глаза, скрытые за серо-металлической оправой очков. Пряди черных волос парня спадали ему на глаза, заслоняя их.

— Сыр. Его производят в местном сельскохозяйственном колледже.

— О, — произнесла я, глядя на белые кусочки сыра в своей тарелке. — Так эта местная еда?

— Совершенно верно. — Он протянул руку. — Я Дилан Кингсли.

— Тесс Макманн. — Я ожидала неизбежных вопросов: Что ты изучаешь, куда собираешься поступать, зачем вообще переживать о том, кто ты есть, но их не последовало. Я положила кусочек сыра на крекер.

— Подожди, — попросил он и зачерпнул ложкой солидную порцию черной массы из керамической формочки, стоявшей на подносе и, не спрашивая, густо намазал на сыр. — Попробуй с этим.

Так я и поступила. Резко-острый вкус сыра, смягченный ощущением сладковато-кремовой массы, взорвался во рту. Наблюдавший за мной Дилан изогнул губы в одобрительной улыбке.

— Вкусно, — проглотив, произнесла я. Вот только «вкусно» не достаточно подходящее определение. — Что это?

— Экологически чистый десерт из фиников и черники. Черника, кстати, тоже из Корнелла.

— А финики, значит, не отсюда?

— Нет, фиников здесь нет. — Как только он понял смысл, произнесенных им слов, на его щеках заиграл румянец.⁴ — Я имел в виду… — попытался объяснить он, покраснев еще сильнее. — Давай, хм, сделаем вид, что я этого не говорил.

— Конечно.

Парень усмехнулся сам себе.

— Спасибо. А я надеялся, что часть Дилана-ботаника осталась в прошлом, в старшей школе. Я собирался начать новую жизнь, представ в образе таинственного красавца.

— И цеплять цыпочек с помощью сексуально-бесполезной информации о сыре?

— Разумеется, — произнес он, притворившись оскорбленным. — Любую девушку можно впечатлить этой сексуально-бесполезной информацией.

— Судишь по опыту? — криво усмехнувшись, спросила я.

— Не совсем. — Яркий румянец уже сошел с его щек, но на лице по-прежнему сияла улыбка, делая скулы парня такими милыми. Было трудно представить, что у него могли возникать проблемы со свиданиями.