Сесилия Грант - В сетях любви

И вот сейчас он наблюдал за ней. Ее глаза смотрели на карты, которые она изящными пальчиками разворачивала перед собой веером после сдачи. Не красавица, нет. Можно сказать, миловидна. Любой молодой человек был бы рад иметь такой орлиный нос и такие изогнутые брови.

Она изучила свои карты, но не переместила ни одну из них, хотя играли в вист, и три ее партнерши уже переложили свои карты так, как им было удобно. Она посмотрела на ту, что сидела напротив. Серовато-голубые глаза, ничего не выражающие. Имей она все козыри, никто бы об этом не догадался.

— Там ловить нечего, Блэкшир. — Слова долетели в облаке табачного дыма, едва слышные в шуме разговоров за другими столами. — К ним уже стоит очередь. — Лорд Каткарт, разглядывая карты, передвинул трубку из одного угла рта в другой. В поле его зрения на мгновение попали, дама и десятка. Удаче действительно нравится кидаться в объятия богатым.

— Даже если бы они были свободны, я бы все равно не стал ничего ловить. С такими, как они, младшему сыну без состояния ничего не светит, — так же тихо сказал Уилл. У него на руках были пики, и он, приподняв уголок, взглянул на сданную карту. Семерка треф.

— Ну, не знаю. — Виконт слегка повернул к нему красивое лицо. — Младший сын, который только что продал свое офицерское звание, может устремлять свои взоры гораздо дальше жадной до редких приключений вдовушки.

— Вдовы меня вполне устраивают. У них нет торгашеских замашек, не надо беспокоиться, что соблазнил благородную даму, которая теперь сожалеет о содеянном.

Слова звучали вяло и фальшиво. Мнение, оставшееся от прежней жизни, было таким давним, что уже попахивало гнилью. Он головой указал на столик, за которым сидели куртизанки. — Как бы то ни было, твои райские птички слишком роскошны для моего темперамента.

— Ха, готов спорить, что у твоего темперамента свое мнение на этот счет. Взять хотя бы ту крошку с острым подбородком и «греческим узлом». Стик, — сообщил он всем понтерам, когда до него дошла очередь.

— Сплит, — сказал Уилл и перевернул свою семерку. Его пульс участился, но это не имело никакого отношения ни к той «крошке», о которой упомянул Каткарт, ни к какой-либо другой. Он продвинул вторую карту вперед и сосредоточил все свое внимание на двух новых картах.

Восьмерка увеличила один хенд до пятнадцати. Хороший шанс остаться ни с чем на третьей карте, и мало шансов обыграть банкомета, если он остается в игре. Второй хенд был лучше: туз давал возможность набрать восемнадцать, а также искушал возможностью сыграть на пяти картах, если он будет считать туза за единицу, а не за одиннадцать и если ему повезет с тремя следующими картами.

Так какова вероятность? Двадцать один минус восемь — получается тринадцать. Сколько комбинаций из трех карт дают тринадцать или меньше? Если в игре сто четыре карты… восемь тузов, восемь двоек и так далее, а за столом еще одиннадцать человек, у которых есть некоторые из этих карт… черт, надо было лучше слушать на занятиях по математике. Хорошо же он «отблагодарил» отца, да упокоит Господь душу старика, за то, что тот дал ему возможность получить образование в Кембридже.

— Покупаю на обоих хендах. — Еще двадцати фунтов как не бывало. Лучше изображать беспечность в начале вечера, когда ставки малы. А благоразумие подождет еще несколько часов, когда большинство захмелеет и будет ставить суммы, о которых утром пожалеет.

Новые карты упали на стол, и он приподнял их уголки. Пятерка и тройка. Двадцать и двадцать одно. Или двадцать и одиннадцать. И если считать как одиннадцать, то для двойного выигрыша на пяти картах ему нужно набрать десять очков и прикупить две карты.

Он постучал затянутым в перчатку пальцем по уголку одной карты. Неужели он действительно подумывает о том, чтобы купить еще одну карту, когда у него на руках двадцать одно очко?! Он здесь впервые, не просидел за столом и двух часов, а уже изо всех сил испытывает фортуну.

И что тут необычного? Он хорошо знает, что она может выкинуть. И по сравнению с этим потеря тридцати фунтов — ничто.

— Еще одну сюда. — Он выложил банкноту перед своим вторым хендом.

Валет червей усмехнулся Уиллу, когда он поднял новую карту и испытал тихое облегчение. Узлы, затянувшиеся где-то внутри его, распустились. Не будет выигрыша на пяти картах, но и не будет расплаты за его беспечность. Если у банкомета на руках не окажется двадцать одно очко, можно утверждать, что у него как минимум один выигрышный хенд. А может, и два.

— Стик, — сказал он. Игра переместилась влево от него, и он опять подпер голову ладонью.

Пока он наблюдал, дамы разыграли подряд две взятки на трефах, причем та, которая с острым подбородком, уверенными движениями клала на стол карты, которые так и не переложила в руке после сдачи.

Пусть Каткарт подтрунивает, если ему так нравится. Эта крошка дает пищу для мужского ума. Красивые женщины вывешивают свою привлекательность, как выстиранное белье, и оно начинает хлопать на ветру, привлекая всеобщее внимание. Та же женщина, которая не выставляет все напоказ, которая носит свои достоинства, как шелковое нижнее белье на голом теле, и искушает мужчину добраться до них, — такая женщина всегда будет заставлять работать мужское воображение. Даже если у него не хватит денег на то, чтобы дать поработать не только своему воображению, но и телу. Уилл вздохнул.

— Что такое «греческий узел»? — понизив голос, спросил он. — Это то, как она собирает волосы?

— Безнадежно, — прошипел виконт, окутанный облаком дыма. — Видимо, они не так уж тебя и привлекают, эти твои вдовушки. Имей в виду, я считаю, что твоя Афродита с ястребиным профилем не слишком разборчива, если судить по тем, с кем она водится. — Он выставил подбородок, указывая на понтера чуть дальше за столом, красивого, с квадратной челюстью, который не стал рисковать на следующей сдаче, заполучив двадцать одно очко на первых двух картах.

Любопытство стало донимать Уилла, как жужжащая возле уха оса. Он отмахнулся от него. Он пришел сюда не для того, чтобы интересоваться слухами. Какое ему дело до того, кого та дама выбрала себе в покровители.

— Ястребиный профиль, говоришь? — Он откинулся на спинку и вытянул перед собой руки. — Постарайся быть корректным.

Хотя, по сути, это заведение не для корректных людей. Бутылки на столе. Мужчины дымят как паровозы, несмотря на присутствие дам. Хотя настоящий игорный ад выглядит гораздо хуже. Джиллрей, артиллерист, утверждал, что к четырем-пяти утра можно и в самом деле учуять запах отчаяния. От простофиль так и воняет, говорил он, исходит запах кислого пота, а вот от хорошо поработавшего человека пахнет по-другому. А почему бы нет? Считается, что у страха тоже есть запах — это можно было бы проверить на поле сражения, но там всегда мешанина из запахов. И никто никогда не замирал и не объявлял, что от него пахнет страхом, — так почему бы и отчаянию не иметь запах?

Он думает не о том. Банкомет — тучный тип с одышкой банкротился. Очередь сдавать карты перешла к его соседу. Уилл покрутил рукой, чтобы размять запястье. За дамским столом девица с волевым лицом взяла третью взятку подряд и спокойно сделала пометку на листке, лежавшем у ее правой руки.

Ястребиный профиль. И в самом деле. Он сложил руки за голову. В ее облике действительно есть нечто птичье: и в форме носа, и в ничего не выражающих глазах, и в светло-каштановых, как оперенье вьюрка, волосах. Эти птицы — холодные маленькие создания, несмотря на мягкие перышки и красивое пение. Стоит такой пташке взглянуть на тебя — и вот уже на завтрак она клюет твои мозги. Странных знаний набирается человек на войне…

Банкомет набрал девятнадцать, и Уилл разбогател на пятьдесят фунтов. Еще один крохотный шажок к вершине. Он сгреб свой выигрыш и подвинул карты к покровителю девицы с ястребиным профилем.

Тот на вид был примерно одного с ним возраста, лет двадцати пяти. Ему предстояло сдавать, и он буквально раздувался от важности. Даже поправил галстук, прежде чем взять в руки карты. С хорошо отрепетированным снисходительным выражением слегка наклонил голову, давая понять соседу справа, что слышит разглагольствования о своей любовнице.

— Вот что я скажу, Роанок, — тем временем говорил сосед. — Зря я спорил на то, что вы не станете долго держать ее подле себя. Она даже вполовину не так привлекательна, как та, с которой вы крутили прошлым летом. Уж больно та была хороша.